шум не более громкий, чем легкое шуршание эскалаторов, но все же он перекрывал звук голоса или стук шагов. И все равно Адмиралтейский Центр жил в постоянном облаке звуков, среди круглосуточного жужжания, похожего на то, что издает пчела, летающая над цветущими растениями, — рабочее жужжание.
Ибо здесь был узел Имперской Силы, и Земля правила отсюда сферой неправильной формы в четыреста световых лет в поперечнике, содержащей приблизительно четыре миллиона солнц, из которых сто тысяч тем или иным образом платили ей дань.
«На первый взгляд все это внушает чувство гордости. Но если посмотреть глубже…»
Флэндри очнулся от раздумий. Его кар скользил в направлении штаб-квартиры Разведкорпуса. Он в последний раз затянулся сигаретой, притушил ее о диспозер и одернул мундир. Он предпочитал более франтоватый его вариант с таким числом элегантных отклонений от нормы, какое только позволялось весьма снисходительными правилами — и даже несколько большим. Тем не менее, когда твой отпуск прерван всего лишь через несколько дней после возвращения домой и тебе приказано явиться с отчетом к самому адмиралу Кераскову, лучше предстать перед его взором в строгом белом кителе и брюках, причем последние должны быть заправлены в ботинки, с ремнем вместо шарфа на талии, в просторном сером плаще и фуражке, сидящей так, чтобы значок с изображением солнца находился точно над серединой лба.
«Рубище было бы сейчас куда более уместным, — подумал Флэндри. — Три — подумать только! — три прелестные девушки жаждут отпраздновать неделю моего рождения, которая началась бы завтра в гостинице «Эверест» с меню, на составление которого я потратил два часа; и мы бы целый день доказывали друг другу, что четверть столетия не такая уж страшная цифра, какой кажется. И теперь — вот это!»
Сквозь путаницу проводов Флэндри был поднят на уровень гаражного крыла. Гравзы выключились. Он вручил свою карточку дневальному, который внимательно изучил ее и запер за ним дверь. Охранник у входа проверил идентичность его личности и подлинность вызова с помощью другой машины и позволил ему войти. Доминик пересек несколько коридоров, пока не достиг нужного ему. Он быстро поднимался по лестнице, проигнорировав эскалатор.
Толпа двигалась мимо него и растекалась по кабинетам. Она состояла из служащих всех чинов от младших техников до адмиралов, от которых зависела безопасность тысячи миров, и из ученых, которым с трудом удавалось держать империю на страже Вселенной, полной смертоносных сюрпризов. Вне всякого сомнения, все они были гуманоидами. Формы, цвета, слова, запахи, осязательные ощущения неслись мимо Флэндри бесконечной и непонятной каруселью.
«Толкотня, суета, поспешность, стремительность, беготня, беготня, беготня, — угрюмо подумал он. — Работа, ибо ночь грядет — Долгая Ночь, когда Империя падет и погребет людей под своими руинами. Ибо как мы можем вечно оставаться хозяевами нашей, пусть даже незначительной россыпи звезд на краю Галактики, такой большой, что нам никогда не удастся узнать и десятой ее доли? Возможно, нам никогда не удастся узнать больше того завитка спирали, который нам уже известен. Да ведь мы ни разу не посетили и половины солнц, а это — всего лишь микроскопический кусочек пространства, на которое претендуем!
Наши предки изучили гораздо больше, чем мы. Когда ад вырвался на свободу, а их цивилизация готова была разлететься на куски, они залатали ее Империей. Зато мы потеряли настоящую свободу. Слишком легко она нам давалась в течение слишком долгого времени. А теперь на наших флангах мерсеяне и бетельгейзийцы — дикие расы повсюду, они давят на нас извне… Впрочем, почему я, собственно, должен беспокоиться? Когда-то карьера во Флоте казалась мне вершиной славы. Потом я увидел ее оборотную сторону. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы занимался любым другим делом».
Его остановила какая-то женщина. Должно быть, она случайно оказалась здесь, по какому-то личному делу, потому что гражданские служащие не имели права появляться тут в подобных радужных одеждах. Она же словно была создана для такого наряда.
— Прошу прощения, — произнесла она. — Не могли бы вы мне сказать, как найти кабинет капитана Яна Ли? Боюсь, что я заблудилась.
Флэндри поклонился.
— Конечно, моя госпожа, — он отчитывался в этом кабинете после прибытия на Землю и теперь дал ей подробные ориентиры. — Передайте ему, пожалуйста, что лейтенант-коммандер Флэндри утверждает, что он — капитан-счастливчик.
Она взметнула ресницы.
— О, сэр! — дыхание ее сделалось более частым, в глазах блеснули искорки. — Я заметила, что вы из Разведки. Вот почему я спросила. Должно быть, это восхитительно! Я была бы счастлива…
Флэндри просиял.
— Ну поскольку мы оба знаем Яна Ли…
Они познакомились и обменялись адресами. Она ушла, покачивая бедрами. Флэндри продолжил свой путь. Настроение его сразу поднялось.
«В конце концов, новая работа может оказаться — не бей лежачего, — он дошел до своего любимого места. — Вот здесь я сяду в лифт».
Переступив через порог, он расслабился, ожидая, когда его поднимет антигравитационное поле.
