Между тем, в этой истории есть ещё один интересный факт. Факт зажима исследований ламаркистов по идеологическим соображениям. Например, никаких исследований по наследованию условных рефлексов в лабораториях, возглавляемых Л. А. Орбели институтов до 1950 г., не велось и сообщений о таких работах не публиковалось[414]. Между тем В. К. Федоровым в физико-физиологической лаборатории проводились эксперименты по "наследованию" свойств поведения. Направление этих исследований четко видно из отчета о проделанной работе за 1949 г.:
"…отказавшись от попытки получить данные о переходе условного рефлекса в безусловный, мы подошли к этому вопросу следующим образом. Изучается степень подвижности нервных процессов у ряда мышей. Далее это свойство тренируется и от тренированных особей получается потомство. Это потомство исследуется с точки зрения степени подвижности их нервных процессов и проводится сопоставление с данными их родителей (тренированных). Т. о. в течение года было изучено: родители в количестве 20 мышей, первое поколение в количестве 56 особей и второе поколение в количестве 26 особей. Результаты доложены заведующему лабораторией Л. А. Орбели". Опубликованы результаты этих опытов не были[415]. Как видим Орбели не разрешил опубликовать статью, где были намеки о возможности передачи по наследству некоторых признаков, полученных в процессе тренировки нервной системы. Я не буду анализировать, верно ли были поставлены опыты, но сам факт научной прогенетической цензуры говорит о многом.
Федоров не был, вслед за многими соратниками Орбели, уволен при реорганизации ИЭФ в 1950 г. и что его статьи в "Докладе АН СССР" и другие журналы после 1950 г. представлялись К. М. Быковым. Лишь в 1952 г. появилась первая статья В. К. Федорова по вопросу наследования приобретенных признаков у мышей, причем об опытах 1949 г. в этой статье даже не упоминалось. В 1953 г. Федоровым была защищена кандидатская диссертация, а спустя всего два года — докторская, причем в последнюю вошли и результаты исследований по наследованию приобретенных признаков[416]. В дальнейшем Федоровым был опубликован целый ряд статей на эту тему, последняя — в 1959 г., в которых обосновывалось наследование результатов тренировки подвижности нервных процессов[417]. Это говорит о том, что исследования о наследовании стереотипов поведения втихую запрещались сторонниками морганистов.
Всесоюзное совещание 1962 г. по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психологии сняло ярлыки с ряда ведущих ученых, директором Института физиологии стал П. К. Анохин, вновь начали публиковаться И. С. Бериташвили, а затем и Н. А. Бернштейн. Было сказано, что «во время сессии был допущен ряд теоретических ошибок и элементов философской вульгаризации. Сессия, проводившаяся в духе культа личности Сталина, во многом исказила идею научной критики, подменив товарищеский, свободный обмен мнениями наклеиванием порочащих ярлыков и огульным осуждением инакомыслящих». Тем не менее, доклады участников совещания пестрили выражениями типа «сыграла большую роль», «раскрыла», «показала перспективы», «выявила ряд ошибок» и т. п. Участники совещания 1962 г. согласились, что невзирая на некоторые ошибки, сессия двух академий 1950 г. все же сыграла положительную роль.
Годы перестройки позволили некоторым обиженным начать административную контратаку. В октябре 1987 г. в Институте истории естествознания и техники АН СССР был проведен «круглый стол», где выступило 35 физиологов, философов, историков науки, психологов. Они резко критически отозвались о «Павловской сессии», считая, что она принесла неисчислимые беды не только физиологии, но и многим другим направлениям, в том числе самому павловскому учению о высшей нервной деятельности[418]. Странно, но их материалы не содержат науковедческой оценки этого вопроса, а выдержаны опять в духе "не читал, но осуждаю". А ведь для того, чтобы сделать такой вывод, требуется провести тщательное науковедческое исследование с использованием индекса цитирования и т.п.
Но не все ученые следовали идеологической моде. Попытка позитивно оценить Павловскую сессию была предпринята в 1988 г. в книге «Физиологические науки в СССР»[419]. С этой попыткой не согласились Григорьян и Ярошевский. Ну, не согласились и не согласись — в науке много мнений. Но обращает внимание стиль их несогласия — для критики книги был использован административный ресурс антисоветизма. Они опубликовали свою статью не в научном физиологическом журнале, а в идеологическом журнале "Коммунист"[420].
