Ограниченная, хотя не обязательно фиксированная или статичная, территориальность предшествует подъему капитализма.
5. Закрытые торговые государства: единообразные экономические территории?
Меркантилизм, по существу, означал частную собственность и накопление предоставляемых государством прав на обогащение, выгодных как королю, так и привилегированным торговцам и мануфактурщикам. Говоря метафорически, не было войны между Меркурием и Марсом: Меркурий мог добиться победы, лишь опираясь на плечо Марса. Причем побочным следствием меркантилистской политики стало создание экономически унифицированных территорий, то есть закрытых торговых государств. Но так ли это? И да, и нет [Mettam. 1988. Р. 288–308]. Необходимо провести различие между внешней закрытостью и внутренним единообразием. Представление о том, что закрытые торговые государства, то есть государства с высокими тарифами или квотами на импорт и государственным субсидированием экспорта уже предполагали унифицированные внутренние рынки, продемонстрирует свою несостоятельность, когда мы рассмотрим не только воздействие поддерживаемых политическими средствами монополий на внешнюю торговлю, но и их влияние на структуру производства и потребления на внутренних рынках. Дело в том, что монополии, дарованные некоторым внутренним отраслям, и систематическое создание субсидируемых государством мануфактур не вели к установлению открытого и конкурентного внутреннего рынка. Скорее, королевская политическая власть выражалась серией двухсторонних соглашений с различными городами, компаниями и корпорациями. «Поэтому итоговый вопрос отличался от начального и состоял уже не в том, следует ли объединить все различные городские привилегии в один корпус прав, которыми в равной степени пользовались бы все граждане данной территории, а в лишь в том, должно ли княжеское правительство гарантировать умеренный прирост своей власти, лишая этой власти каждый из городов» [Schmoller. 1897. Р. 22]. Меркантилизм развивал унифицированный, хотя и несовершенный внутренний рынок товарооборота, – так Кольбер реформировал национальную таможенную систему в 1646 г., но он не освободил сферу производства [Mettam. 1988. Р. 303]. Он просто регулировал производство к обоюдной выгоде привилегированного класса бюргеров и Короны.
Поскольку общественные отношения, управляющие аграрным производством, оставались неизменными, меркантилизм закрепил дуальную структуру экономики, состоявшую из неэффективного аграрного сектора и искусственно раздутого и высокопроизводительного сектора мануфактурщиков, обеспечивавшего экспорт и внутреннее потребление роскоши. Цены оставались неэластичными, особенно в развиваемой Короной сфере предметов роскоши (кожи, вооружений, металла, ковров, стекла, шелка, гобеленов, фарфора, специй), чьими «естественными» покупателями являлись, конечно, именно высшие классы и королевский двор [Dobb. 1946. Р. 196–197]. Короче говоря, защита системы гильдий, экспортная мануфактура и неконкурентные цены в конечном счете вредили частным покупателям. Следствием является то, что меркантилизм закрепил политически дифференцированную внутреннюю сферу производства, сняв при этом преграды для товарооборота. Поскольку, согласно меркантилистскому учению, выигрыш одного является проигрышем другого, внутренняя торговля означала просто перераспределение внутри национальной экономики. Реальную прибыль, влияющую на торговый баланс, можно было получить только из внешней торговли. Создание открытого и гомогенного внутреннего рынка, экономически унифицированного пространства, основанного на полной мобильности, то есть на коммодификации всех факторов производства, при меркантилизме оставалось невозможным. Конечно, эта невозможность не является просто следствием учения, она – выражение сохранения докапиталистических отношений общественной собственности. Тем не менее, к концу XVII в. в главных западноевропейских монархиях сложились замкнутые, хотя и внутренне дифференцированные, экономические территории – закрытые торговые государства.
6. Заключение: «богатство государства» против «богатства народа»
В общем, меркантилизм был создан для увеличения не «богатства народа», а богатства государства. Но государством был в первую очередь сам король. Поскольку же он не мог получать прибыль от несправедливых обменов без помощи привилегированного слоя купцов, меркантилизм предполагал систематическое распределение политических прав на частное обогащение. Эта классовая структура направляла логику политически выстроенной и защищаемой военными средствами торговли. Социальное основание меркантилизма была определено сохранением некапиталистических отношений общественной собственности, которые сделали необходимым внутреннее и внешнее накопление прибавочного продукта при помощи политических средств – либо посредством прямого политического принуждения непосредственных производителей, либо при помощи политически поддерживаемых несправедливых обменов.
