.
Он свято верил в возможность быстрого видообразования. В 1951 г. в юбилейной статье, посвященной академику О. Б. Лепешинской, Лысенко писал: "Нашей мичуринской биологией уже безупречно показано и доказано, что одни растительные виды порождаются другими ныне существующими видами… Рожь может порождать пшеницу, овес может порождать овсюг и т.д. Все зависит от условий, в которых развиваются данные растения".
Эта вера часто вела к переоценке собственных результатов. Лысенко считал, что один вид внезапно, "в результате скачка, может превратиться в другой, например, береза в ольху, овес — в пшеницу, кукушка — в пеночку". В конце 1929 года Лысенко писал: "Согласно нашему теперешнему представлению, нет ни озими, ни яри — имеются только злаки с различной степенью "озимости"… "Озимость" же мы можем искусственно изживать"[164].
В доказательство он опубликовал результаты, показывающие, что будто бы пшеница может превращаться в рожь. Эксперименты Лысенко просто были не "чистыми", были недостаточно точны и не было сделано необходимое число контролей. А это обычное явление в научной среде. Это сейчас просто смеяться над гипотезами Лысенко, что один вид может превращаться в другой. А ведь до сих под этот процесс толком не изучен.
"Над этими фразами по сей день (цитирую интернет[165], сам эти данные я не проверял — С. М.) потешается каждый образованец: вот-де каким дураком был Лысенко! Надо сказать, что это поразительное научное провидение Лысенко, хотя и не в области биологии растений, было не просто смелым, оно было дерзким! Основанное на научном предвидении, это открытие в те годы не нашло прямых подтверждений, сам Лысенко к концу научной карьеры засомневался в нем и выдвинул гипотезу о том, что у существующих видов имеются защитные генетические механизмы, не дающие одному виду преобразовываться в другой, известный".
Но сегодня и эти идеи Лысенко в принципе подтверждены. Вот, к примеру, брошюра М. С. Тартаковского об эволюции жизни. В ней сообщается: "Но вот энтомолог-практик Г. Шапошников, доктор биологических наук, как-то случайно нарушил это табу. Изменив питание тлей, он вывел неизвестный природе вид насекомых. Работа была опубликована в авторитетном энтомологическом обозрении, докладывалась на международном конгрессе[166].
Сам М. С. Тартаковский не делал никаких теоретических выводов из установленного им факта, но похоже все-таки, что именно среда (в данном случае питание) привела к кардинальной изменчивости организма. Причем благоприобретенные признаки переходят следующим поколениям, наследуются. Более того, новая форма тлей, как и положено отдельному виду, потеряла способность производить потомство со своими столь недавними предками".
Итак, абсолютно новый вид получен уже даже не в растительном мире, а в мире живых существ. Получен, как и требовал Лысенко, путем изменения "условий, в которых развиваются данные" виды[167]. Я не буду здесь анализировать насколько достоверны эти результаты — для этого есть энтомологи. Моя задача — подчеркнуть, что не все так просто как рисовали морганисты.
Как известно, первую последовательную и непротиворечивую теорию эволюции разработал в начале XIX века Ж. Б. Ламарк. В ее основе лежали два допущения: о наследовании приобретенных признаков и о внутренне присущем всему живому "стремлении к совершенству". Первая гипотеза объясняла, почему организмы так хорошо приспособлены к условиям обитания. В течение жизни они используют свои органы по-разному: одни чаще, другие реже. Те органы, которые все время "тренируются", -крепнут и растут, а "остающиеся без работы" — уменьшаются и слабеют. Небольшие изменения, возникающие вследствие такой избирательной тренировки, передаются по наследству. Например, если животное питается листьями высоких деревьев, ему приходится все время вытягивать шею. Шея тренируется, крепнет и немножко удлиняется. Потомство такого животного уже от рождения получит чуть более длинную шею. Так, по мнению Ламарка, появились жирафы[168].
Новая теория эволюции была предложена Ч. Дарвином, который отказался от второй посылки своего предшественника — от "тяги к совершенству" — и придумал такой механизм эволюционных изменений, которого теория Ламарка не предусматривала, — естественный отбор, основанный на борьбе за существование. Отбор происходит оттого, что живые существа производят больше потомков, чем может выжить. В процессе жизни существа изменяются (как Дарвин не знал — генетика еще не была открыта, поэтому он предположил, что в клетках организма образуются особые мелкие частицы (он назвал их геммулами, или пангенами), несущие информацию о тех изменениях, которые клетки претерпели в течение жизни. Геммулы с током крови разносятся по организму и в конце концов проникают в половые клетки. Таким образом потомству передается информация о приобретенных признаках). Новые свойства, помогающие данной особи выжить, передаются ее потомству[169].