Вернее, он попытался расслабиться, но полностью ему это не удалось. Вне зависимости от перспектив знакомства с привлекательной женщиной, новоиспеченный лейтком, вызванный для личного разговора с шефом операции, неизбежно обнаружит ком в горле и вспотевшие ладони.
Он приложил ладонь к нужному углублению, поднялся на девяносто седьмой уровень и прошел по коридору. Здесь было тихо. Редкие негромкие голоса и случайное жужжание машины лишь подчеркивали глубину молчания, заключенного в этих суровых стенах. Все, кого ему пришлось здесь встретить, были выше его чином, взгляд каждого был невидящим, а мысли блуждали среди далеких солнц. Дойдя до отдела Кераскова, он обнаружил вместо секретаря не что иное, как сканер, с микрофоном, встроенным в компьютер, невысокая ступень которого не позволяла назвать его мозгом. Больший и не был нужен — основная фильтровка производилась на низших стадиях. Флэндри потоптался перед дверью не более пяти минут, прежде чем ему было велено войти.
Он очутился в большой комнате с высоким потолком и толстым ковром на полу. В одном углу стоял инфотивер и видеофон для внешней связи, в другом — небольшое холодильное устройство. Кроме того, здесь было три-четыре картины и множество полок для мемо-отчетов о прежних победах. Дальняя стена одновременно служила и экраном: в данный момент на ней находилось изображение Юпитера, каким он бывает виден с приближающегося корабля, и изображение это было настолько реальным, что у Доминика перехватило дыхание. Он остановился на положенном расстоянии и так лихо отдал честь, что едва не вывихнул себе руку.
— Лейтенант-коммандер Доминик Флэндри прибыл в ваше распоряжение, сэр!
На человеке, поднявшемся из-за письменного стола, была обычная форма. Из многих наград, которые наверняка имелись у него, ни одна не украшала его грудь. Исключение составлял лишь скромный рыцарский знак, заработать который было сложнее, чем дворянскую грамоту. Блеск этого знака затмил для Флэндри свечение окольцованной планеты. Человек был низким и плотным, чем-то похожим на мопса, с усталым лицом и взлохмаченными седыми волосами. Его ответное приветствие было почти небрежным, но сердце Флэндри забилось чаще.
— Как раз вовремя, — сказал вице-адмирал Илья Керасков. — Садитесь. Курите? — он указал на коробку с сигарами.
— Благодарю вас, сэр, — Флэндри собрал всю свою отвагу. Он выбрал сигару и заставил себя раскурить ее в то время как кресло, на котором он сидел, приспосабливалось к его мускулам и ненавязчиво побуждало их расслабиться.
— Адмирал очень любезен. Я и не знал, что существует сорт сигар лучший, чем «Корона Австралии». — На самом деле он знал несколько отличных сортов, но и этот был неплох. Дым защипал язык изысканным привкусом и изящными кольцами через ноздри устремился к потолку.
— Кофе, прошу, — предложил шеф почти миллиона агентов, рассеянных по Империи и за ее пределами. — Можно чаю, джайне.
— Нет, благодарю вас, сэр.
Керасков изучал его ненавязчиво и учтиво; взгляд его походил на рентгеновские лучи.
— Мне очень неприятно прерывать подобным образом ваш отпуск, лейтенант-коммандер, — сказал адмирал. — Вы, должно быть, ожидали его с таким нетерпением. Я вижу, у вас новое лицо.
Они никогда раньше не встречались. Флэндри заставил себя улыбнуться.
— Да, сэр. То, что дали мне мои родители, казалось слишком невыразительным. А поскольку я направлялся на Землю, где биолепка почти такое же привычное явление, как косметика… — он пожал плечами.
Взгляд его собеседника все еще оставался испытывающим, адмирал внимательно рассматривал почти двухметровое тело атлета, широкое в плечах и узкое в бедрах. Судя по белым рукам с тонкими длинными пальцами, можно было догадаться, что владелец их питал отвращение к тем многочисленным упражнениям, которые были необходимы для поддержания подобной мускулатуры. Прямой нос, высокие скулы и подбородок с ямочкой явно были вновь приобретенными, но подвижный рот и глаза, переменчиво-серые под слегка изогнутыми бровями, — собственными. Говоря, он едва заметно растягивал слова.
— Вне всякого сомнения, вы удивляетесь, почему из всего списка выбрали именно вас, — сказал Керасков, — и почему вам велено было явиться прямо сюда, а не к вашему непосредственному начальнику или капитану Яну Ли.
— Да, сэр. Я не считал себя достойным вашего внимания.
— Да и не жаждали его удостоиться, — улыбка Кераскова была не очень веселой. — Однако вы его удостоились. — Он откинулся на спинку кресла, скрестил короткие ноги и зашевелил короткими волосатыми пальцами. — Я отвечу на все ваши вопросы… Прежде всего, почему именно вы — офицер, подобный тысячам других? Вы сами можете догадаться об этом, Флэндри, если еще не догадались. Подозреваю, ваше тщеславие уже сообщило вам, что для определенного эшелона Сил вы не являетесь «ординарным». Вы, в вашем возрасте, не достигли бы того звания, которое носите сейчас, если б