Отсюда пять важных выводов, значимых для достаточно длительного периода. Во-первых, военная борьба за монопольные рынки и торговые пути определяла доминирующую логику взаимодействия европейских морских держав на протяжении XVI, XVII и XVIII вв. Почти непрестанные войны не были следствием системной анархии, а выражали стратегии воспроизводства правителей в данной структуре отношений собственности. Во-вторых, геополитическая борьба за доступ к монопольным рынкам и последовательное уничтожение внутренних препятствий для торговли привело к фиксации экономического пространства в виде ограниченных и замкнутых, хотя и внутренне дифференцированных, территориальных оболочек. Закрытие внутренних рынков в связке с логикой торгового капитализма укрепило новый территориальный порядок то есть множество замкнутых территорий. В-третьих, в той мере, в какой Корона стремилась развивать внешнюю торговлю, а также внутреннее производство, она инструментализировала эти средства, приспособив их к собственным властно-политическим устремлениям. Меркантилизм был стратегией рационализации, принадлежащей абсолютистским правителям, максимизирующим политически заданные доходы, а не защитным механизмом класса капиталистов. Хотя ему не удалось развить – намеренно или непреднамеренно – капиталистическое производство, он был направлен на рационализацию возможностей получения доходов в данных рамках докапиталистических отношений эксплуатации. Власть и богатство были не просто взаимосвязанными и все же разными целями; накопление богатства определялось наличием власти. Безопасность и воспроизводство были неразделимы. В-четвертых, потребность Короны во все большем объеме ресурсов, нужных для сохранения рамки политического извлечения прибавочного продукта, привела меркантилизм к вырождению в чистый фискализм [Hinrichs. 1986. S. 355–356]. Карательные налоги, собираемые с крестьян, высокие расходы на защиту торговых путей, растущий паразитарный аппарат чиновников, искусственно поддерживаемые и неконкурентные цены, монопольные предприятия, протекционизм и импортозамещение вместе с непроизводительным инвестированием в средства насилия – все это задало пределы экономического роста в условиях меркантилизма. В действительности эти стратегии в долгосрочной перспективе оказались непродуктивными и затухающими. В-пятых, симбиоз между привилегированными торговцами и Короной, распределяющей титулы и права, стал долговременным, самоподдерживающимся классовым альянсом. У этого классового альянса был общий интерес в сохранении статус-кво. Когда же позднее в момент Английской революции он был оспорен силой «новых купцов», он проявил свою «реакционность», предпочитая цепляться за прошлое. Из-за свободной торговли он терял все и не выигрывал ничего[179]. Этот новый режим свободной торговли разбудил силы, которые в XIX в. подорвали старую логику торгового капитализма, обозначив начало эры нововременного мира-рынка.
Теоретически, именно присущее меркантилизму абстрагирование сферы производства и привязанность к товарообороту придали ему его искаженный, «допотопный характер».
Первое теоретическое освещение современного способа производства – меркантилистская система – по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно схватывало только внешнюю видимость явлений… Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства [Маркс, Энгельс. Т. 25. Ч. 1. С. 370] (см. также: [Dobb. 1946. Р. 199]).
Однако поскольку к XVII в. политический контроль над правами, определяющими доступ к товарообороту, почти полностью находился в руках территориальных монархов, меркантилизм, по Шмоллеру, «в самой своей сердцевине… был не чем иным, как государственным предприятием» [Schmoller. 1897. Р. 50][180].
Государство распределяло эти титулы и права частным агентам, которые сами оставались зависимыми от государственной власти, обеспечивающей их реализацию. Государством, однако, был сам король.
VII. Демистификация вестфальской системы государств
1. Введение: теории формирования, действия и трансформации геополитических систем
В четвертой главе я утверждал, что общепринятые объяснения долгосрочного доиндустриального экономического и политического развития Европы – то есть модели геополитической конкуренции, демографическая модель и модель коммерциализации – имеют серьезные недостатки в эмпирическом и теоретическом отношениях. Тогда я предположил, что объяснения перехода к Новому времени должны учитывать две трансформации – переход от средневекового мира к ранненововременному, а затем от последнего к миру Нового времени. Затем я утверждал, что две этих трансформации связаны с принципиально различными траекториями формирования государства/общества во Франции и Англии раннего Нового времени, определяемыми различными балансами классовых сил, которые привели к переходу от феодализма к абсолютизму во Франции и от феодализма к капитализму в Англии. Эти разные переходы – ключ к несопоставимым схемам геополитического конфликта и сотрудничества в ранненововременной и нововременной международных системах. В шестой главе я показал, как эти донововременные схемы работали в ранненововременной политической экономии, основанной на меркантилизме, политически обусловленном несправедливом обмене и построении морских империй. Теперь мы можем извлечь дополнительные следствия из этой идеи, чтобы реконструировать общую природу ранненововременных международных отношений и значение Вестфальских мирных договоренностей. Затем мы обратимся непосредственно к случаю Англии, чтобы воссоздать переход к нововременным международным отношениям.