температура 37,4. Товарищ Жданов, уговорите товарища Сталина съездить
отдохнуть к морю. Так же нельзя! Он же всю войну без отдыха, а годы уже
не те. У него легкие стали совсем слабые.
- Ему работать можно? – беспокойно поинтересовался Жданов.
- Не желательно… Нельзя! Но он же не слушает!
Жданов прошёл в следующую комнату, Сталин полулежал на
подушках, в руках была книга. Весело поздоровался со Ждановым, и было
видно, что ему было скучно болеть и лежать одному.
- Товарищ Сталин, может, не будем о делах?
- Надо отвлечься делами. По-стариковски сплю мало, а лежать без
дела трудно – тяжелые мысли из головы не прогонишь.
- О смерти? – брякнул Жданов, сам не поняв, почему.
Сталин удивился.
- Почему о смерти? Разве мысли о смерти тяжелые? Смерть
естественна, от нее никуда не убежишь. Чего от мыслей о смерти переживать
и чего о ней вообще думать? Сколько отпущено, столько и проживешь.
Тяжело от мысли, что всю жизнь борюсь за коммунизм, и средства
огромной страны в моем распоряжении, и народ прекрасный, а как вести
народ к коммунизму, не вижу…
- Но Маркс ведь пишет…
Сталин раздраженно перебил.
- Да, что Маркс! До дыр его перечитал, а что сейчас делать, Маркс
сказал? Уж как не отбираем людей в партийный и государственный аппарат, на словах все коммунисты святее Ленина, а копнешь – половина мелкие
300
стяжатели, половина строит коммунизм для себя лично и немедленно. Ты
посмотри на наших генералов и маршалов, посмотри как они в Германии
наворовались. Глупо, тупо, алчно! И у кого украли? У вдов советских солдат, погибших под их командованием. Мне стыдно, а им нет! Что Маркс об этом
написал? Что делать? Нет теории…
- Контролировать! – предложил Жданов, понимая, что сказал
банальность.
- Так-то оно так… Но сколько на кнуте можно продержаться и как
кнутом в коммунизм гнать?
Добиваешься от аппарата самостоятельности, а он ее только во
вред государству использует… А вот вопросы, которые обязаны сам решать, мне несут для решения. Чтобы самим не работать!
- Отбор надо тщательнее вести.
- Отбор должен народ вести, ему виднее, нежели нам. Но для этого
надо народу власть дать. А как народу ее дать? В 1937 году пробовал, ЦК не
позволил. Нет, Андрей, надо создавать новую теорию. Мы не можем пока
отказаться от марксизма – без него мы пока ничто. Но и с одним марксизмом
мы дальше никуда не продвинемся. Без теории нам смерть!
Ладно, давай твои бумаги…
31 мая 1946 года,
«Ближняя» дача,
вторая половина дня.
Сталин вышел из дачи и спустился с крыльца, провожая
Рокоссовского, автомашина которого подъехала поближе. И уже при
прощальном рукопожатии Сталин, что-то вспомнил и задержал маршала.
- Товарищ Рокоссовский, подождите пару минут.
Быстро ушёл за угол дачи, на ходу подхватив с завалинки секатор.
Через несколько минут вернулся с букетом крупных роз и вручил их
Рокоссовскому.
- Это вам, Константин Константинович!
Рокоссовский был удивлен и смущен.
- Спасибо, товарищ Сталин!
Сталин сам смутился от своего порыва и попытался найти ему
оправдание.
- Раз уж я их выращиваю, то надо их и дарить.
Рокоссовский уехал, а Сталин немного постоял перед крыльцом, а
потом сказал стоящим рядом телохранителю: «Схожу к Калинину». Тот
быстро скрылся в дверях и тут же появился с фуражкой Сталина и вторым
телохранителем. Подал фуражку Сталину и быстро пошёл вперёд к выходу
из дачи.
Прошли метров 200 по обсаженной соснами дорожке, зашли
внутрь дачи Калинина.
301
Подошедший врач сообщил Сталину: «Очень плох, но сейчас в
сознании». Сталин вместе с врачом вошёл в комнату больного, сел у кровати, положил свою руку на руку Калинина и кивнул врачу, чтобы тот ушел.
Калинин слепо взглянул на Сталина.
- Кто тут?
- Это я, Михаил Иванович.
- Я тебя ждал… ты один?
- Мы в комнате одни.
- Грех на душе, надо исповедаться.
- Ну, какие у тебя могут быть грехи? – поморщился Сталин.
- Я знаю, вы молча считали, что я связан с троцкистами, а я –
гордый, я никогда не оправдывался…
- О чём ты, Михаил Иванович, зачем об этом вспоминать?
