Они зашагали дальше. Каменное дно туннеля переходило в деревянное, пока щебень и обломки лавы нс уступили место твердым и шершавым корням.
Лиф напрасно старался представить то огромное дерево, по мощным корням которого он теперь шел.
Вдруг Бальдур остановился и поднял руку. Лиф тоже застыл на месте, закрыл глаза и прислушался. Вскоре он услышал новые звуки: далекие раскаты грома и чьи-то стоны. Казалось, кто-то огромный и страшный тяжело и хрипло дышал.
— Что это? — прошептал Лиф.
— Это дракон Нидхегер, — так же тихо ответил Ойгель. — А теперь иди тише. Если он нас услышит, мы пропали!
Затаив дыхание, они пошли дальше на цыпочках. Вскоре коридор расширился и примкнул к пещере.
Осмотрев пещеру, Лиф просто ахнул от удивления. Наверху в Хвергельмирской пещере был лишь потрескавшийся каменный потолок и следы обугленной лавы, здесь простирались настоящие джунгли из громадных стеблей, коричневых и черных корней и переплетенных сучьев. Судя по рассказам Бальдура и Ойгеля, Лиф ожидал здесь увидеть один-единственный похожий на огромный столб корень.
Но все оказалось совершенно иначе. Насколько хватало взгляда, вокруг них непроницаемой крышей простирался настоящий лабиринт из ветвей и кореньев. Переплетение серых и коричневых жгутов наверху становилось совершенно коричневым, и нигде не виднелось ни малейшего пятнышка зелени, ни признаков жизни.
Впрочем, это отнюдь не означало, что причудливый лес корней был мертв. Между корнями и ветвями повсюду копошились фантастические существа: отвратительные белые личинки, свивающиеся в клубок черви. длинные, как змеи, толщиной с человеческую руку; большие мохнатые пауки, сети которых, подобно застывшему туману, обволакивали корни; жуки величиной с собаку, беспорядочно бегавшие по ветвям, и черные, похожие на жаб чудовища, бородавчатые спины которых были так широки, что на них без труда мог бы сесть человек. В пещере эхом раздавался хор пищащих, шипящих и пыхтящих голосов, но все звуки заглушало хриплое дыхание дракона.
Затем Лиф увидел нечто такое, от чего у него застыла в жилах кровь. В глубине этих кошмарных джунглей появилась человеческая фигура, которая лихорадочно пробиралась сквозь корни вперед, преследуемая целой сворой страшных тварей. Чудовища нападали по очереди, и каждый раз, когда в тело вонзались зубы и когти преследователей, жертва мучительно кричала и пыталась убежать подальше. Только сейчас Лиф различил другие голоса, непрестанные крики и стоны, которые с самого начала преследовали его на пути в Царство Мертвых.
Он понял наконец, что означал этот страшный хор.
— Ойгель, — прошептал он, — Бальдур! Мы… мы должны им помочь!
Бальдур сверху вниз посмотрел на мальчика. В его глазах появилось печальное выражение.
— Нельзя, мой маленький Лиф, — тихо сказал он. — Пещера дракона — это самая низкая и страшная ступень царства Гелы. Сюда приходят только те, которые отягчили свою совесть огромной виной. Воры и предатели, мошенники, обманщики и убийцы. Каждый, кого ты здесь видишь, сделал в своей жизни зло и получил тысячекратное возмездие. Я понимаю, что, смотря на них, ты испытываешь ужас, но они справедливо наказаны.
— Справедливо? — прохрипел Лиф. — Это несправедливо, Бальдур! Это… это бесчеловечно!
— Возможно, — серьезно ответил Бальдур. — Но преисподняя — не царство людей, не забывай.
— К тому же не везде так страшно, как здесь, — добавил Ойгель. — Наказание для тех, кто провинился меньше, не столь сурово. А люди, которые в своей жизни творили добро, получают награду. Богиня Гела грозна, но справедлива.
— И это не навсегда, — сказал Бальдур. — Однажды, когда наступит последний день, двери Царства Мертвых откроются, и те, которые продемонстрируют искреннее раскаяние, получат от Гелы милость и возможность исправиться.
— А остальные? — тихо спросил Лиф.
— Когда порядок вещей будет построен заново, они погибнут навсегда, — ответил Бальдур. — Их позабудут, как и мир, в котором они жили. — Он вздохнул и вдруг заговорил другим, почти шутливым тоном: — Но я боюсь, что мы не переживем этот день, если надолго останемся здесь. Источник реки Слидур находится по ту сторону пещеры, и наше время ограничено. Пойдемте. И больше ни звука!
Последние несколько шагов до начала лабиринта корней показались Лифу самыми тяжелыми в жизни. Его пугала мысль даже чуть-чуть приблизиться к краю паутины, а находиться внутри, среди скрывавшихся в ней чудовищ, казалось ему совершенно невообразимым. Он даже не сразу заметил, что Бальдур шел не впереди него, а как бы случайно — сзади, чтобы удержать мальчика, если он захочет в панике убежать.
Когда они вошли в лес корней, наступила жуткая тишина. Дыхание дракона и крики страдающих душ по-прежнему доносились сюда, но в непосредственной близости от них замирал каждый звук и любое движение. Ползание, беготня и копошение разных существ, на которых еще минуту назад с отвращением и ужасом смотрел Лиф, теперь прекратилось. Лес выглядел совершенно мертвым. Даже густая паутина, сверкавшая среди мощных, как стволы деревьев, сучьев, теперь свисала клочьями, оставленная ее страшными жителями.
