– это невероятная удача. Поверьте, я не преувеличиваю. Проблема не в том, чтобы просто донести идею; я хочу передать опытное восприятие мифологических форм, их практическое переживание. Это можно сравнить со стихотворением. Переведите стихи в прозу – и стихов не станет. Мифология – это поэзия. В ней – овеществление опыта. Эти рассуждения мне очень хотелось бы развить в очередной четырехтомник.
Единственной другой моей работой, построенной по этому принципу, была книга «Мифический образ», но ее совершенно испортили. Принстонский университет выпустил черно-белое издание небольшого формата в мягкой обложке, и включенные туда изображения не передавали сути повествования. Мне разрешили вставить лишь тридцать две цветные иллюстрации. А их должны были быть сотни. Это словно другая стратосфера. Поверьте!
Первобытные культуры
С чего все начиналось?
Первая стадия развития культуры – охота и собирательство – это уникальная часть истории.
Некоторые современные ученые считают, что неандерталец относится к виду Homo sapiens – человек разумный. Неандерталец (Homo neanderthalensis, или Homo sapiens neanderthalensis) имел внушительный объем мозга – 1600 кубических сантиметров. Средний показатель на сегодняшний день составляет 1550 кубических сантиметров, так что неандерталец, безусловно, sapiens – разумный. И все же это другой sapiens – его мозг имеет форму, отличную от той, которая была у кроманьонца (Homo sapiens sapiens), появившегося в 40 тысяч лет назад до н.э. в Европе, а также у древнего человека, обитавшего на Борнео (не кроманьонца, но также Homo sapiens sapiens). Человеческие виды появлялись в разных местах примерно в одно и то же время – это похоже на параллельную эволюцию. Но только в Европе найдены палеолитические пещеры, расписанные гроты и маленькие статуэтки – самые ранние свидетельства религиозной символики, причем упорядоченной, имеющей повторяющиеся мотивы. Где-то за 20 000 лет до н. э. они были собраны воедино и выставлены на всеобщее обозрение, представляете! И затем начали кочевать по свету: изображения священных пещерных медведей времен неандертальцев распространились по всему Северу. Затем появился так называемый рентгеновский стиль живописи, когда сквозь тело животного виднелись скелет и внутренние органы. Эти рисунки дошли через Америку до самой Австралии. И вместе с ними возник шаманизм.
Шаманизм – одна из древнейших систем ритуальных верований, известных людям, он до сих пор практикуется в некоторых племенах. Но разве современные европейцы, впервые столкнувшись с шаманами, не окрестили их обманщиками?
Шаман, безусловно, находится в очень необычном положении у своего народа. Он один «бодрствует», и при этом над ним постоянно нависает угроза: соплеменники боятся его и склонны обвинять во всех бедах. Шаману приходится изобретать способы удерживать людей на расстоянии – зачастую с помощью притворства. Однажды полярный исследователь Кнуд Расмуссен задал старому шаману, жившему где-то на Аляске, один серьезный вопрос и получил весьма глубокий ответ. Расмуссен спросил, есть ли что-нибудь, во что тот шаман действительно верит. «О да, – ответил старик. – Я верю в душу Вселенной. Я слышу ее. У нее очень нежный голос, похожий на женский. Этот голос не расслышать, находясь среди людей. Он звучит лишь в тишине одиночества. Он говорит: „Не бойся Вселенной!“». Какие слова! Некоторые стариканы бывают воистину прозорливы.
Есть распространенное мнение, и есть глубокое осознание. Так вот, именно благодаря глубокому осознанию, порождающему мудрость, шаман обладал властью. Тому, у кого есть сила, не нужно притворяться и обманывать.
Эта система верований свойственна первобытным культурам?
Я убежден, что для охотников и собирателей по всему миру характерна в различных проявлениях одна и та же история – одна и та же мифология. Перемещаясь из одного места в другое, мифология подстраивается под местные условия жизни – происходят масштабные преобразования, но при этом четко прослеживается преемственность, так как основа остается неизменной.
Как вы объясните такую преемственность?
Каждый день охотник сталкивается с насущной проблемой, которую можно сформулировать так: чтобы выжить, надо убивать. Если бы вы не ели нечто убитое, будь то животное или растение, вас бы здесь не было. Такие вот дела!
Охотники считают животных, которых они убивают и употребляют в пищу, не низшими существами, а равными себе и потому относятся к ним с состраданием. Человеческое и животное сообщества как бы заключают соглашение. И мифология постоянно указывает на это.
