– Ну, все, что я чувствовал… Я чувствовал злость, – сказал Чед.
– Но ты помнишь, что случилось, – давил Питерсон. – Тебе нужно вспомнить, что случилось. Ты можешь сделать это, если захочешь.
– Что, например? – Чед был озадачен. – Что значит «вспомнить»?
– Вспомнить, вместо того чтобы говорить: «Я думаю, это могло случиться, но я не знаю, случилось это или нет, я не помню», – сказал Шониг.
– О, – сказал Чед, очевидно сбитый с толку «объяснениями» детектива.
– У тебя есть эти воспоминания, – сказал Шониг. – Мы пытаемся помочь тебе, Чед.
– Я знаю, знаю. Они там. Я просто не могу… не могу расставить все точки над i. Я не могу.
– Что ж, я не удивлен, – утешительно сказал Питерсон. – Тут нет ничего необычного: дети, которые прошли через то же, что и ты, часто не могут об этом вспомнить, потому что на самом деле не хотят. Во-первых, они не хотят помнить. Во-вторых, они запрограммированы не помнить.
Чед ответил на этот коварный намек заинтересованным, но уклончивым «Ммм».
– И я думаю, что с тобой произошло нечто, из-за чего ты захотел все забыть, – сказал Питерсон. – Я просто вынужден спросить себя: что тебе пришлось пережить, раз ты теперь даже не чувствуешь…
– Возможно, все идет к тому, о чем я говорил тебе ранее, – сказал Шониг, – с тобой случилось что-то, что угрожало твоей или еще чьей-то жизни, твоей семье. Я даже предположу, что это как-то связано со словами твоего отца, ведь ты говорил, что расскажешь.
Чед какое-то время молчал, пока психолог и следователь обменивались теориями о потере памяти. Когда его спрашивали о чем-то напрямую, он отвечал односложно или же просто с утвердительной интонацией повторял слова вопроса.
– Ты пил?
– Нет.
– Курил марихуану или что-то еще?
– Нет.
– Просто чувствовал себя очень плохо?
– Просто чувствовал себя очень плохо.
– И одиноко?
– И одиноко.
– Может быть, ты чувствовал себя униженным?
– Может быть.
– Давай Чед, они там, – нетерпеливо сказал Шониг.
– Я знаю, что они там. Я просто не могу… Они просто не… Как будто…
– Ты можешь с этим справиться и можешь научиться, – вмешался Питерсон. – Ты можешь сделать выбор в пользу того, чтобы разобраться с этими воспоминаниями. Ты можешь выбрать жизнь. Вот так. Есть такой маленький странный промежуток, который лежит между отсутствием чувств и умением жить со своими чувствами. Но сначала тебе нужно до них добраться.
– Верно, – согласился Чед.
– Ты можешь сделать этот выбор, но ты должен до них добраться, – повторил Питерсон.
– Верно, – повторил Чед.
– Ты вправе выбирать, и никто не сделает тебе больно только потому, у тебя есть эти чувства.
– Верно.
Разговор постепенно перетек в обсуждение снов Чеда. Он описал одно довольно яркое сновидение, в котором некие «маленькие люди» зашли в его спальню и бродили около его кровати. Лица этих людей были разрисованы черными, белыми и красными молниями, как у членов рок-группы Kiss.
– Это сны о насилии, – сказал Питерсон.
– Да, я смотрел за дверь и видел…
– И об отсутствии защищенности?
– Да, я видел дом с зеркалами… и не мог выбраться оттуда.
– О насилии, о том, как ты оказался в ловушке, в ситуации, из которой невозможно выбраться.
– Ага.
– У этих воспоминаний есть ключ… в тот момент ты был сумасшедшим.
– Ага.
– То, что с тобой произошло, так ужасно.
– Верно.
– То, что с тобой произошло, было отвратительно.
– Ты не хочешь принимать то, что с тобой действительно произошло, вот почему ты не видишь выхода, ты хочешь верить, что это всего лишь сны, – сказал Шониг, влезая в разговор со своим никудышным анализом. – Ты не хочешь верить, что это реально. Это было реально. Это было реально, Чед.
