и домой.
И вдруг все изменилось. В один миг Лиф перестал быть просто мальчишкой, которого альб спас от беды, а превратился в Лифа, объявившего Конец Времен, в чьих руках лежало будущее всего мира. До сих пор Лиф был обузой альбу, а теперь все стало иначе.
— Ничто не должно измениться, — снова сказал Лиф.
На этот раз Ойгель не улыбался.
— Не притворяйся, карапуз, — подчеркнуто грубо, чтобы скрыть свое смущение, сказал он. — Ты что говоришь? Все меняется.
— Но ты… ты останешься со мной? — неуверенно спросил Лиф.
— Зачем? Я отвезу тебя в Азгард, а потом отправлюсь своей дорогой. Разве ты забыл слова Скулд?
Альбы не должны вмешиваться в спор великанов и богов, пусть хоть они проломят друг другу черепа, — угрюмо добавил он. Но Лиф чувствовал, что вряд ли он говорил это всерьез.
Смущение Ойгеля оказалось заразительным, и Лифу тоже стало не по себе. К тому же ему становилось холодно. Он снова повернулся к носу корабля, скрестил перед грудью руки и взглянул на море.
— Еще далеко? — спросил он.
— До Азгарда? — Ойгель подошел к нему и нахмурился. — Я не знаю, — сказал он. — «Скидбладнир» несется быстро, как ветер, но все же путь до крепости богов очень далек. — Он пожал плечами. — Многие всю жизнь ее искали.
— А где она? — спросил Лиф. — За Холодным Океаном?
— Азгард? — Ойгель решительно покачал головой. — Нет. В сердце Мидгарда, Лиф. Там, где кончаются все пути. На вершине высочайшей горы мира.
— Да? — недоуменно спросил Лиф. — Зачем тогда мы плывем на восток?
— Существуют тысячи способов добраться до Азгарда, — таинственно ответил Ойгель. — Тот, кому позволено найти местопребывание азов, доберется до них по любой дороге. Но большинство путей стали небезопасными с тех пор, как по Мидгарду бродят ищейки Суртура.
— Почему же, если это опасно, Скулд не послала нас туда колдовством? — удивленно спросил Лиф.
Сначала Ойгель бросил на него растерянный взгляд, но потом громко расхохотался.
— Я вижу, что кое в чем ты не обманул меня, карапуз, — сказал он. — Ты действительно ничего не знаешь. Даже власть богов имеет свои границы.
— Но ведь если они умеют колдовать…
— Колдовать? Вздор! — перебил его Ойгель. — Я не устаю повторять: вы, люди, все время говорите, говорите, а ничего не знаете! Как можно допустить, чтобы каждый колдовал как ему вздумается? Весь порядок вещей оказался бы нарушен, и Мидгард снова превратился бы в хаос, из которого он когда-то возник.
— Я не понимаю, — признался Лиф.
— Не понимаешь? — Ойгель, поджав ноги, сел с подветренной стороны на носу корабля и ударил кулаком по палубе, — Садись, — сказал он. — Я тебе объясню.
Лифа охватило недоброе чувство, что он совершил ошибку, когда в присутствии Ойгеля признался, что он не все понимает. Но было уже поздно. Он опустился рядом с альбом на дощатую палубу и устроился поудобнее.
Спустя некоторое время его глаза закрылись, мягкое покачивание «Скидбладнира» убаюкало Лифа, и он уснул.
Вдруг кто-то потряс его за плечо. Лиф попытался оттолкнуть руку и повернулся на другой бок, но рука его не отпускала и наконец грубо перевернула. С недовольным вздохом Лиф открыл глаза и сонно прищурился. Над ним склонилось круглое, как луна, лицо Ойгеля.
— Почему ты не даешь мне спать? — раздраженно пробормотал мальчик. — Я устал, Ойгель. Что случилось?
— Я сам не знаю, — ответил альб. — Со «Скидбладниром» что-то не в порядке, Лиф.
Лиф перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
— Спроси об этом норну, — сонно произнес он.
Ответа Ойгеля он не услышал, потому что едва выговорил последнее слово, как его снова охватил сон.
Но ненадолго.
Через минуту он ошалело вскочил на ноги, закашлялся и выплюнул соленую морскую воду, которую Ойгель плеснул ему в лицо. Вода была холодной!
— Ты в своем уме, Ойгель? — прохрипел мальчик. — Ты хочешь, чтоб я захлебнулся?
— Проснулся наконец? — Ойгель подбоченился. — Не хочешь ли еще? Воды у меня предостаточно.
Лиф несколько раз икнул, протер глаза и с упреком оглядел свою мокрую одежду.
— Ты всегда так будишь своих друзей? — спросил он.
Ойгель покачал головой.
— Нет, — с тем же выражением лица произнес он. — Только в крайнем случае. Ну как? Ты желаешь меня выслушать?
Лиф поторопился кивнуть.
— Что произошло? — спросил он.
Ойгель вздохнул.
— Если бы я знал, — сказал он. — Но что-то не так. Я… это чувствую. — Он поставил на пол ведро, огляделся вокруг и снова повторил: — Что-то не так.
Лиф внимательно оглядел огромную, черную с золотым узором палубу «Скидбладнира». Ничего необычного он не заметил. Корабль мчался по волнам как стрела; большой, сверкающий золотом парус надулся над их головами так, что скрипели канаты; перед носом судна вздымались фонтаны брызг.
И все же…
«Ойгель прав», — вздрогнув, подумал он. Что-то на корабле переменилось, хотя мальчик не мог сказать, что именно. Но эта перемена не предвещала добра; ее невозможно было уловить зрением и слухом, потрогать пальцами или выразить словами, и все же…
— Драконы забеспокоились, — вдруг произнес Ойгель.
