Дебби сказала, что не может сообщить ему никаких деталей, не проконсультировавшись сперва с психотерапевтом Дженнифер. Несколько недель спустя Даг позвонил, чтобы узнать, если ли у нее новости для него.
– Мы с психотерапевтом Дженнифер пытаемся помочь ей вспомнить, – сказала Дебби.
– Что вспомнить? – спросил Даг.
– Я не могу сказать ничего конкретного, – ответила Дебби. – Психотерапевт Дженнифер говорит, что тебе необходимо все вспомнить самостоятельно. Она не хочет загрязнять твои воспоминания.
– Ты знала, что доктор Баркер разговаривал с Кристен и она больше не говорит, что была свидетельницей? – Даг решил, что пришло время выложить козырь – его единственный козырь. – Она призналась, что на самом деле никогда не видела, как я трогаю Дженнифер. Она видела лишь, как мы вместе лежали в кровати – полностью одетые, и обе мои руки были на виду. Дженнифер лежала под одеялом, а я – поверх него. Раньше я все время ложился рядом с детьми, когда они засыпали, Дебби. Ты ведь это помнишь, правда? – Ему не удалось скрыть сарказм. – Именно это я и делал – просто лежал рядом с Дженнифер, разговаривал с ней, пытался помочь ей уснуть. Ничто в рассказе Кристен не наталкивает на мысль о сексуальном контакте. Я хочу, чтобы ты сказала Дженнифер в точности то же самое, что Кристен рассказала доктору Баркеру, и позволила ей самой делать выводы.
– Этого я делать не стану, – сказала Дебби. – Это лишь запутает Дженнифер и внушит ей мысль о том, что, возможно, насилия не было.
– Правда ее не запутает! – Даг внезапно потерял самообладание. – Вы с психотерапевтом запутываете ее, пытаясь добиться, чтобы она вспомнила то, чего никогда не было! Если ты ей не скажешь, я сам скажу.
Десятого мая 1990 года Дебби назначила встречу с Дагом в его офисе. Как только она вошла, он понял: что-то кардинально изменилось. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Он почувствовал головокружение и предложил прогуляться.
– Что-то случилось, – сказал Даг после того, как они какое-то время шли молча.
– К Дженнифер вернулись ее воспоминания, – произнесла Дебби. Она казалась неестественно спокойной, полностью контролирующей ситуацию. – Теперь мы можем подать на тебя в суд.
– В суд? Ты собираешься подать на меня в суд? – Даг чувствовал, будто вот-вот захлебнется. Он попытался спастись, обращаясь к любви, которую его жена испытывала к своим детям. – Подумай о детях, Дебби! Подумай, что судебные дрязги сделают с ними.
Она опалила его взглядом и подтянула сумку на плече. Ее лицо выражало ее мысли яснее, чем любые слова: вот теперь-то ты у нас в руках.
– Судебное разбирательство разобьет нашу семью вдребезги. Дебби, пожалуйста, я не хочу бороться с тобой из-за этого. Я хочу все решить мирным путем.
Услышав боль в его голосе, Дебби, казалось, смягчилась.
– Мне жаль, что все так вышло, – сказала она.
Когда они вернулись в его офис, она назначила встречу с его начальником. Как Даг узнал позднее, она хотела убедиться, что его не уволят до окончания судебного процесса.
Девятнадцатого мая, через двадцать дней после того, как к Дженнифер вернулись воспоминания, Дагу позвонил детектив из отдела по особым делам.
– Мы хотим, чтобы вы прошли проверку на полиграфе, – сказал детектив.
– Мне посоветовали нанять адвоката, – ответил Даг.
– Вам ничто не мешает сначала пройти проверку на полиграфе, – сказал детектив.
– Я хочу пройти эту проверку, – ответил Даг, – но мне необходимо понять принцип его работы. Мне будут задавать вопросы о конкретных случаях насилия? Никто до сих пор так и не сказал мне, в чем именно меня обвиняют, а мне сообщили, что тест может дать неправильный результат, если вопросы будут недостаточно конкретными.
Детектив не смог сразу ему ответить, и тогда Даг сформулировал свои опасения по-другому:
– Если вопросы будут недостаточно конкретными, результаты могут получиться неоднозначными или даже стать доказательством моей вины.
– Мы не можем раскрыть информацию о конкретных обвинениях до тех пор, пока против вас не будет подан официальный иск, – сказал детектив.
– Мне позволят каким-либо образом участвовать в подборе полиграфа или повлиять на процедуру проведения теста? – спросил Даг.
– Послушайте, господин Нейгл. Я – детектив, а вы – подозреваемый. Я командую парадом, а не вы.
– В таком случае я сперва найму адвоката, а потом соглашусь поговорить с вами снова, – ответил Даг.
– Разумеется, это ваш выбор, – сказал детектив, оставляя за собой последнее слово. – Но я знаю, что вы виновны. Вы согласились на проверку на предмет сексуальной девиации, а невиновный на это никогда бы не пошел.
