Мак-Кормак стиснул кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Боль сейчас была другом.
«Я не должен, — вспомнил он. — Если я буду терзаться тем, что сейчас для меня недоступно, я сам исполни за Снелунда его работу… Что я еще могу сделать?»
«Сопротивляться. До конца».
Уже не впервые он вспоминал существо, с которым ему когда-то довелось встретиться, — воденита, огромного, чешуйчатого, хвостатого, четырехногого, с мордой ящера, но дружественно настроенного и более мудрого, чем остальные, ему подобные.
— Вы, люди, — странные существа, — гудел он глубоким голосом. — Вместе вы можете показывать примеры храбрости, граничащей с безумием. Но когда поблизости. нет никого, кто может заранее объяснить вашим людям, как им предстоит умирать, воодушевление быстро покидает их и сменяется полным упадком духа.
— Дело, я полагаю, в наследственных инстинктах, — ответил ему Мак-Кормак. — Наша раса начинала как животные, охотившиеся стаей.
— Тренировка может побороть инстинкт, — возразил дракон. — Разве разумное создание не может заниматься самотренировкой?
Мак-Кормак грустно покачал головой.
«Что ж, я это проклятое наставление заполучил. Может быть, однажды кто-нибудь — Катрин или дети, подаренные мне Рамоной, или какой-нибудь мальчик, которого я никогда не знал, — сумеет полностью преодолеть всю эту волокиту».
Он лег на скамью — единственную мебель в комнате, если не считать раковины и санитарного узла, и закрыл глаза.
«Попытаюсь до обеда мысленно поиграть в шахматы за двух человек. Дайте мне достаточно времени, и я в совершенстве овладею техникой. Перед самой едой я еще раз займусь гимнастикой. Эта кашица в мягком сосуде ничего не потеряет от того, что остынет… Возможно, позже я смогу уснуть».
Он не снял своей импровизированной завесы. Клерк в тюремной канцелярии зарегистрировал человека мужского пола, высокого, стройного, более живого, чем это представлялось из-за его обычной немногословности. Мало что выдавало в нем его пять десятков стандартных лет. Лишь проседь в черных волосах да продольные морщины на длинном худом лице… Он никогда не прятал лица от непогоды, никогда не менял своих черт. Кожа его всегда оставалась темной и жесткой. Выступающий треугольник носа, прямой рот, выдающийся вперед подбородок являли собой нечто вроде вызова черепу долихоцефала. Когда он широко раскрывал глаза под нависшими бровями, они походили на кусочки льда. Когда он говорил, голос его звучал твердо, и за десятилетия службы на границах Империи, пока он не вернулся в свой родной сектор, он утратил акцент Аэнеаса.
Он лежал, и воображение его с такой силой было сконцентрировано на образе противников-шахматистов, что он не обратил внимания на первый взрыв. Лишь когда снова послышался звук — «крап!» — и стены дрогнули, до его сознания дошло, что это уже второй.
«Что за чертовщина?» — вскочил он на ноги.
Звук третьего взрыва был низким, и металл ответил ему гулом.
«Тяжелая артиллерия, — подумал он. Пот выступил на его лице, а сердце застучало быстрее. — Что случилось?»
Он бросил взгляд в иллюминатор. Ллинатавр был все таким же безмятежным и равнодушным.
У дверей послышался нарастающий шум. Пятно возле молекулярного замка сделалось красным, потом белым. Кто-то разрезал дверь с помощью бластера. Слуха Мак-Кормака достигли голоса. Слова различить было невозможно, но они явно были сердитыми и взволнованными. Выпущенная кем-то пуля прожужжала по коридору, ударилась в стену и исчезла в неизвестном направлении.
Дверь не была особенно толстой, лишь достаточно плотной для того, чтобы скрыть за собой человека. Она поддалась, и часть ее потекла вниз, собираясь на полу в фантастической формы ручей лавы. Пламя бластера ворвалось в дыру, еще больше ее увеличивая. Мак-Кормак отпрянул, ослепленный его блеском. Запах озона ударил ему в ноздри. На мгновение в голове его мелькнула мысль: «Зачем столь лихо обращаться с оружием?»
Бластер перестал изрыгать пламя. Дверь широко распахнулась. В комнату вихрем ворвалась дюжина мужчин. На большинстве из них были синие морские мундиры. Двое казались роботами в боевой броне. Они тащили за собой огромную энергопушку Хольберта, поставленную на полозья. Один был не гуманоидом — доннарианский антропоид, превосходящий размерами даже облаченных в броню людей. На его теле, лишенном какой бы то ни было одежды, висел целый арсенал оружия, но он оставил его зачехленным, отдав предпочтение боевому топору. Лезвие того было окрашено красным. На обезьяноподобном лице существа сияла широкая улыбка.
— Адмирал! Сэр! — юношу, который кинулся к нему с распростертыми объятиями, Мак-Кормак не узнал. — С вами все в порядке?
— Да. Да. Что… — Мак-Кормак от изумления поперхнулся словами. — Что все это значит?
Молодой человек отдал честь.
— Лейтенант Насруддин Хамид, сэр, командую операцией по вашему освобождению по приказу капитана Олифанта.
— Вы пошли на нарушение устава? — Мак-Кормаку казалось, будто за него говорит кто-то другой.
