Так, в состав тройки по Ленинградской области первоначально был включен П. Смородин – 2-й секретарь обкома, позже в связи с его переводом на работу 1-м секретарем Сталинградского обкома его сменил А. А. Жданов – 1-й секретарь Ленинградского обкома. А в 1938 по просьбе А. А. Жданова членом тройки вместо него был решением Политбюро от 27.09 утвержден Т. Штыков, 2-й секретарь обкома (см. Прил. IV, док. 28).
В течение июля 1937 года секретари обкомов-крайкомов ВКП(б) направили в ЦК сведения о количестве лиц, подлежащих расстрелу. Представил в ЦК такую сводку и Н. С. Хрущев (см. Прил. IV, док. 4, л. 1). На основе этих данных и с учетом директивы ЦК, в НКВД был подготовлен проект приказа «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др.антисоветских элементов» и представлен на утверждение Политбюро. 31.07.37 Политбюро утвердило проект приказа и тем же числом он был оформлен по НКВД за N 00447 (см. Прил. IV, док. 8, л. 1). В приказе перечислялись составы местных троек и определялся лимит подлежащих осуждению по первой категории (расстрел) и по второй (заключение в лагеря). Общее число подлежащих репрессиям составило 268.950 человек, из них – расстрелу – 75.950 человек, в том числе и 10 тыс. уже осужденных и находящихся в лагерях НКВД. Цифры, приведенные в приказе, как правило были округлены и отличались от поданных с мест в меньшую или большую сторону. Отличались от заявленных с мест и составы троек (так, по Московской области сам себя предложивший (см. Прил. IV, док. 4, л. 1) Н. С. Хрущев, 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б), не был включен в состав тройки, – его заменил 2-й секретарь Волков). Оговаривалось приказом и упрощенная процедура следствия.
Таким же порядком было принято решение Политбюро от 20.07.1937 о репрессиях против немцев: «Предложить т. Ежову дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах...», и «о ходе арестов и количестве арестуемых сообщать сводки (ежедневные) в ЦК» (см. Прил. IV, док. 6, л. 1); соответствующий приказ был издан Ежовым за N 00439 от 25.07.37.
Аналогичный приказ, касающийся поляков, также утверждался на Политбюро 09.08.1937 и был выпущен по НКВД за N 00485 от 11.08.1937. Позже появились приказы о корейцах, латышах, эстонцах, финнах, поляках, греках, китайцах, иранцах, румынах и т. д.
Следственные дела на указанных в этих приказах лиц также предлагалось вести в порядке, определенном приказом НКВД N00447 от 31.07.1937.
Уже вскоре после выхода приказа о проведении «операции» обкомы и крайкомы, исчерпав отпущенные им лимиты на расстрелы, запросили их увеличения. Так секретарь дагестанского обкома Самурский 26.09.1937 шифротелеграммой просил увеличения лимита по первой категории с 600 до 1200 и по второй с 2478 до 3300. Своим решением от 26.09.1937 Политбюро увеличение лимита до запрашиваемых величин утвердило.
С подобной просьбой – разрешить дополнительно расстрелять 700 человек – обратились в ЦК и НКВД 22.09.1937 из Еревана выехавшие туда Микоян А.И. – член Политбюро ЦК, Маленков Г.М. – зав.отделом руковод.парт.органов ЦК и Литвин М.И. – начальник 4 отдела ГУГБ НКВД. Решением Политбюро от 24.09.37 их просьба была удовлетворена (см. Прил. IV, док. 13, л. 1). Как правило, подобные просьбы шли с мест за подписями 1-х секретарей или начальников УНКВД. Увеличение же лимитов производилось решениями Политбюро ЦК.
Согласно уже упомянутым здесь решению Политбюро ЦК и Оперативному приказу НКВД – оба от 31.07.37 – всю «операцию» предписывалось закончить в 4 месяца. Но этого не произошло. Решением Политбюро от 31.01.38 (см. Прил. IV, док. 17, л. 1) «операция» была продолжена до 15.04.1938, более того, НКВД предлагалось «провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР» (Прил. IV, док.18, л.1). Этим же числом датируется и решение Политбюро о дополнительном лимите 22 республикам, краям и областям. Просьбы об увеличении лимитов продолжились и в 1938 году. Так, 02.02.1938 1-й секретарь Горьковского обкома Ю. Каганович запросил дополнительный лимит по первой категории 3.000 (см. Прил. IV, док. 19, л. 1). Решением Политбюро от 17.02.38 дополнительно разрешалось Украине провести аресты и рассмотреть дела на тройках в пределах 30 тысяч человек.
Но и 15.04.1938 «операция» не была закончена; местные руководители, исчерпав лимиты, просили их увеличения еще и еще, получали разрешения, и расстрелы продолжались. Например, 17.07.1938 с просьбой рассмотреть на тройке дела по первой категории обратился 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко, 25.08.1938 – 5 тысяч по первой категории просили 1-й секретарь Иркутского обкома Филиппов и начальник УНКВД Малышев.