Людям порой трудно с благодарностью принимать пожертвованную им жизнь – принимать то, что выживание за счет убийства и поглощения других жизней является непреложным принципом существования. Первый шаг в сторону – это вегетарианство, но и там вы тоже что-то убиваете. С недавних пор выяснилось, что растения понимают, когда их собираются срезать или вырвать. Только представьте: они даже не могут убежать! Это очень жестокий принцип, и от него не уклониться. Вы живете, потому что убиваете. Жизнь поддерживается сгоранием того, что было живым, а после питает то, что должно остаться живым.
Это отражено в мифологии древних охотников?
Существует типичный миф о браке женщины с повелителем зверей, а после – о заключении союза между царством животных и человеческим сообществом. Люди проводят надлежащие обряды, и животные становятся добровольными жертвами: отдают свои тела в пищу, зная, что их кровь будет возвращена природе и они возродятся на следующий год. При таких условиях человек убивает животное с уважением и благодарностью. Это основная тема древних мифов, независимо от того, к какой традиции вы обращаетесь (зрелая мифология эпохи палеолита появилась в Европе и распространилась по всей планете).
В своих работах вы описываете целую группу элементов, связанных с этой стадией культурного развития.
Да, интерес к этому не ослабевает. Так, американский антрополог Льюис Генри Морган в книгах «Лига ходеносауни, или ирокезов» и «Древнее общество» описал то, что сейчас называется классификационной системой отношений: тотемные и клановые отношения, при которых люди называли «дедушкой», «отцом» или «матерью» тех, кто состоял с ними не в кровном, а в классификационном родстве, в основе которого лежит матрилинейность[16]. Такой уклад был характерен для жителей Австралии, Америки и других уголков мира. Это признак преемственности.
Вы сказали, что «перемещаясь из одного места в другое, мифология подстраивается под местные условия жизни». Как именно?
Одно дело – жители тропических джунглей в экваториальном поясе. Они понятия не имеют, что такое горизонт – он слишком близко от них, – и день за днем питаются дарами земли.
Другое дело – неандертальцы и кроманьонцы, обитающие на бескрайних равнинах у самых ледников. Они постоянно кочуют и день за днем видят совершенно иные образы: линию горизонта, небесный купол и стада животных.
Колин Тернбулл в прекрасной книге о пигмеях «Лесные люди» рассказывает о том, как один пигмей в первый раз выехал на своей машине из леса на возвышенность, чтобы увидеть равнины. Он пришел в замешательство от организации открывшегося перед ним пространства, не смог оценить расстояние и в панике вернулся назад.
Итак, вот два совершенно разных мира, у которых все же есть нечто общее.
Их мифы отличаются?
Миф неизменен. Но он по-разному раскрывается в разных средах. Изучая первобытную мифологию, вы замечаете удивительную вещь: древние люди почитают пространство, в котором они живут, как Святую землю. Они воспринимают свое существование с точки зрения мифологического мироустройства. И различные животные, обитающие на населяемых ими территориях, играют мифологические роли.
А наша Святая земля с давних пор находится где-то далеко, и край, в котором мы живем, для нас больше не священен. Люди совершают духовное паломничество в то место, которое не имеет никакого отношения к их реальной жизни. Наша мифология лишила святости окружающее нас пространство.
Мифологии отражают отношения между религией и природой?
Если в основе мифов лежит общество, люди выстраивают на его законах и свою религию. Если же краеугольным камнем мифов является природа, религия также неразрывно связана с природой. Это радикально противоположные подходы. Один отделяет вас от порочной природы, другой объединяет вас с ней.
Вы отметили, что на этой стадии культурного развития находились коренные народы североамериканских равнин. По-видимому, они имели гораздо более глубокую связь с природой, чем современные жители этих территорий.
Потеря этой связи – одно из бедствий, постигших Америку после вторжения западных держав. История о покорении этих земель ужасна. Корь, оспа и другие болезни белых людей уничтожали коренное население еще до непосредственного столкновения с завоевателями. Европейцы не уважали мистический уклон культур этой земли; они не уважали саму землю.
В результате вся страна покрылась сетью бетонных шоссе. В Айове, Пенсильвании или любом другом штате вы едете по одной и той же дороге, вдоль которой тянутся одни и те же магазины. Ощущение уникальности места, в котором вы находитесь, исчезло. Я считаю этот континент олицетворением надругательства над землей.
Я не говорю, что это не могло бы лечь в основу мифологии, но этого не произошло. Не произошло! Нет ни намека на благоговение. Возникает ощущение того, что человек здесь господин, а не посредник.
Только сейчас американцы – особенно молодежь, озаботившаяся защитой окружающей среды, – начинают понимать, что может рассказать им земля, на которой они живут, и вместе с этим осознанием приходит уважение к индейцам, их мифам, учениям и религиозным обрядам.