– То, что ты видел, реально, – повторил Питерсон.
– Мы знаем это, Чед, – сказал Шониг. – Ты не спал.
– Это был не сон, – сказал Питерсон.
– Нет, – слабо возразил Чед, – это ведь было за моим окном.
– То, что ты видел, реально, – сказал Шониг. – То же самое всплыло в сознании твоего отца.
– Ладно, – сказал Чед.
– Итак, давай с этим разберемся.
Они разобрались с другим сном, где мимо проезжал поезд, звенел гудок и ведьма залезала в окно Чеда. Чед объяснил, что, когда он проснулся, он не мог пошевелить руками. Как будто на него кто-то навалился.
– Это совершенно реально, – сказал Шониг. – Это ключ, Чед. Это то, что действительно происходило.
– Чед, это правда с тобой случилось, – присоединился Питерсон.
– Ладно, – сказал Чед с сомнением.
– Они покусились на твою способность отличать правду от вымысла.
– Ладно, – повторил Чед. Он послушно описал ведьму из сна. Она была толстой и носила черный плащ, как в «Волшебнике страны Оз». Четверо молодых людей за окном были худыми с длинными черными волосами. Он помнил, как укусил кого-то в бедро. А ведьма сидела на нем.
– Посмотри на ее лицо, – предложил Шониг. – На кого она, по-твоему, похожа? Кого-то, кого ты знаешь… Это кто-то, кого ты знаешь. Кто этот человек? Кто-то из друзей семьи?
Чед сказал, что не мог рассмотреть лицо ведьмы, потому что было темно. Он помнил лишь то, что его связали и что он не мог пошевелиться и разговаривать.
– Тебе нужно заглянуть внутрь себя, увидеть этого человека, и то, что он с тобой сделал, Чед, – сказал Шониг. – Ты не хочешь помнить, ведь то, что с тобой случилось, так ужасно и разрушительно… тебе тяжело поверить, но это произошло. Мы можем остановить это зло, Чед. Мы можем сделать так, чтобы оно никогда не повторилось…
– Ты можешь дышать? – спросил Питерсон.
– Есть что-то, что мешает тебе говорить? – спросил Шониг. – Что у тебя во рту?
– Просто дай волю воспоминаниям, – велел Чеду Питерсон. – Дело не в том, о чем ты думаешь. Дело в том, о чем ты пытаешься не думать.
Наводящие вопросы и давление продолжались час за часом. В какой-то момент Чед стал настаивать, что дома он чувствует себя в безопасности.
– Я чувствовал себя в безопасности. Я не знаю, возможно, я не был в безопасности, но я так себя чувствовал. Мне всегда было спокойно.
– Даже когда все это происходило? – с недоверием спросил Шониг.
– За исключением снов, потому что я думал, что это были сны. Я сводил это все к снам.
Поскольку Чед продолжал настаивать, что он ничего не помнит и что его сны были всего лишь снами, Питерсон предположил, что у него «нарушено восприятие реальности», «нарушено чувство собственного “я”», «нарушена способность чувствовать». «Абсолютно полное повиновение и подчинение группе», – добавил он как-то загадочно.
Шониг вернулся к человеку, сидящему на груди Чеда. Следователь напомнил Чеду, что у него было что-то во рту.
– И это не тряпка, – подсказал он.
– Верно.
– Это не что-то твердое, как кусок дерева.
– Верно.
– Что это?
Чед засмеялся:
– Вы только что заставили меня подумать… черт побери!
– Что это?
– Я не знаю, не знаю.
– Что это было, по-твоему, ну давай же.
– Хорошо, я подумал, что это мог быть пенис. Я… возможно.
– Хорошо, не смущайся, – утешил его Шониг. – Это мог быть пенис. Тогда что с тобой случилось? Отпусти это. Все хорошо.
– Я не знаю, что со мной происходит, – жалостливо произнес Чед.
