енной вечным эхом, позволил бы подобные вещи, если бы узнал о них.
«На самом-то деле, — подумал Флэндри, — Джосипу на все это наплевать. Может быть, он просит показывать ему пленки об экзекуциях, просматривает их и хихикает».
Ветер снова изменил направление, и Флэндри возблагодарил его за то, что он унес прочь запах гниения.
— Мы платили, — сказал Ч’касса. — Это было нелегко, но мы слишком хорошо помним варваров. Потом, в этот сезон, нам предъявили новые требования. Мы, имеющие пороховые ружья, обязаны были поставлять мужчин, а те должны отправляться в земли, подобные Яндувру, где у людей нет огнестрельного оружия. Там их заставляют ловить аборигенов для рынка рабов. Я не понимаю; хотя часто спрашиваю, об этом, зачем Империи с ее множеством машин нужны рабы?
«Личная служба, — подумал Флэндри, — например, у тех, кто держит женщин. Мы используем рабство как род наказания за уголовные преступления. Но большого значения оно не имеет. Процент рабов в Империи невелик. Варвары же готовы хорошо платить за умелые руки. И сделки с ними не попадают в имперские отчеты с тем, чтобы компьютеры официальных органов могли проверить эти данные».
— Продолжайте, — сказал он.
— Совет Клана Городов Атта долго дискутировал, — сказал Ч’касса. — Мы были напуганы. И все же идти на подобное мы не хотели. В конце концов мы решили найти повод для какой-нибудь отсрочки, чтобы тем временем наши посланцы отправились в другие земли, на Искойн. Как хорошо известно моему господину, там находится имперская база. Посланцы должны были явиться к коменданту, чтобы тот договорился за нас с резидентом.
Флэндри услышал, как за его спиной кто-то пробормотал:
— Ну и дела! Он что, хочет сказать, что они не подчинились декрету?
— Ну-ну, сэр, потише, — проворчал сосед первого. — Они не стали бы совершать подобной глупости. Это сделали наемники. И задрай-ка свои люки, пока тебя старик не услышал.
«Это про меня? — подумал Флэндри в глубоком изумлении. — Я — Старик?»
— Я думаю, что наши посланцы были схвачены, а их показания силой выжаты из них, — вздохнул Ч’касса. — Как бы там ни было, они так и не вернулись. Зато прибыли войска. Они согнали всех нас вместе. Сотню отобрали и распяли на крестах. Остальных заставили стоять и смотреть, пока все не умерли… Это заняло три дня и три ночи. Среди них была одна из моих дочерей, — он указал дрожащей рукой. — Возможно, мой господин сможет ее разглядеть. Вон то маленькое тело, одиннадцатое слева от вас. Оно почернело и распухло, и большая часть его исчезла, но я все еще вижу, как она прыгает и смеется, когда я возвращаюсь с работы. Она звала меня, просила помочь. Криков было много, но я различал ее голос. А как только я пытался к ней подбежать, меня останавливал шоковый луч. Разве мог я когда-нибудь подумать, что буду счастлив, увидев, что она умерла. Нам велено было оставить тела как есть под угрозой бомбежки. Чтобы проверить, послушались ли мы, над нами время от времени летает аэрокрафт.
Он опустился на шелестящую серебряную траву, уткнулся лицом в колени, а хвост закинул за шею. Ногти его царапали землю.
— После этого, — сказал он, — мы пошли в рабство.
Флэндри некоторое время стоял молча. Он был в ярости от того, что могущественные шалмуане учинили с более слабыми. Налетев на караван закованных в цепи пленников, он арестовал предводителя и потребовал объяснения. Ч’касса предложил посетить его родную землю.
— Где жители вашей деревни? — спросил наконец Флэндри, ибо дома стояли пустыми и молчаливыми, и дым не вился над их трубами.
— Они не смогли жить здесь, рядом с этими мертвецами, — ответил Ч’касса. — Они разбили лагерь в другом месте и лишь иногда сюда приходят. А увидев ваш корабль, мой господин, они, без сомнения, убежали, потому что не знают, что у вас на уме, — он поднял голову. — Вы видели. Можно ли нас винить? Верните меня к моим людям. Я не смогу справиться со своими налогами, если буду отсутствовать, когда караван достигнет летного поля.
— Да, — Флэндри повернул прочь. — Идемте, — плащ развевался за его спиной.
Еще один тихий голос сзади:
— Я никогда не придавал значения той чепухе, которой нас потчуют братья по мирозданию, ты же знаешь, Сэм. Но когда наши подданные боятся нашего же судна…
— Тише! — велел Флэндри.
Шлюпка с шумом поднялась в воздух и помчалась через континент и океан. Все молчали. Когда нос ее нацелился на джунгли, Ч’касса сказал несмело:
— Возможно, вы вступитесь за нас, мой господин.
— Я сделаю все, что смогу, — ответил Флэндри.
— Когда Император услышит, он не рассердится на нас из-за Союза Городов. Мы шли неохотно. Мы страдали от лихорадки и умирали от отравленных стрел народа Яндувра.
«И разрушили то, что было весьма обещающей культурой», — подумал Флэндри.