- Надо, - уверенно прошептал Калинин. - Мне Бухарин предложил
выступить против тебя, я его послал, но никому об этом не сказал - не мог: Бухарин мне доверился, а я не мог его выдать…
- Да бог с ним, с этим Бухариным!
- Если у тебя есть камень на душе против меня – не держи!
- Нет у меня камня против тебя, - с болью ответил Сталин. – И не
было! Может, попросишь что-нибудь? – спросил он после нависшего
молчания.
- Попрошу… Писулек у меня накопилось очень много, если
захотите издать, то назначьте разобрать мои писульки Свечникову Наталью
Дмитриевну, она к моему архиву ближе, чем кто-либо из семьи. И еще… У
сестры моей два маленьких иждивенца, ей их трудно прокормить на
трудовую пенсию, я помогал со своих… Поэтому прошу дать ей
персональную пенсию и прибавить одну комнату, ибо в одной комнате с
ребятами слишком ей будет жить трудно… Все… все просьбы…
По щеке Сталина побежала слеза.
- Все сделаем.
- Боли сильные… Скажи лекарю, пусть уколет…
Калинин потерял сознание, Сталин кликнул врача и вышел.
4 июня 1946 года,
кабинет Сталина,
вторая половина дня
Когда Берия и Курчатов вошли в кабинет, Сталин, как обычно, работал с документами, вот и сейчас он, пока Берия и Курчатов
подсаживались к его столу, нанес на очередной документ резолюцию и
отложил его стопку отработанных.
- Слушаю вас, - сообщил Сталин спокойным голосом, но было
видно, что у него и так много работы.
Берия жестом предложил Курчатову начать и тот начал
нерешительно.
302
- Понимаете, товарищ Сталин, для производства фильтров для
диффузионного разделения изотопов нужны каркасы, а эти каркасы прядутся
из очень тонкой никелевой проволоки, а чтобы получить эту проволоку, нужны фильеры. Фильер – это такая матрица с отверстием, через которое
протягивается проволока…
- Я знаю, что такое фильеры, что вам нужно?
- Лучшие фильеры можно изготовить только из алмазов…
- Сколько алмазов вам необходимо?
Курчатов подал лист бумаги, Сталин взглянул и вскинул брови.
- М-да! Такое количество алмазов действительно необходимо?
- Конечно, - тут уже ответил Берия, - а Вознесенский и слушать не
стал.
Сталин положил листок на стол и накрыл ладонью.
- Это не ваш вопрос – это мой вопрос. Алмазы у вас будут.
-. Спасибо, товарищ Сталин! – радостно поблагодарил Курчатов.
- За что? – удивился Сталин, встал, и, прощаясь, подал руку
Курчатову. - Товарищ Берия, на минуту задержитесь.
Курчатов вышел
- У тебя по-прежнему не выстраиваются отношения с
Вознесенским? – спросил Сталин.
- Очень тяжело с ним работать. Хам, к нему даже министры боятся
заходить, а работники его аппарата толпами просятся на работу ко мне.
- Самый грамотный мой заместитель, академик…, - усмехнулся
Сталин.
- Который докторскую диссертацию защитил в 1943 году, во время
войны. Иных забот у него не было, - не удержался Берия.
Сталин покачал головой.
- Лаврентий, ты слишком требователен. На самом деле
руководителю, в том числе и мне, приходится работать не с теми
подчиненными, о ком мечтаешь, а с теми, кто есть.
- Да это я понимаю, сам так работаю.
- Что наша разведка получила о конструкции атомной бомбы? –
спросил Сталин то, зачем оставил Берию.
- Детальные эскизы конструкции и особенности производства и
урановой, и плутониевой бомб, данные о конструкции системы
фокусирующих взрывных линз и размерах критической массы урана и
плутония для взрыва ядерного устройства. Получили данные о принципе
имплозии — сфокусированном взрыве вовнутрь, соединяющем уран или
плутоний в критическую массу. Получили данные о плутонии-239, о
детонаторном устройстве, о времени и последовательности операций по
производству и сборке бомбы, и о способе приведения в действие
содержащегося в ней инициатора. Был бы уран-235 или плутоний и можно
собственно бомбу делать.
- Кого поставил главным конструктором атомной бомбы?
303
- Харитона.
Чего морщишься? – усмехнулся Сталин.
- Выбирать было не из кого, и этот все из тех же пресловутых
теоретиков.
- Ну, ты не прав, теории в любом деле необходимы.
- Лучшие и самые точные теории создают только практики, поскольку они понимают, о чем теоретизируют.
- А этот Харитон не понимает? – удивился Сталин.
- Вот пример. Получать плутоний можно либо в реакторе с
замедлением нейтронов графитом, либо в реакторе с замедлением их тяжелой
водой. Так вот, у нас именно Харитон создал «выдающуюся теорию», сделал