Дарвин никогда не опровергал первый постулат Ламарка о наследовании приобретенных признаков. Затем об этом забыли и сейчас, согласно Центральной догме неодарвинизма, приобретенные признаки не наследуются. "Догма" начала складываться через несколько лет после смерти Дарвина, в основном благодаря усилиям немецкого ученого А. Вейсмана (Дарвин назвал его наблюдения "кошмаром Вейсмана") показал, что, если крысам из поколения в поколение в течение нескольких десятков лет, отрубать хвосты, это не приводит к рождению бесхвостых крысят[170].
Так появилась и окрепла "центральная догма". Все теории, основанные на возможности наследования приобретенных признаков, стали считать лженаучными. С этой догмой не согласился Т. Лысенко, который открыл способ придавать семенам морозоустойчивость, выдерживая их некоторое время на холоде, а потом перенося в тепло и укрывая одеялом[171]. Лысенко поддержал ламарковскую идею: приобретенные признаки наследуются; определяющим фактором наследственности являются не мифические гены, а воздействие внешней среды.
Кроме дарвинизма существуют другие учения, например ламаркизм и номогенез. Естественный отбор (преимущественное размножение успешных вариантов в природе) не может служить общим движущим фактором биологической эволюции. Здесь я приведу большую цитату цитату из интернета[172]. В ней доказывается, что не всегда идеи Дарвина находят свое подтверждение.
Во-первых, вне мира бактерий не удалось получить ни одного примера приобретения нового свойства за счет различия размножаемостей. Все "доказательства действия естественного отбора" являют собой описание либо сдвига частот тех свойств, которые уже имелись до начала опыта, либо искусственного отбора, а при нем численное значение размножаемости вообще никакой роли не играет.
Во-вторых, во всех аккуратно исследованных случаях оказывалось, что новые варианты организмов поначалу долгое время размножаются не лучше, а гораздо хуже исходных. Новое формируется не потому, что лучше размножается, а потому, что успевает сформироваться прежде, чем вымрет. Затем новые формы организмов ждут своего часа; известный всем пример — млекопитающие: они сформировались при господстве динозавров и завоевали мир после их вымирания.
В-третьих, то, что удалось получить у бактерий путем различия размножаемостей, говорит о ничтожной мощности отбора: для замены двух аминокислот в белке, бесполезных по отдельности, но полезных вместе, понадобилось 1013 бактерий (10 триллионов). Даже такое мельчайшее изменение ни на каких иных организмах осуществить нельзя, а большее нельзя и на бактериях.
Примеры были в статье приведены зоологические, поэтому сейчас начну с ботанического. Орхидеи часто называют вершиной эволюции растений, поскольку их цветки поражают красотой и сложностью, а семейство орхидных (ятрышниковых) — самое обширное (35 тыс. видов). И, пока мир растений описывали флористы (ботаники, изучающие, что где растет) и систематики (их интересует классификация организмов), все казалось просто. Однако в XX веке за дело взялись физиологи и экологи, и красивая картинка потускнела, а затем распалась.
Орхидеи размножаются хуже всех цветковых, так как не имеют двойного оплодотворения — главного приобретения цветковых. Опыление у орхидей крайне затруднено, а их семена созревают крайне медленно (год или два, как у хвойных), только при содействии грибов-симбионтов, и не имеют эндосперма. Поэтому почти все виды орхидей малочисленны.
Поскольку критерием успеха дарвинизм прокламирует успешность размножения (многочисленность в череде поколений), орхидные надо бы признать маргиналами, кандидатами на вымирание, чего никто не делает. Очевидно, что их прогресс шел помимо преимущества в размножении.
Хуже всего обстоит дело с естественным отбором там, где его больше всего следует ожидать теоретически, — там, где избирательная размножаемость наиболее высока. Оказывается, наиболее жестко отбираемые организмы вовсе не передают новых качеств потомкам. Лучший пример являют тропические подземные термиты.
Можно взять любое руководство по насекомым (например, том 3 "Жизни животных" издательства "Просвещение") и прочесть, что термиты — отряд насекомых (2600 видов), в основном тропических и нацело общественных, то есть живущих огромными колониями, в каждой из которых размножение осуществляет единственная плодущая самка. Большинство видов — подземные, они живут весь год в закупоренных термитниках, бесполые, слепые и бескрылые. Лишь раз в году рождается и вылетает наружу зрячее крылатое половое поколение (или каста) -самцы и самки. Это похоже на пчелиный рой, но есть три принципиальных отличия.