Несколько минут спустя следователь Шониг отчитал Чеда за то, что тот продолжал путать реальность со снами.
– Они реальны. Ты знаешь это. Сегодня ты уже много раз сказал нам: ты знаешь, что это не сны. Итак, прекрати пытаться вытеснить это, как сон.
– Да, но мне тяжело, – слабо возразил Чед. – Двадцать лет я вытеснял это, как сон, а теперь за один день должен принять как реальность. Тут и не знаешь, что считать правдой.
– Но не забывай, у тебя было время об этом подумать в последние две недели…
– Нет, ну… Я не знал, что стал жертвой, пока в последний раз не поговорил с вами.
– И что я говорю тебе, Чед, у тебя теперь было время подумать, и я верю, что часть твоего мозга все еще пытается…
– Вытеснить это, верно, верно. – К этому моменту Чед знал все о теории вытесненных воспоминаний.
– Вытеснить это, потому что ты не хочешь верить, что это действительно произошло, – продолжил Шониг.
– Верно.
– Было бы здорово, если бы ты сказал, что это было на самом деле, что это был не сон, – сказал Питерсон.
– Вот поэтому я хочу увидеть лица, чтобы я мог обвинить кого-то, – согласился Чед. – Чтобы я мог сказать: они сделали это со мной. Я видел лица, я помню, кто они. И дальше отталкиваться от этого. Мне нужно лицо.
Диктофон был выключен, и в это самое время Чед нашел свое воспоминание. Когда диктофон снова включили, Чед вспомнил, что на нем сидел мужчина; ногами он придавил руки Чеда, чтобы тот не мог пошевелиться. Он был одет в джинсы и фланелевую рубашку, а его пенис был у Чеда во рту.
Его сон стал реальностью; ведьма из безликой женщины превратилась в хорошего друга отца и приятеля по покеру Джима Рэйби.
– Насколько ты уверен, что это Джим Рэйби? – спросил Шониг.
– Ой, восемьдесят процентов. Семьдесят процентов. Нет…
– Какая часть тебя чувствует, что это не Джим Рэйби?
– Ну, такое чувство, что это был сон.
– Мы исключили, что это был сон, так?
– Хорошо, хорошо, но все равно есть сомнения… э-э… я не знаю. Это просто не… Я не знаю.
Под конец семичасового допроса Чед пожаловался на головную боль.
– Это воспоминания возвращаются, – убедил его Питерсон.
На следующий день во время напряженного допроса Чед сообщил, что к нему вернулось очередное воспоминание. В этот раз он вспомнил, что, когда ему было десять или одиннадцать, в подвале его дома с ним занимался анальным сексом еще один друг отца и его приятель по покеру – Рэй Риш.
Шестнадцатого декабря, спустя чуть меньше трех недель после того, как Инграма арестовали и посадили в тюрьму округа Терстон, его жена Сэнди поехала в церковь «Живая вода», чтобы поговорить со священником. Отец Брейтан объяснил Сэнди, точно так же, как объяснял ее мужу в тюремной камере, что она на восемьдесят процентов состоит из зла и на двадцать – из добра. Ее добрая часть контролирует осознанные воспоминания, а злая – бессознательную часть ее разума. По мнению Брейтана, Сэнди либо знала о тех жестокостях, что творились в ее собственном доме, но предпочитала оставаться в стороне, либо добровольно принимала в них участие. Если она не покается, наставлял ее священник, ее, скорее всего, посадят в тюрьму. Сэнди Инграм в ярости отвергла предложение Брейтана признаться. «Возможно, с кем-то это и работает, но не со мной», – сказала она, явно имея в виду своего мужа. После этого разговора Сэнди поехала домой, собрала самые необходимые вещи, села в машину со своим младшим сыном Марком и провела следующие пять часов за рулем, пробираясь сквозь буран на другой конец штата. На следующий день, обращаясь к Всевышнему с мольбой о помощи, она написала в своем дневнике: «Господи, мне страшно… Куда делись мои дети, мои драгоценные малыши, которых я так люблю…»