Почему именно Павлов был выбран объектов поклонения? Для того есть все основания. Мне нет необходимости характеризовать Павлова как выдающегося ученого. Это уже сделано в сотнях томов. Здесь мне хотелось лишь обратить внимание читателя на несколько деталей, связанных с репрессивным давлением на ученых.
Важнейшей проблемой павловского наследия считалась проблема наследования приобретенных признаков и превращение условных рефлексов в безусловные. Вначале Павлов считал, что условные рефлексы могут передаваться по наследству, но после критики ряда видных генетиков, в особенности Н. К. Кольцова, Павлов поручил проверку опытов Н. П. Студенцова другому своему сотруднику — Е. А. Ганике. По свидетельству Кольцова, работы Ганике убедили Павлова в неверности гипотезы наследования условных рефлексов, и он отказался от нее. Однако результаты, полученные Ганике, не были опубликованы. Правда, М. Л. Левин в 1927 г. опубликовал письмо Павлова, в котором сообщалось, что проверка не подтверждает первоначальных предположений о наследственной передаче условных рефлексов и он "не должен причисляться к авторам, стоящим за эту передачу". Эти поступки связаны с тем, что кристальную нравственность Павлов считал неотъемлемым условием лабораторной работы. Авторитет Павлова как ученого, непоколебимо преданного высшим научным нравственным ценностям, был признан и теми физиологами, которые придерживались иных научных моделей.
В 1928 г. на III съезде физиологов была доложена работа, выполненная Н. А. Голубевым в лаборатории одного из учеников Павлова И. С. Цитовича. По мнению Голубева, ему удалось показать наследование условных рефлексов у морских свинок. Эта работа прошла фактически незамеченной. И вплоть до 1948 г. вопрос о наследовании приобретенных признаков поведения в отечественных исследованиях, насколько известно, не поднимался. Более того, в "Очерках по истории физиологии в России", опубликованных в 1946 г. Х. С. Коштоянцем (также учеником Павлова), говорилось, что И. П. Павлов согласился с возражениями генетиков против опытов Студенцова[421].
Западные ученые с огромным пиететом произносили имя Павлова. На Западе нет ни одного учебника по физиологии или психологии, где бы учение Павлова не излагалось как классическое По данным цитат индекса Ю. Гарфилда, даже сегодня цитируемость этих трудов находится на уровне цитируемости Нобелевских лауреатов наших дней[422].
Многие положения Павлова, повлиявшие на прогресс мировой науки, долгое время пребывали в забвении в СССР. Достаточно напомнить о принципе саморегуляции поведения и самообучаемости живой системы, на которые Н. Винер в своей «Кибернетике» ссылается, упоминая Павлова, как на стержневой для этой науки и который в те годы практически не разрабатывался отечественными учеными[423]. Однако Павловская школа не была единственной в советской физиологии.
Итак, основной вывод из рассмотрения фактического материала связанного с Павловской сессией состоит в том, что основное ее острие было направлено против монополизма Орбели в науке. Павлов был лишь орудием этой идеи.
О том, что Павлов не выступал против генетики свидетельствует тот факт, что он распорядился поставить в своей лаборатории в Колтушах бюст основоположника генетики Менделя и т.д.
Можно ли считать Павловскую сессию корнем зла в развитии советской физиологии? Думаю, нет. Более того, она направила усилия ученых на более близкие к практике результаты. Ведь нервная система — лишь часть механизмов, но на них можно было воздействовать на практике: лечение сном, гипнотическое воздействие и т.д. Другое дело, что не все эти методы воздействия были безопасными. Да! Лечение сном детей давало опасные последствия. Но ведь и кровопускание было опасным, однако и у царей его делали, несмотря на вред. Ведь, так говорила медицинская наука того времени.
Некоторые историки науки находят сходство между Павловской сессией и дискуссией о теории химического резонанса в химии[424].
А дело было так. В 1946 г., Г. В. Челинцев (1904-1962), которого Грэхем[425] считает основным виновником антирезонансной кампании, опубликовал в "Известиях АН СССР" статьи, излагающие его собственную "новую структурную теорию", призванную стать в противовес "механистической" квантовой химии, основой органической химии. В 1949 г. появилась его книга "Очерки по теории органической химии". Г. В. Челинцеву ответил один из бесспорных лидеров советской химии А. Н. Несмеянов, дезавуировавший его "новую структурную теорию" и изобличивший ее создателя в теоретической некомпетентности.