— Если нам суждено понести наказание за то, что мы сделали, пусть оно падет на меня одного, — попросил Ч’касса. — Все это не имеет для меня большого значения после того, как я видел смерть моей малышки.
— Будьте терпеливыми, — сказал Флэндри. — У Императора много тех, кто нуждается в его помощи. Придет и ваш черед.
Инерционная система навигации могла указать положение каравана только на момент обнаружения, но прошло всего пару часов, как Флэндри нашел его, пробирающегося через болото в тех местах, где засада была менее вероятной, чем среди деревьев. Он подумал: «Лучше посадить шлюпку километром дальше». Так он и сделал, открыв воздушный замок.
— Прощай, мой господин, — шалмуанин опустился на колени, обвил своим хвостом лодыжки Флэндри, прополз немного вперед, потом пошел. Его тонкая зеленая фигурка замаячила в направлении каравана.
— Возвращаемся на корабль, — приказал Флэндри.
— Разве капитан не желает нанести визит вежливости резиденту? — с сарказмом спросил пилот. Он только недавно окончил Академию, и лицо его еще хранило болезненный оттенок.
— На борт, гражданин Виллинг, — повторил Флэндри. — Вам известно, что наша миссия заключается в сборе информации, и у нас мало времени. Мы не известили никого, кроме Флота, что будем в Звездном Порту или Новой Индре, не так ли?
Руки мичмана затанцевали над приборами. Шлюпка взвилась на дыбы с такой яростью, что всем пришлось бы плохо, если бы не акселерационные компенсаторы.
— Извините меня, сэр, — процедил Виллинг сквозь зубы. — Вопрос, если позволите, капитан. Разве мы не были свидетелями абсолютно незаконных действий? Я имею в виду что, хотя те две планеты и переживают тяжелые времена, их положение не может сравниться с положением этой. Потому что у шалмуан, как мне кажется, нет возможности пожаловаться на их положение. Разве отчет о том, что мы видим, не является нашим долгом?
От волнения пилот вспотел, пот заблестел на лбу и пятнами выступил на форме под мышками. Нос Флэндри уловил кислый запах. Оглянувшись, он увидел, что четверо остальных подались вперед, силясь услышать слова, заглушаемые шумом мотора и свистом сжатого воздуха.
«Нужно ли мне отвечать? — спросил себя Доминик, лихорадочно соображая. — А если да, что я могу сказать такого, что не повлияло бы на дисциплину? Я слишком молод для того, чтобы быть Стариком».
Выигрывая время, он принялся раскуривать сигарету. На видеоэкране возникло изображение звезд: шлюпка выходила в космос. Виллинг обменялся сигналами с кораблем, переключил приборы на стыковку с ним, обернулся и посмотрел на капитана.
Флэндри выпустил клуб дыма и осторожно сказал:
— Вам достаточно часто говорили, что мы должны, во-первых, собрать факты, а, во-вторых, прибыть в распоряжение командующего на альфа Креста, если нам удастся обойти низших должностных лиц. Все, о чем мы узнали, будет подробнейшим образом отражено в рапорте. Если кто-то желает подать дополнительный рапорт, собрать дополнительный материал или сделать дополнительные комментарии — это его право. Тем не менее, должен предупредить вас, что не следует заходить слишком далеко. И вовсе не потому, что непроверенные факты могут быть положены под сукно (хотя, должен признать, именно так часто и бывает). Они должны представлять собой ошеломляющий перечень данных.
Он сделал рукой широкий жест.
— Сотня тысяч планет… немногим более или менее того, джентльмены, — сказал он. — Каждая — со своими миллионами или миллиардами населения, со своими сложностями и тайнами, своей географией и цивилизацией, своим прошлым, настоящим и весьма противоречивыми взглядами на будущее, — словом, каждая со своей собственной, неповторимой связью с Империей. Мы не можем всех контролировать, не так ли? Мы не можем даже надеяться на то, что поймем их. Самое большее, на что мы способны — это поддержание мира. Самое большее, джентльмены. Ибо то, что кажется верным в одном месте, может быть неверным в другом. Одни особи могут быть по своей природе воинственными и склонными к анархии, другие — миролюбивыми и похожими на муравьев, третьи — миролюбивыми и склонными к анархии, четвертые — сборищем агрессивных, обожающих милитаризм пчел. Я знаю планету, на которой убийство и каннибализм необходимы для поддержания выживания расы (высокий фон радиации, видите ли, является причиной высокой скорости мутации и связанной с ней хронической нехваткой пищи). Неподходящий должен быть съеден. Мне известны общества в высшей степени разумных гермафродитов, педерастов, с более чем двумя полами, и несколько таких групп индивидуумов, что регулярно меняют пол. Все они смотрят на наш способ воспроизведения потомства, как на нечто непристойное. Я мог бы продолжать еще очень долго. Не говоря уже о различиях, вызываемых разными культурами. Подумайте хотя бы о земной истории. А потом, бесчисленное количество индивидуумов и интересов; огромные расстояния; время, нужное на то, чтобы послать сообщение через все эти расстояния… Это вне человеческих возможностей. А если бы даже мы могли устранить это препятствие, то координирование такого количества данных все равно бы оста