Мальчика бросило в дрожь. Быстрыми шагами он помчался к носу корабля.
Он сразу понял, что имел в виду альб. Шестерка золотистых животных по-прежнему тащила по морю корабль, но не скользящими движениями, как раньше, а неровно и торопливо. Вода под их телами пенилась, словно кипела. Огромные чешуйчатые крылья хлестали воздух. Крики животных, слитые с плеском воды и воем ветра, превратились в мрачную, нагоняющую страх мелодию.
— Они боятся, — прошептал Ойгель. — Но чего?
Лиф пожал плечами. Он не имел ни малейшего опыта в обхождении с морскими или какими-то там еще драконами, но ему сразу бросилось в глаза, как отчаянно животные вырывались из цепей, которые их держали. «Скидбладнир» поплыл быстрее. Море мелькало перед глазами, а драконы все увеличивали скорость.
Вдруг из груди Ойгеля вырвался хрип, он схватил мальчика за руку так крепко, что тот вздрогнул от боли. Лиф резко обернулся и всмотрелся в даль, туда, куда указывала рука Ойгеля.
Впереди и над ними все еще было безоблачное голубое небо. В этом удивительном океане, по которому они плыли, не было ни дня, ни ночи. Зима и холод здесь также не существовали. Но на западе сгустились тяжелые черные тучи и между небом и горизонтом появилась серая мутная пелена, предвещавшая дождь и далекую бурю.
У самого горизонта, то исчезая, когда корабль опускался в волну, то снова появляясь, показалось крохотное черное пятнышко.
Перед глазами Лифа опять возник образ черного как ночь корабля с головой дракона и смотревшей на него парой страшных огненных глаз.
— «Нагельфар», — прошептал он.
Ойгель опешил. От страха его глаза чуть не вылезали из орбит.
— Что ты говоришь? — вырвалось у него. — «Нагельфар»?
Лиф кивнул.
— На этот раз я знаю, что говорю, Ойгель, — серьезно сказал он. — Я однажды уже видел этот корабль.
— Не может быть! — Ойгель почти кричал. — Наверняка ты ошибся, Лиф! Не может быть, чтобы это был «Нагельфар». Разве ты не знаешь, что после встречи с этим судном никто не оставался в живых?
— Кроме меня, — мрачно добавил Лиф, не сводя глаз с черной точки. — Возможно, он приплыл сюда, чтобы наверстать упущенное.
— «Нагельфар»! — простонал Ойгель. — Мы пропали, Лиф. Это конец. Суртур бросит нас в глубочайшие подземелья Огненного Царства. Он с нас живьем сдерет шкуру. Он…
Ойгель заломил руки. Он пристально смотрел то на Лифа, то на корабль «Нагельфар» и вдруг нервно завертелся на месте, плача, непрерывно стоная и выдумывая все новые страшные виды казни, которые им уготовит Суртур.
— Ах я несчастный альб! — причитал он. — Почему я вмешался в дела, которые меня совсем не касаются? Оставался бы в своей теплой пещере в Шварцальбенхайме, и пусть конец света происходит без меня!
Лиф долго слушал его жалобы и наконец не выдержал.
— Ойгель, перестань! — в гневе воскликнул он. — Мы еще живы. Что такого страшного есть на этом корабле? Я дважды уходил от него, а «Скидбладнир» — самое быстроходное судно на свете.
— Это ты так думаешь! — плача, прошептал Ойгель. — Да что ты вообще знаешь о «Нагельфаре»?
— Ничего, — признался Лиф. — Во всяком случае, немного.
Ойгель кивнул.
— Вот-вот. Ты ничего не знаешь. Глупец, как можно даже думать о том, чтобы уйти от «Нагельфара»!
— Но ведь он нас еще не догнал, — нетерпеливо возразил Лиф. — А если так все же случится, то мы будем драться. Как тогда, с волками.
Ойгель громко засмеялся.
— Драться? — воскликнул он. — А как? «Нагельфар» — это корабль зла, им движут души проклятых.
Из тех, кто с ним встречался, никто не выжил и не может ничего нам рассказать.
— Откуда тогда ты об этом знаешь? — спокойно спросил Лиф.
Ойгель фыркнул, но не ответил на его вопрос.
— Слуги Суртура работали над его совершенствованием с первых же дней существования мира! — взволнованно продолжил он. — Говорят, что он появится в первый день Вечной Зимы…
— Он уже давно наступил, — сказал Лиф, но Ойгель, не слушая его, продолжил, нервно жестикулируя обеими руками:
— …и будет построен из костей умерших с нечистой совестью, которым запрещен доступ к Валхалле. И против этого судна ты собираешься бороться?
Лиф не ответил. Он не отрываясь смотрел вдаль на быстро приближавшийся черный корабль. Издали уже слышался свист и грохот бури, туго надувающей черный парус. Лиф удивлялся, как он умудряется сохранять спокойствие, когда альб, терпение и выдержка которого не раз вызывали у него восхищение, чуть не сходил с ума от страха. Он не понимал того страха, который Ойгель связывал с «Нагельфаром».
— Разве мы не можем убежать? — спросил он.
Ойгель вытаращил на него глаза.
— Так же, как в горах, — объяснил Лиф. — Когда за нами гнались волки. Помнишь? Ты же тогда нашел путь.
— Конечно, — раздраженно буркнул Ойгель. — Дай мне гору или скалу, и я уведу корабль отсюда. У тебя ее случайно нет?