15.09.1938, рассматривая ход следствия по делам на «арестованных по к.р. национальным контингентам», Политбюро подтвердило полномочия и состав особых троек, напомнив при этом, что они состоят из «первого секретаря обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК нацкомпартий, начальника соответствующего управления НКВД и прокурора области, края, республики» (см. Прил. IV, док. 24, л. 1).
Понятно, что подобные широкомасштабные операции НКВД требовали денежных средств. И на этот счет имеется пункт решения Политбюро от 31.07.1937: «5. Отпустить НКВД из резервного фонда СНК на оперативные расходы, связанные с проведением операции, 75 млн.рублей, из которых 25 млн. – на оплату железнодорожного тарифа». Этим же решением ГУЛАГу отпускалось авансом 10 млн.рублей на организацию лагерей. Деньги были незамедлительно выделены постановлением СНК N1244-286сс от 01.08.1937. В связи с продлением «операции» Ежов в марте 1938 обратился с письмом на имя Молотова с просьбой о выделении еще 62 млн рублей (с разбивкой по кварталам 1938 г.). Эта просьба была также удовлетворена (ЦГАОР, ф.9114с (ГУЛАГ), оп. 1, д. 15).
И лишь 15.11.1938 Политбюро вынесло решение о приостановлении всех дел на тройках (см. Прил. IV, док.26, л. 1), а 17.11.38 Политбюро решило ликвидировать тройки: «впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или особого совещания НКВД СССР» (Прил. IV, док. 26, л. 1).
Тем же числом датируется и Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (также принятое на Политбюро). В нем говорилось о большой работе, проведенной органами НКВД, и о том, что она сыграла положительную роль. Однако подчеркивалось, что операции 1937-38 гг. привели к ряду извращений в работе НКВД и Прокуратуры и к массовым арестам. «Работники НКВД, – говорилось в постановлении, – настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» производства массовых арестов". Напомним, что «так называемые «лимиты» были придуманы и утверждены самим же Политбюро за 16 месяцев до этого; очевидной причиной ноябрьского Постановления 1938 г. было намерение откреститься от наиболее одиозных форм террора и, вероятно, подготовить почву для начинавшейся чистки самого НКВД».
А вы не знали, кто сочинил эту сагу про 37-ой год? Историки вам раньше про это не рассказывали? Не говорили, что ее авторы – сын сына лейтенанта Шмидта, пишущего почерком Сталина, и три члена «Мемориала», из которых два филолога, один химик. Да еще один из них сидел за подделку документов.
И на один момент обратите внимание и пока просто этот момент запомните: «Работники НКВД, – говорилось в постановлении, – настолько отвыкли…». Правда, странное правописание? Правильно, по-русски: «Работники НКВД, говорилось в постановлении, настолько отвыкли…». Применение тире здесь совершенно не уместно. Пока только запомните этот момент.
Насчет профессиональной гордости наших профессиональных историков, принявших эту сагу за историческую реальность и документы, представленные группой этих проходимцев, за действительные, мне даже намекать неловко.
Мне часто пишут те, кто читал опубликованные документы о репрессиях, особенно о событиях 37-38-го годов, что у них складывается впечатление, будто эти документы написаны именно в «Мемориале». Стиль и лексика. Через слово – репрессии. В каждом абзаце – массовые аресты. Эти документы совершенно выбиваются из череды правоприменительных актов остального сталинского времени по стилю. А что здесь загадочного, если сотрудники Общества «Мемориал» их и «обнаружили»?
Но не только сотрудники «Мемориала» причастны к этому «творчеству». Из нашей недавней истории нужно кое-что вспомнить. Например, как членом Политбюро Александром Яковлевым был организован вброс в преддверии 1-го съезда народных депутатов СССР фальшивки о секретном приложении к Пакту Молотова-Риббентропа. Если бы Председатель КГБ СССР Крючков был не беспринципной сволочью (а я подозреваю, что там больше, чем сволочь), то он, хотя бы, попытался получить санкцию на арест Яковлева. А если бы не удалось ее у Политбюро получить – выйти в отставку и заявить о предателях в руководстве партии и страны. С конкретными фамилиями. А не так, как он провякал на закрытом заседании Верховного Совета: у нас есть агенты влияния. Какие к чертовой матери агенты влияния, если у вас в Политбюро откровенный американский шпион?!
Александра Яковлева нужно было арестовывать и сразу начинать допрос с вопроса:
-Говори, падла, когда и кто тебя завербовал, кто тебе дал задание развалить Варшавский Договор, чем нанести ущерб обороноспособности СССР?
Фальшивка, вброшенная этой партийной гнидой (а потом еще фальшивки по Катыни были добавлены), и озвученная им на съезде, выставляла СССР агрессором по отношению к Польше, после такого вываливание поляков из Варшавского Договора было только делом времени. А без Польши терялся смысл в существовании этого военного блока. Всего лишь на карту посмотрите: Польша выходит из Договора и самая мощная группировка войск блока в Европе, размещенная в ГДР, подвисает, почти отрезанная от основного члена Договора – СССР.