инутной личной выгоды. С одной стороны, помогающий знает, что в следующий раз точно так же помогут и ему. С другой — он искренне верит в те добродетели своего коллеги, о которых он пишет в рекомендательном письме; если же у него есть какие-то сомнения, они более или менее сглаживаются острым чувством привязанности к группировке.
Большинство заявок на получение грантов отбираются анонимным коллективом исследователей, которые не имеют возможности установить личность заявителя. Однако принадлежность последнего к банде и клану и здесь играет свою роль. Искусный кандидат формулирует заявку таким образом, чтобы безошибочно подать сигналы, указывающие на свою принадлежность к тому или иному формированию. Если вы член психоаналитической банды, то в вашей заявке будет часто цитироваться Фрейд. Это беспроигрышная тактика, если вам заранее известно, что все члены комиссии являются адептами одной группировки. В случае, когда комиссия состоит из представителей разных банд и кланов, вы можете надеяться на то, что они согласятся с суждениями ваших товарищей, находящихся в комиссии.
Преданность членов объединения друг другу и его негласным правилам вполне сравнима по своей силе с чувствами, испытываемыми уличными бандитами. К счастью, научные группировки используют слова, а не пули — в противном случае уровень смертности в академических бандах сравнялся бы со смертностью по причине криминальных разборок.
Как членство в научном сообществе используется для получения финансовой выгоды, вполне понятно. Остается не совсем ясным, каким образом в нем (в сообществе) достигается эмоциональное вознаграждение и формируется ощущение благополучия. За счет системы статусов.
Во многих отношениях профессорский труд — крайне одинокий вид деятельности. Огромную часть своего времени — при проведении исследований и написании научных работ — профессор проводит в одиночестве. Его контакты со студентами и коллегами ограничены кругом рутинных дел и занимают очень незначительную часть его рабочего времени. Встречи с аспирантами, которые, по сравнению с другими студентами, получают больше его внимания, — тоже всего лишь часть его работы. Товарищеские отношения в лабораториях, библиотеках и офисах встречаются достаточно редко. Без поддержки банды или клана большинство профессоров оказались бы полностью замкнуты на своей работе и изолированы от внешнего мира.
Подобная изоляция уникальна в своем роде.
Основная задача ученого состоит в поиске новых и зачастую высокоспециализированных знаний. Получение такого рода знаний важно не только для карьерного роста ученого, эта деятельность оказывается в центре его трудовой деятельности, а зачастую и в центре всей его жизни. Работа становится для него ключевым элементом его идентичности. А поскольку ученому практически не с кем поделиться радостью от своих научных находок, поиск эзотерических знаний — процесс, ведущий, возможно, к неизбежной и полной изоляции. Чем более успешны поиски, тем сильнее на ученого давит груз знаний, которые отделяют его практически от всех окружающих…
По существу, научные объединения (кланы) создают искусственный и очень затягивающий в себя круг проблем и практик, дающий их членам ощущение единства. Последние практически не общаются на личные темы, однако они могут достаточно гармонично работать вместе над проблемами своей банды и клана. Эти проблемы и создают сообщество, без них его неизбежно ждет полный распад.
Большинство из того, что происходит в процессе преподавания и исследований превращается в ритуал, предназначенный для поддержания групповой идентичности. Так членство в банде и клане становится объектом гордости само по себе, а реальные результаты научной деятельности отступают на второй план. Эта идея объясняет возникновение огромного числа явных и скрытых скандалов в академическом сообществе. Она же полностью объясняет то, почему профессура старается сохранять такую шокирующую дистанцию между собой и своими студентами (особенно студентами младших курсов) — в основании интересов лектора находятся проблемы его специальности, которые не значат ровном счетом ничего для студентов.
Существует ли какой-нибудь выход из трясины академического бандитизма? Эта проблема трудно разрешима по той причине, что верность банде и клану напрямую связана с идентичностью членов этих групп. Эту задачу и попытался решить Сталин так, как он понимал.
Я подумал, а не стоит ли за всем этим другая более глубокая причина и стал смотреть исторические материалы о так называемых сталинских репрессиях среди ученых и во всех случаях обнаружил, что все эти дискуссии и административные гонения можно объяснить также и на основе другой гипотезы, если принять, что Сталин боролся против монополизма, засилья директоров и евреев. Борьба велась в форме открытых дискуссий. Это случилось не только в генетике, но и в языкознании, физиологии, политэкономии, химии…
В других случаях, да и в этих тоже часто имела место грызня разных кланов ученых друг с другом. Наконец, в деле КР и в преследованиях статистиков не все чисто. Были нарушены государственные законы. Особняком стоят дискуссии по философии, где все дело было в претензии марксизма стать истиной в последней инстанции.
