— Что за дело ко мне, что не могло подождать до утра? — спросил Гатон после необходимых формальностей.
Речь его была вежливой, но не подобострастной, поскольку он представлял владыку Крита. Рангом ниже вице-короля, но выше обычного посла, он следил, чтобы афиняне оставались верными данниками, наблюдая и сообщая обо всем в Кнос. На вид это был настоящий критянин: красивый, с большими темными глазами, сохранивший стройность, несмотря на годы. Волнистые черные волосы его были перевязаны лентой, две пряди прикрывали виски, со спины аккуратно расчесанные локоны спускались почти до талии. Он был гладко, насколько позволяли ножницы и серпообразная бронзовая бритва, выбрит. Одежда его походила на египетскую: между Критом и Египтом издавна существовала тесная связь.
Тезей подался вперед. Отблески огня играли на его мощной фигуре, сверкали в хищных глазах.
— Наши гости желали встретиться с тобой как можно скорее, — заявил он. — Они рассказали нам об оракуле.
— Дело Богини не ждет, — подхватил Рейд. Эрисса объяснила ему, что это неопровержимый аргумент. Рейд поклонился Гатону. — Господин Голос, ты знаешь, что нас сюда занесло из разных стран. Не знаем, случайно ли это произошло или по воле богов, а если так — то по воле какого божества, и что от нас требуется — тоже не ведаем.
Сегодня мы выехали поискать спокойное место, чтобы побеседовать. Приставленный к нам от царя человек посоветовал направиться в рощу Перибеи. Там госпожа Эрисса принесла жертву по кефтскому обряду Богине, которой она служит.
Вскоре мы уснули и увидели сон. Причем все один и тот же, даже наш проводник.
Олег переминался с ноги на ногу. Он-то видел, как Эрисса внушала это сновидение Пенелеосу. Ульдин слегка фыркнул — словно блик света исказил его шрамы. Порыв ветра с дождем ворвался в дымовое отверстие, в очаге зашипело, затрещало, повалили клубы серого дыма.
Гатон сделал ритуальный жест. Но лицо его выражало не тревогу, а задумчивость.
— Несомненно, это знамение свыше, — сказал он ровным голосом. — Так что же вы увидели?
— Как мы уже поведали нашим хозяевам, — ответил Рейд, — к нам подошла женщина в одежде высокородной критянки. Лица ее мы то ли не видели, то ли не можем вспомнить. В каждом кулаке она держала по змее, которые вились вокруг ее рук. Она шептала, и шепот ее сливался со змеиным шипением: «Лишь чужеземцы смогут донести мое слово: пусть разделенные дома соединятся, и море будет оплодотворено молнией, когда Бык соединится с Совой. Но горе вам, если вы не услышите!»
Наступила тишина, словно перед бурей. В эпоху повсеместной веры в богов и покойников, предсказывающих живым грядущее, никого не удивило, что откровение выпало на долю людей, уже отмеченных судьбой. Теперь следовало понять значение этого откровения.
Рейд и Эрисса не могли высказаться прямо: у оракулов это не принято. Диор, вероятно, обвинил бы их во лжи, если бы их слова не подтвердил его человек. Но Диор все равно сомневался.
— Как ты это понимаешь, Голос? — спросил Тезей.
— А что думают сообщившие нам? — сказал критянин.
— По нашему мнению, нам приказано отправиться в твою страну, — заявил Рейд. — При всем уважении к нашим хозяевам, мы должны предоставить свои услуги тому, кто выше их.
— Если бы таковы были намерения богов, — сказал Тезей, — они послали бы за вами в Египет критский корабль.
— Но тогда чужеземцы не попали бы в Афины, — заметил Гатон. — А, судя по сообщению, именно они посланы, чтобы… соединить разделенные дома. Год от года растет непонимание между нашими странами. Эти люди пришли издалека, их трудно заподозрить в предвзятости. Не посредники ли они, гласящие волю богов? Если Бык Кефту возьмет в жены Сову Афин, если молнии Зевса оплодотворят воды Нашей Госпожи — не означает ли это союз? А может быть, династический брак между Акрополем и Лабиринтом, от которого произойдет великий государь? Да, без сомнения, эти люди должны явиться в Кнос для дальнейшей беседы. И немедленно. В эту пору надежный корабль с доброй командой еще сможет добраться до Крита.
— Я не согласен! — неожиданно выкрикнул Ульдин.
«Сукин ты сын», — подумал Рейд.
Но гнев его утих. Гунн знал, что они блефуют, пытаясь достичь обреченной на гибель земли. Он еще в роще резко возражал против присоединения к проигравшей стороне. Он согласился молчать только после уверений, что ехать в Атлантиду необходимо, чтобы вернуться домой. Должно быть, теперь он решил не рисковать.
— Это почему же? — проворчал Олег.
— Я… — Ульдин выпрямился. — Я обещал Диору кое-что для него сделать. Разве боги благосклонны к нарушителям слова?
— Можем ли мы ведать их волю? — вмешался Тезей. — Оракул мог иметь в виду противоположное тому, что предположил господин Голос. Предупреждение о гибельности заключения противоестественного союза! — зубы сверкнули в его бороде.
Гатон опешил от этого плохо скрытого намека на грязную сплетню, которой ахейцы объясняли появление на свет первого Минотавра.
— Вряд ли повелитель мой будет доволен, когда узнает, что предназначенные ему речи отвергнуты, словно дырявый шлем, — сказал он.
