Когда говорят о репрессиях в советской науке, часто речь идет о так называемом "деле КР" (Клюевой и Роскина), с которого начались "суды чести". Это достаточно банальная история раздута до уровня преступления сталинского режима. А ведь дело было проще простого. Член-корреспондент АМН Н. Г. Клюева и ее муж, проф. Г. И. Роскин проводили исследования по разработке препаратов против рака. Академический секретарь В. В. Парин вполне официально передал американским медикам рукопись книги Клюевой и Роскина и несколько образцов их противоопухолевого препарата. Без разрешения правительства книга была опубликована на Западе. По этому поводу было подготовлено закрытое письмо ЦК ВКП(б) "О деле профессоров Клюевой и Роскина". Оно было изготовлено в количестве 9500 экземпляров и разослано по всем властным этажам партгосаппарата СССР с повелением немедленной читки, обсуждения на партсобраниях и отсылки наверх подробного отчета. Н. Г. Клюева и проф. Г. И. Роскин были преданы суду чести. Академик-секретарь АМН В. В. Парин был арестован. Уже в 1959 году ЦК партии снял с них все политические обвинения[315]. "Вот и все, что было", — как поётся в известной песне.
Но и здесь находятся любители выкапывать мифические преступления Сталина. Это В. Д. Есаков, Е. С. Левина, написавшие книгу "Дело КР. Суды чести в идеологии и практике послевоенного сталинизма"[316]. Вроде бы исследование Есакова и Левиной[317] основано на множестве документов. В нем нет разоблачительного пафоса, который стал уже обременителен, ибо невольно связан с односторонностью и упрощениями. И тем не менее авторы пришли к выводу, что "из всех идеологических акций второй половины 40-х — начала 50-х годов именно "дело КР" является центральным для понимания идеологии послевоенного сталинизма"[318].
Дело профессоров Клюевой и Роскина ("дело КР"), как доказывают авторы[319], было ключевым событием в резком переходе страны к режиму "холодной войны", к всеохватной секретности, к самоизоляции и нарочитому самовозвеличиванию. Суды же чести, по словам авторов книги, явились актом "советской инквизиции".
А что, собственно, произошло? Южно-американские кровососущие клопы рода триатома переносят болезнетворный для человека микроорганизм — трипаносому. В 1931 году Роскин открыл, что одноклеточный жгутиконосный микроорганизм, простейшее Trypanosoma cruzi (а также экстракт из ее клеток) тормозит развитие широкого спектра опухолей у животных. Открытие хорошо совпадало с удивительными наблюдениями эпидемиологов, что рак (в его разных воплощениях) у многих людей спонтанно исчезал, если они одновременно переболевали трипаносомиазом. После болезни они оставались как бы иммунны к раку. В итоге, заболеваемость раком в несколько раз меньше в тех районах Южной Америки, где распространена болезнь Чагаса, вызываемая этим паразитом. Роскин установил, что не только трипаносома, но и препарат из нее будто бы обладают противораковым действием. Поэтому изыскания Роскина и Клюевой, начиная с 1947 года, стали проводиться в строгой секретности[320].
Скорее всего никакой эффективности у препарата не было. Так, хирург-онколог Н. Н. Блохин (первый директор Российского онкоцентра и затем президент АМН) в своих воспоминаниях тоже безапелляционно пишет о "несостоятельности препарата "КР"", упоминая работы Роскина и Клюевой в когорте лжеучений Лысенко. Применение трипаносомных препаратов оказалось в 1970-е годы свернуто и во Франции, и в СССР[321].
Иосиф Григорьевич Роскин (1892-1964) был специалистом в области цитологии и протозоологии, одним из основателей Всероссийского общества протозоологов. Он относился к известной московской школе зоологов Н. К. Кольцова. Будучи прекрасным лектором и исследователем, Роскин с 1930 года заведовал кафедрой гистологии в МГУ и создал там лабораторию биологии раковой клетки[322].
Микробиолог Ниной Георгиевной Клюевой (1898-1971), в 1921 году окончила Мединститут в Ростове-на-Дону (создан на базе медфакультета Варшавского университета) и уже в 1930-е годы стала опытнейшим инфекционистом, заведуя сектором в Институте эпидемиологии и микробиологии Академии медицинских наук. В конце 1945 года Клюеву избрали в созданную незадолго до того Академию медицинских наук. В 1939 году она стала женой Роскина.
Еще в 1930-е годы Роскин опубликовал серию статей, в том числе в разных иностранных журналах, о своих наблюдениях и идее использовать антагонизм "трипаносомная инфекция — рак" для целей биотерапии опухолей. Клюева загорелась идеей Роскина. Препарат из трипаносом был назван "круцин", или "КР" (инициалы фамилий авторов)[323].