— Сэр, вас хотят убить. Капитану Олифанту это известно наверняка! — У Хамида был совершенно безумный вид. — Нам нужно торопиться, сэр. Мы прорвались без потерь. Человек, который стоял на часах, знал об операции. Ему удалось договориться с половиной охраны. Он уйдет с нами. Некоторые отказались повиноваться и сопротивлялись. Должно быть, люди Снелунда. Мы прорвались сквозь их ряды и взяли над ними верх, но некоторые бежали. Они пошлют сообщение, как только наш корабль уйдет в пространство.
Происходящее все еще казалось Мак-Кормаку нереальным. Не сон ли это? Полностью ли он владеет своим рассудком.
— Губернатор Снелунд уполномочен Его Величеством, — услышал он свой голос. — Истинное место для разрешения спорных вопросов — это зал суда.
Вперед выступил другой человек. Его речь не утратила аэнеасского акцента.
— Пожалуйста, сэр, — он едва не плакал. — Мы не можем без вас обойтись. С каждым днем все больше местных восстаний на разных планетах, на наших тоже, в Бореа и на Железной Земле. Снелунд пытается уговорить Флот помочь своим войскам подавить беспорядки… гнусными… методами… водородными бомбами. Если не помогают пожары — стрельба и тюрьмы.
— Гражданская война, — прошептал Мак-Кормак, — и это в то время, когда варвары у границ…
Его взгляд метнулся в сторону Ллинатавра.
— Что с моей женой?
— Я не знаю… не знаю… ничего насчет нее… — промямлил Хамид.
Мак-Кормак посмотрел ему прямо в лицо. Гнев овладел им. Он схватил лейтенанта за лацканы кителя.
— Это ложь! — закричал он. — Вы не можете не знать. Олифант не послал бы людей в рейд, не проинструктировав их до последней детали. Что с Катрин?
— Сэр, в эфире помехи. Мы располагаем лишь одним наблюдательным судном. Вражеский корабль на сторожевой заставе мог…
Мак-Кормак так встряхнул Хамида, что у того лязгнули зубы, и сразу же отпустил его. Все увидели, как лицо адмирала вдруг застыло.
— То, что Снелунду понадобилась Катрин, было частью продуманного плана, — сказал он каким-то безжизненным голосом. — Двор губернатора любит разводить сплетни, а то, что известно там, скоро становится известно всему Катаврайанису. Она все еще при дворе, не так ли?
Все старались смотреть куда угодно, только не в лицо Мак-Кормаку.
— Я что-то слышал об этом, — пробормотал Хамид. — Видите ли, прежде чем совершить нападение, мы остановились на одном астероиде, сделав вид, будто это обычный отдых, и вели разговоры со всеми, кто нам подворачивался. Один из таких людей оказался торговцем, накануне приехавшим из города. Он сказал… он передал, что толкуют о вас, сэр, и вашей леди… ну… насчет того, что вы «задержаны для расследования», а вот она и губернатор…
Он умолк.
Мак-Кормак похлопал молодого человека по плечу:
— Не нужно продолжать, сынок, — сказал он уже не таким безжизненным голосом. — Пойдемте-ка на корабль.
— Мы не мятежники, сэр, — умоляюще проговорил Хамид. — Вы нужны нам, чтобы обуздать этого монстра… пока мы не сможем донести правду до Императора.
— Нет, случившееся нельзя счесть мятежом, — ответил Мак-Кормак. — Это восстание, — он возвысил голос. — Вперед! На корабль!
2
Метрополия. Обладающий собственными правами, Адмиралтейский Центр возвышался над той частью Скалистых гор Северной Америки, которая похоже была «делом рук титанов древней мифологии, снова решивших взгромоздить Пелион на Оссу, чтобы взобраться на Олимп».
— И однажды, — заметил Доминик Флэндри молодой женщине, которой показывал окрестности, и высказал данное сравнение, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, — боги придут в такое же раздражение, в какое уже когда-то пришли… будем лишь надеяться, что последствия этого окажутся менее плачевными.
— Что вы имеете в виду? — спросила она.
Поскольку он менее всего собирался ее просвещать, а просто хотел заняться любовью, то подкрутил усы и сладким голосом промолвил:
— Я имею в виду, что вы слишком очаровательны для того, чтобы я мог спокойно демонстрировать перед вами достоинства своего мужского ума. Ну а теперь, поскольку вы хотели видеть этот хитроумный ящик, — сюда, пожалуйста.
Он не сказал знакомой, что этот трехмерный звездный проектор предназначался, главным образом, для показа визитерам. Даже самое незначительное астрономическое расстояние слишком велико, чтобы любая из показываемых этим прибором красочных карт имела большую ценность. Настоящая информация хранилась в ячейках памяти скромных компьютеров, которые были надежно скрыты от взоров праздной публики…
Когда кар въехал сегодня на территорию Центра, Флэндри вспомнил этот небольшой эпизод, завершившийся в свое время весьма приятным финалом, вызвавший у него определенные ассоциации.
Вокруг него уходили вверх многоцветные стены, такие высокие, что панели на нижних уровнях должны были светиться постоянно. Подъемники, подобно клубку спутанных лиан, громоздились меж ними, уходя к облакам и солнечному свету. Воздушное движение, наполнявшее небо жужжанием и блеском, было настолько насыщенным и сложным, что его мог контролировать только электронный мозг. Внизу движение было не менее интенсивным, транспорт, снуя вверх и вниз, заполнял башни, глубины тоннелей и камеры под тоннелями. Все эти машины и автобусы, воздушные и наземные, создавали