Даг позвонил своим друзьям-адвокатам и попросил порекомендовать специалиста по уголовному праву. Все единодушно советовали обратиться к Стиву Моуэну: одни называли его «методичным», другие – «осмотрительным», третьи – «очень внимательным» и «рассудительным» специалистом. Даг побеседовал с Моуэном, и тот согласился представлять его интересы в суде.
– Детектив говорит, он убежден в том, что я виновен, потому что я проходил проверку на предмет сексуальной девиации, – объяснил Даг своему адвокату.
– Это логичный вывод, – сказал Стив. – Обвиняемые обычно не соглашаются на подобное тестирование, если только они не решили признать свою вину и не надеются ускорить вынесение приговора.
Столь безразличный ответ адвоката встревожил Дага. В конце концов, они обсуждали его жизнь, на кону была его семья, репутация, карьера.
– Я не понимаю, – произнес Даг. – Дебби сказала, что мне придется пройти эту проверку. Она сказала, я не смогу видеться с детьми, если откажусь. Никто никогда мне не говорил, что это будет восприниматься как доказательство вины.
– Вам следовало нанять адвоката несколько месяцев назад, – спокойно ответил Стив.
– Но речь идет о моем психическом здоровье, а не о юридических дрязгах, – сказал Даг, не в силах сдерживать гнев.
– Уже нет. – Тон Стива напомнил Дагу те времена, когда во время учебы в средней школе завуч вызвал его к себе в кабинет из-за небольшого проступка. «Это не начальная школа, – тихим голосом предупредил его завуч. – Теперь все по-настоящему, и ты на самом деле нарвался на неприятности».
– Я бы посоветовал вам прекратить обследование у доктора Баркера, – сказал Стив. – Я могу об этом позаботиться, если хотите.
– Но если Дебби узнает об этом, она скажет, что это всего лишь еще одно доказательство моей вины.
– Что она думает, не имеет никакого значения.
– Для меня имеет, – сказал Даг. – Моя главная задача – сохранить брак и воссоединить семью.
– Наша главная задача – сделать так, чтобы вы остались на свободе, если это возможно, – ответил Стив. – Я позвоню детективу из специального подразделения по расследованию случаев сексуального насилия и скажу ему, что вы не будете проходить тест на детекторе лжи. Использовать полиграф в подобных делах слишком рискованно. Пока нет никакой необходимости идти на такой риск. Я также посоветовал бы вам не привлекать к себе внимания. Никому не рассказывайте о предъявленных вам обвинениях.
Что-то в выражении лица Дага заставило Стива добавить:
– Скольким людям вы рассказали о случившемся?
– Десяткам, – признался Даг. – Коллегам по работе, родственникам, друзьям, прихожанам в церкви.
Стив вздохнул.
– С этого момента залягте на дно. Ничего не делайте и не говорите, потому что все сказанное может быть использовано против вас.
«Напоминает “правило Миранды”», – с горечью подумал Даг. Но ведь, когда людей обвиняют в преступлении, они обычно знают, что такого они якобы сделали? Когда же он наконец выяснит, в каких действиях по отношению к своим детям его обвиняют? А пока – как ему дальше жить с этим?
– Я не могу залечь на дно, – сказал он своему адвокату. – Мне слишком больно. Мне нужно говорить об этой ситуации, как вы ее называете, иначе я сойду с ума. Я потерял жену, детей и мое главное хобби – помощь другим детям. Я могу потерять работу.
– Вы ведь знаете, что потеряете лицензию на право заниматься адвокатской деятельностью, если вас признают виновным? – Стив пошарил по книжной полке, достал документ с правилами о лишении права заниматься адвокатской практикой и начал его перелистывать.
– Я никогда не думал об этом. Моя работа – все, что у меня теперь осталось. – Даг замолчал. Было видно, что он пытается взять себя в руки. – Я боюсь тюрьмы. Но хуже этого мысль о том, через что сейчас проходят мои дети. Мои дети думают, что я навредил им. Им больно. У меня нет сил вынести такие страдания. Как я могу замолчать и залечь на дно, когда моя семья разваливается?
Стив был глубоко обеспокоен по поводу эмоциональной нестабильности своего клиента. Даг нуждался в психологической помощи, которую доктор Баркер как специалист по анализу сексуальных отклонений оказать ему не мог.
– Позвольте мне посоветовать вам специалиста, который, возможно, поможет вам разобраться в происходящем и справиться с вашей болью, – сказал Стив. – Доктор Карсон – судмедэксперт, и у него есть большой опыт работы с делами о сексуальном насилии. Но я отправляю вас к нему не ради выяснения юридических вопросов. Он чрезвычайно восприимчив, и, я думаю, он поможет вам понять суть конфликтов и напряжения в вашей семье. Может быть, при его содействии вы попытаетесь воссоединить семью.
Доктор Карсон выслушал историю Дага, а затем задал вопросы о его прошлых заболеваниях и его сексуальном опыте. Похожие вопросы задавал и доктор Баркер, но в этот раз Даг чувствовал себя более комфортно. Даг подумал, что, может быть, он просто сломлен и слишком измотан. Или, может, он попал в такую большую беду, что его личная жизнь и достоинство уже не имеют значения.
Во время третьего сеанса Карсон спросил Дага прямо в лоб:
– Вы сделали это или нет?