— Они убегают от нас, — задумчиво, словно разговаривая с самим собой, пробормотал Ойгель. — Они шарахаются от живых, как мы от мертвецов.
— Нидхегер нас не испугается, — угрюмо заметил Бальдур.
Ойгель сначала захотел ему возразить, но потом безразлично пожал плечами. Лес становился все гуще, поэтому Бальдуру поневоле пришлось идти впереди всех и своими сильными руками расчищать путь. И все-таки с каждым шагом они продвигались все медленнее. Корни и черно-коричневые, плотно, как проволока, переплетенные друг с другом ветви преграждали им путь; прочная серая паутина прилипала к лицу и волосам, а сухие сучья царапали кожу. И оттого, что ни один из обитателей этого страшного леса не показывался им на глаза, мир казался более зловещим.
Глава одиннадцатаяДРАКОН НИДХЕГЕР
Лабиринту корней не было видно конца. Черно-коричневая сеть становилась все гуще, и все чаще Бальдуру приходилось в этой перепутанной массе проламывать брешь, чтобы не застрять на одном месте. Наконец путники добрались до самого сердца леса. Дыхание дракона и плач пропащих душ становились все громче, и вдруг Бальдур остановился, предостерегающе поднял руку и указал вперед. Лиф подошел к нему, встал на цыпочки и раздвинул колючие сучья, желая посмотреть, что привлекло внимание аза.
Им открылась круглая поляна. Она возникла явно неестественным образом: корни и ветви здесь были вырваны и растоптаны. Среди уничтоженной растительности сохранился лишь крупный корень Игдразила, который торчал вверх как грубая, бесформенная рука, и именно на нем сидело чудовище.
Когда Лиф увидел Нидхегера, его сердце оледенело от страха. Похожий на разбуженную гору, дракон был огромен. Его тело покрывала черно-зеленая переливающаяся чешуя, спереди головы торчал рог, а за спиной — громадные, черные как ночь крылья. От всей фигуры дракона веяло беспощадной, как смерть, лютой злобой. Когти чудовища вонзались в корень Игдразила, и из ран дерева капал на землю розовый, как разбавленная кровь, сок. «Наверное, он еще огромнее, чем даже мидгардская змея, — дрожа от страха, невольно подумал Лиф, — и в тысячу раз злее ее». Громадные челюсти дракона непрерывно двигались, отгрызали крупные, длиной с человеческий рост, куски корня, и на их месте возникали обширные раны. Лиф заметил, что из поврежденных мест снова очень быстро отрастали корни. Но зубы Нидхегера уничтожали их еще быстрее.
Мальчик вспомнил слова Суртура: скоро дракон Нидхегер прогрызет первый корень Игдразила… Он не знал, что случится, если дракону удастся сделать то, чего он добивался в течение нескольких тысячелетий, но ясно представлял, что последствия этого будут ужасны.
— Он нас не заметил, — задыхаясь от волнения и страха, прошептал Бальдур. — Пойдем дальше. Уже недалеко!
Лиф хотел повернуться и отправиться вслед за Бальдуром, но вдруг заметил, как под задними лапами чудовища сверкнуло что-то металлическое. Мальчик остановился, подошел ближе к поляне и прищурил глаза, пытаясь разглядеть, что сверкнуло под драконом.
Что ты делаешь? — с ужасом прошептал Бальдур — Ты сошел с ума!
Но Лиф его уже не слышал. Он медленно выпрямился, отодвинул в сторону последний сук и вышел на поляну. Растоптанные корни и обломки сучьев мешали ему продвигаться вперед, но он шел дальше, нисколько не боясь и не обращая внимания на дракона.
— Назад! — заорал Бальдур. — Дракон тебя убьет!
Но Лиф не остановился. Ему казалось, что его зовет к дракону неслышимый, но властный голос. Он слышал крик Бальдура, но был не в состоянии повернуть назад. Он не мог и, главное, не хотел это сделать. Медленно, не останавливаясь, он пошел навстречу дракону.
Нидхегер, судя по всему, его даже не заметил, хотя, кроме Лифа, рядом с ним не было другого живого существа. Он продолжал грызть корень Игдразила как ни в чем не бывало.
— Лиф, умоляю тебя, вернись! — снова закричал Бальдур.
Затем пронзительно закричал Ойгель, который произнес какое-то непонятное для Лифа слово, и сразу же затрещали сухие, отмершие корни — Бальдур решительно бросился вперед, ломая их на своем пути. Мальчик услышал позади себя его тяжелые шаги, от которых, казалось, дрожала земля.
В ту же минуту Нидхегер резко поднял вверх страшную голову. Его огромные, величиной с голову Лифа, глаза недовольно оглядели поляну, и, может быть впервые за долгие тысячелетия, челюсти перестали двигаться и отрывать новые куски от корней Игдразила.
Бальдур догнал Лифа в тот момент, когда их увидел дракон. Аз так резко дернул мальчика за плечо, что тот потерял равновесие и упал в гущу подгнивших корней. Бальдур собрался выругаться, но его слова тут же потонули в оглушительном реве. Нидхегер расправил гигантские крылья и снова заревел так, что затряслось все царство Гелы.
Бальдур подскочил к Лифу, схватил за руку и дернул его вверх.