Тупик… Ни одна из сторон не хотела отдавать чужеземцев с их необыкновенными умениями и несомненной близостью к богам. Но никто не хотел и открытой ссоры.
Вперед выступил Диор. По его дубленой физиономии пробежала улыбка:
— Господа, — сказал он. — Друзья мои. Выслушаете ли вы меня?
Царевич кивнул.
— Я всего лишь простой мореход, балующийся конями, — продолжал Диор. — Нет у меня ни такой мудрой головы, как у вас, ни вашей учености. Но бывает так, что и самый мудрый кормщик не ведает, что впереди, пока какой-нибудь дурак не вскарабкается на мачту и не глянет вдаль, верно? — Он усиленно жестикулировал, улыбался — словом, играл на публику. — Ну вот, — продолжал он сквозь шум дождя, вой ветра и треск пламени, — что же получается? С одной стороны, боги ничего не имеют против того, чтобы чужеземцы пребывали среди нас, ахейцев: ведь со времени их прибытия не случилось никакой беды, верно? С другой стороны, Минос тоже должен увидеть их — если это не опасно. Мы думаем, что боги приказали им плыть на Крит Думать-то мы думаем, — он потер пальцем нос, — но вот знаем ли наверняка? Вода мелкая, друзья, а берег наветренный. В таких местах я велю грести медленно и слежу за берегом. Кефту тоже поступают так, Голос Гатон.
— Что же ты предлагаешь? — в нетерпении спросил Гатон.
— Сейчас скажу, и скажу напрямик. Сперва нужно узнать мнение той, что ближе всех к богам, особенно критским. Я имею в виду Ариадну и ее совет на Атлантиде.
Тезей выпрямился, хлопнул ладонями о колени и шумно выдохнул. Рейд удивился такому приливу энтузиазма.
— …А еще я скажу, что не надо нам рисковать и посылать пред царские очи всех чужеземцев сразу, тем более что приближается сезон бурь. Давайте отправим одного — того, кто говорит от имени своих друзей. Впрочем, все мы здесь сегодня друзья. Да. Лучше всего отправить Дункана. Он мудрее всех — я не хочу обидеть Олега и Ульдина. Да и госпожу Эриссу коли она узнает об этих словах. Дункан прибыл из самой далекой страны, он сумел понять слова умиравшего волшебника. Он умеет высекать огонь из пальцев. Может, и еще что-нибудь умеет К нему обращаются со всеми вопросами и правильно делают Пусть он поговорит с Ариадной из Атлантиды. Они все выяснят, и мы будем знать, на каком якоре стоим. Верно?
— Верно, клянусь Аресом! — воскликнул Тезей.
Гатон задумчиво кивнул. Он, конечно, понимал, что такой компромисс позволит ахейцам удержать чужеземцев и воспользоваться их знаниями, более полезными, чем мудрость Рейда. Однако дело это неясное и зловещее, нужна осторожность: Ариадна же и вправду духовная владычица Кефту.
Рейд знал, что так предопределено. Необратимость рока вновь придавила его, как тогда, под луной на Кифере — он казался себе дождинкой, уносимой ночным ветром.
…Лампу они гасить не стали. Ее свет ласкал Эриссу, как руки Рейда.
— Разве я кажусь от этого моложе? — шептала она со слезами.
Рейд целовал ее в губы, в ямку на шее. От нее исходило тепло, невероятное в той холодной комнате. Кожа Эриссы казалась шелковой, и Рейд замирал, прикасаясь к ее телу. И еще запах… так могла пахнуть только лесная нимфа на за тененной поляне.
— Ты прекрасна, — только и мог сказать он.
— Но завтра…
День прошел в предотъездных хлопотах. Они провели его вместе.
— Время года такое, что нельзя откладывать.
— Я знаю, знаю. Но ты мог бы подождать. С тобой ничего не может случиться, Дункан. Ты благополучно доберешься до Атлантиды, — она уткнулась ему в плечо; длинные густые волосы рассыпались по груди Рейда. — Я обманываю эту девушку, да? Но это бесполезно. О, как я рада, что мы не знаем о том, что принесет нам грядущая весна! Я не перенесла бы этого.
— Я верю, что ты в силах перенести все, Эрисса.
Некоторое время она лежала неподвижно. Потом приподнялась и сказала:
— А может быть, мы победим судьбу. И спасем мой народ. Ты постараешься там, Дункан, а я здесь, ожидая тебя.
— Да, — пообещал он. В эту минуту Рейд не кривил душой.
Не то чтобы он верил в возможность спасти ее мир. нет Даже если бы он мог что-нибудь изменить, если человек вообще может изменить Вселенную — этим самым он подписал бы смертный приговор Битси, которой не суждено будет родиться. Хотя разве и в этом случае не удастся найти лазейку во времени?
Эрисса вымученно улыбнулась.
— Не надо печалиться, — сказала она. — Люби меня до рассвета.
До нее он не знал, что такое любовь.
XII
Рейд почти забыл о том, что его ожидает, когда прибыл наконец в погибшую вскоре Атлантиду.
Как облако, она поднималась из зелени моря. Остров был почти круглым — одиннадцать миль в диаметре — и возвышался над морем уступами. У берегов цвет камня был черным, грязно-красным или бледным, как пемза. Посредине острова возвышалась конусовидная гора, ее залитые лавой склоны были усыпаны пеплом. Над жерлом вулкана воздвигался столб дыма. Второй вулкан, меньшего размера, был отделен от острова узким проливом.