В начале марта 1946 года Клюева и Роскин подготовили данные своих изысканий в виде рукописи будущей книги. 13 марта 1946 года Клюева делает проблемный доклад на президиуме АМН. Доклад был одобрен и принято решение поддержать исследования и создать лабораторию с опытной клиникой[324].
Почему же и как Роскин и Клюева, их препарат и книга попали в историю с судами чести? А дело было так. Под влиянием рекламирования круцина в США просьбы о его присылке посыпались и в американское посольство, и непосредственно самим авторам. Между тем во всех публикациях говорилось лишь о начале клинических испытаний, о том, что круцин нарабатывается пока в недостаточном количестве и применяется в жидкой, неустойчивой и нестабильной, а значит, и капризной по своему действию форме. И тут новый посол США У. Смит проявил необычную для его ранга инициативу и решил лично встретиться с авторами открытия. Их встреча с полным согласованием по всем каналам власти состоялась 20 июня 1946 года в дирекции Института эпидемиологии (в присутствии директора и, конечно, доверенного у "органов" лица). Посол предложил сотрудничество и любую техническую помощь из США. Минздрав в принципе согласился и подготовил соответствующий проект[325].
4 октября 1946 года академик-секретарь АМН В. В. Парин во главе делегации медиков, куда входят и крупные советские онкологи, летит в США. Там он принимает участие в специальной сессии ООН о международном сотрудничестве, где доклад делает Молотов. Парин, посоветовавшись с Молотовым, передает 26 ноября 1946 года в Американо-русское медицинское общество уже принятую к печати в СССР рукопись книги Роскина и Клюевой и образец круцина (который к этому времени давно утратил свою активность). И дело не в том, что препарат оказался неэффективным, а в том, что это было сделано с нарушениями законов СССР. Я не хочу сказать, что законы были правильными, но они были Видимо, это стало основанием для критики Сталиным Молотова и охлаждением к последнему[326].
Клюева, подстегиваемая успехом и растущей популярностью, стремилась к большему. Она пишет два обращения на имя Жданова с уверениями о громадном значении работы. Мудрый профессор Роскин предчувствовал опасность чрезмерной активности и напоминал: "Не буди лихо, пока оно тихо". Если бы Клюева была просто его соавтором, он, возможно, и удержал бы ее. Но она была еще и женой и настояла на своем. Письма Жданову идут за двумя подписями. Оба письма возымели действие! После первого — в апреле 1946 года (нашлось надежное номенклатурное лицо для передачи письма) из ЦК была быстро спущена позитивная резолюция — "поддержать и доложить"[327].
Выделяется площадь, штат лаборатории обещано расширить до 55 человек. Казалось бы, о чем еще мечтать? Однако в честолюбивые планы Клюевой входило не только организовать наработку и анализ препарата. Она хотела держать под своим контролем весь процесс и самостоятельно вести клинические испытания: иметь небольшую клинику (не будучи врачом-онкологом). И это тоже удалось. Но, как в сказке о рыбаке и рыбке, показалось мало. К ноябрю 1946 года штат номинально увеличился до 99 человек. С ростом штата, естественно, росли и технические трудности, и неурядицы (это обычно). В неистовом нетерпении Клюева пишет новое письмо Жданову. Тон письма авторов весьма требователен: "Мы работаем в условиях постыдной нищеты"[328]. Дозвольте спросить, а разве их коллеги в то время работали в условиях "бесстыдной роскоши", разве рабочие жили лучше?
Уже 21 ноября Жданов принял в Кремле Роскина и Клюеву. Через 4 дня они опять были вызваны Ждановым в Кремль, куда в те же часы приглашены лица из высшего эшелона: Ворошилов, Деканозов, Мехлис, прокурор СССР Горшенин, замминистры и даже люди из Министерства кинематографии! На уровне Совмина подготавливается решение о поддержке работ по круцину. Уже 7 декабря проект был представлен зампреду Совмина Берии. 23 декабря 1946 года Сталин подписал Постановление "О мероприятиях по оказанию помощи лаборатории экспериментальной терапии профессора Н. Г. Клюевой". Постановление было секретным и опубликованию не подлежало[329].
Вот как действовал Сталин, когда был убежден, что впереди будущее открытие.
Несмотря на обстановку секретности, в январе 1947 года Клюева и Роскин приглашают Смита в секретный институт. В бумагах Жданова авторы обнаружили запись: "Я думаю, что Смита не надо было пускать в Институт". Возникает цепочка фактов, похожих на предательство. Интерес посла — демарш американской разведки, приглашение к сотрудничеству -подкуп, передача машинописи уже сданной в печать книги коллегам в США — низкопоклонство перед иностранцами и разглашение государственной тайны