И во всех случаях именно вмешательство Сталина и ЦК КПСС помогло в какой-то степени нормализовать ситуацию. Однако иногда случались эксцессы вроде административных гонений генетиков и запретов им заниматься генетикой. Хотя думаю, что дело здесь в том, что надо было перераспределить потоки денег в отрасли дающие практически важные результаты. Уж слишком застряли в фундаментализме советские морганисты.
Итак, истинной причиной научных сессий, состоявшихся после войны, была чрезмерная монополизация мнений и особенно должностей в руках ряда выдающихся ученых. Так, генетик Вавилов "подмял" под себя все, что можно, все должности. Точно также "подмял" под себя административные научные должности физиолог Орбели. Академик меднаук Виноградов занимал множество должностей, хотя на этих должностях другие справились бы не хуже[502]. Поэтому дискуссии не были гонениями, а были попыткой ликвидировать монополию на истину и сделать науку демократической (в случае с генетикой можно сказать -хотели как лучше, а получилось как всегда).
Другой, не всем очевидной причиной гонений на генетиков была попытка вырваться из научного периферизма. Несмотря на огромный вклад советских ученых в генетику, все же основные открытие были сделаны западными учеными. Это вело к тому, что наши ученые начинали во всех вопросах оглядываться на Запад. Хорошо это или плохо — другой вопрос, но с точки зрения Сталина, космополитизм мешал самостоятельному мышлению. Известно, что споры о приоритетах ведутся и переоткрытия делаются часто в политических целях. Так после войны в советские учебники вошло множество двойных названий. Например, капсула Боумена Шумлянского. Психологически было важно выкорчевать научный периферизм в науке СССР. Важная роль в затеянной им кампании борьбы с «космополитизмом». была отведена Сталиным историкам науки. Кампания предписывала находить особые пути развития русской науки, утвердив ее приоритет в во многих начинаниях и открытиях. Опора на собственные силы и попытка идти собственным путем дала выдающийся результат в СССР 50-х годов.
Тем не менее, наиболее важное общественное значение дискуссий 19481952 годов состояло, по-моему мнению, в том, что в общественную практику начала внедряться практика широкого обсуждения научных проблем вместо их диктата научными начальниками. Эта практика была далека от совершенства и все же она означала отступление от прежней порочной практики. Было впервые провозглашено, что наука не может развиваться без дискуссий, осужден монополизм в науке. Другой вопрос, что после дискуссий последовали административные решения, которые использовались карьеристами и выскочками для укрепления своих позиций в науке.
По мнению Анны Цукановой, бывшей заместителем заведующего Отделом руководящих партийных органов, то есть, в сущности, заместителем Маленкова, Сталин знал об издержках почти каждой крупной идеологической кампании, но цель, как говорил Маленков, оправдывала эти издержки[503]. То, что организовали дискуссии, есть хорошо, а то ведь морганисты в то время заняли большую часть административных постов.
Итак, гонения на некоторых ученых в СССР — факт? Факт. Чем же их можно объяснить? Одни, к примеру, троцкисты, объясняют их сталинизмом. Другие марксизмом. Можно ли ограничиться указанными гипотезами? Нет. Основой гонений на науку является борьба с монополизированием истины. Она возникает в связи с претензией на истину со стороны идеологии. Это может быть через марксизм, как в СССР; нацизм, как в Гитлеровской Германии, может через христианство во время сжигание ведьм, как в средние века. В Германии на науку гонения тоже были, хотя и другого толка… Тоже арийскую науку противопоставляли космополитической… Раз так, то гипотеза о сталинизме как главной причине гонений на науку, должна быть отброшена.
ГЛАВА 9. СОВЕТСКАЯ НАУКА И СТАЛИН
Остается ещё один вопрос. Вопрос о роли Сталина в развитии советской науки. Я его частично уже освещал, но все как-то разрозненно. А он заслуживает особого внимания.
Самое интересное, что в данном случае совершенно не важно, правы лысенковцы или нет сейчас. Важен вопрос, а можно ли было вообще понять, кто прав в те годы, я имею в виду 1948 год. Другими словами, а мог ли Сталин определить, кто прав, а кто виноват в научном споре морганистов и мичуринцев. Если даже сейчас можно с пеной у рта спорить, а кто же все-таки оказался прав, то тогда тем более не так-то легко было понять, кто из них прав. Поэтому главный же вывод из этого раздела таков — Сталин не мог знать, кто был прав, морганисты или лысенковцы, поэтому боле вероятно, что он, поддержав Лысенко, исходил из своей идеи борьбы с монополизмом в науке и хотел большей практической направленности в деятельности ВАСХНИЛ.