Первая реакция Памелы была типичной. «Меня точно водой окатили, – рассказывает она. – Я не понимала, о чем он меня спрашивает. Мне казалось, что он то ли спутал меня с другой клиенткой, то ли обвиняет во лжи, то ли еще что. Я рассказала ему, что не помню никакого сексуального насилия; мне такое даже в голову никогда не приходило. Он ответил, что это не имеет никакого значения, что это совершенно не важно. Возможно, объяснил психотерапевт, виной всему была “диссоциация”, которая выступает в качестве защитной реакции сознания. Он сказал, что он эксперт в области сексуального насилия, что работал с сотнями женщин, которые стали жертвами изнасилований, и на 95 % уверен, что со мной случилось то же самое. Он велел мне пойти домой и проверить, не смогу ли я что-нибудь вспомнить. Он сказал, что воспоминания сами придут ко мне, что они начнут появляться одно за другим, если только я разрешу себе вспомнить».
У каждой из этих женщин предположение о сексуальном насилии сразу вызвало череду разных эмоций. Первой реакцией был шок и недоверие. «Психотерапевт напрямую спросила, насиловал ли меня мой брат, – рассказывает Эрин. – Я сказала ей, что ни брат, ни кто-либо другой никогда меня не насиловал. “Ты уверена?” – спросила она. “Да, я уверена”, – ответила я. Тогда она посмотрела на потолок, будто сомневалась в моем ответе. У меня участилось дыхание, а потом началась паническая атака. Я не могла справиться с эмоциями, вызванными этой мыслью».
Следующей реакцией было странное чувство облегчения, граничащее с надеждой. «Я чувствовала острую необходимость вспомнить все, что со мной случилось, чтобы мне стало лучше, чтобы я сумела в конце концов наладить свою жизнь», – говорит Мелоди.
«Может быть, этим объясняется моя боль и стрессовое состояние, – размышляли все эти женщины. – Может быть, поэтому я чувствую, что не управляю своей жизнью, страдаю от перепадов настроения, от депрессии и тревоги. Если я подвергалась насилию и если я сумею восстановить эти воспоминания, то, может быть, тогда все мои проблемы разрешатся, и я начну новую, более полноценную жизнь».
Женщины серьезно подошли к процессу восстановления воспоминаний. Они прочитали книгу Элен Басс и Лоры Дэвис «Мужество исцеления», откуда узнали, что многие люди, подвергшиеся в детстве насилию, не помнят об этом, а у некоторых воспоминания не восстанавливаются никогда. Но на самом деле воспоминания значения не имеют – по крайней мере, как способ доказать себе или кому-то еще, что вас действительно изнасиловали. Важно, что вы чувствуете. «Если вы думаете, что вас подвергали насилию и наблюдаете у себя соответствующие симптомы, значит, так и было».
«Я выучила “Мужество исцеления” наизусть, – говорит Эрин. – Раньше я постоянно носила ее с собой: когда шла на прием к врачу, когда работала няней, когда мы с друзьями куда-нибудь ходили: я боялась, что у меня в голове всплывет какое-нибудь воспоминание, и я знала, что книга поможет с ним справиться».
Эрин также выучила наизусть некоторые разделы из книги психотерапевта Сью Блум «Тайные жертвы» (Secret Survivors). На самой первой странице, перед титульным листом, она нашла раздел под названием «Список симптомов, проявляющихся у жертв инцеста». Он начинался со следующего вопроса и утверждения: «Вы отметили у себя большинство этих характеристик? Если да, то, возможно, вы – жертва инцеста». В список «характеристик» входила боязнь оставаться одному в темноте, ночные кошмары, негативное восприятие собственного тела, головные боли, артрит, нервозность у взрослых, боязнь потерять контроль, вина, стыд, низкая самооценка, ощущение, что сходишь с ума или сильно отличаешься от других.
«Я сравнивала себя с этим описанием, – рассказывает Эрин. – С каждым симптомом, который я находила (а нашлись практически все), у меня появлялось все больше доказательств, чтобы убедить себя, будто я была жертвой инцеста».
Эти женщины проработали в группе анонимных жертв инцеста 20 вопросов в рамках 12 этапов, что, как предполагалось, должно было привести их к правде. В том числе они отвечали на следующие вопросы:
• Как вы думаете, вы умеете контролировать свои эмоции?
• Бывает ли такое, что вы слишком остро реагируете или срываетесь на других в ситуациях, которые выводят вас из себя? Вы боитесь гнева?
• Были ли в вашем детстве периоды, которые вы не можете вспомнить? Возникает ли у вас чувство, что «что-то произошло»? Случается ли вам вспоминать о насилии, не испытывая каких-либо эмоций?
• Имеются ли у вас проблемы с алкоголем, наркотиками, расстройство пищевого поведения, мигрени или боли в спине?
Казалось, все совпадало, но куда же тогда делись воспоминания? Мелоди десятки раз перечитывала «Мужество исцеления». «Я почти ничего не делала, только читала книгу “Мужество исцеления”, плакала, страдала от депрессии и злилась, – объясняет она. – Я испробовала все “методы” из книги и прилагающейся к ней рабочей тетради, но все еще не могла вспомнить ничего конкретного, хотя и была убеждена, что это произошло. Я все время думала об этом и усердно, изо всех сил пыталась вспомнить».
Памела садилась смотреть старые фотоальбомы, внимательно рассматривая каждый снимок в надежде, что изображение руки на ее плече или любимого в детстве платья в цветочек внезапно воскресит глубоко похороненные воспоминания.
Элизабет обращалась к Богу. «Я все время молилась, просто молила Бога вернуть мне воспоминания». Памела просила Бога о том же. «Я падала на колени и взывала к Господу: пожалуйста, верни мне мои воспоминания!»
Они с головой ушли в поиски и молитвы, потому что, как настаивали психотерапевты, их боль была настолько сильна, что ее могли объяснить только вытесненные воспоминания о причинившем травму насилии. «Пережитое человеком насилие всегда имеет не меньшее значение, чем его теперешние страдания, – твердили им. – Если ваша боль очень сильна, значит, и насилие было очень жестоким; а если вы этого не помните, значит, ваше сознание вытеснило воспоминания.
«Когда я начала посещать сеансы терапии, у меня были самые что ни на есть серьезные проблемы, которые причиняли мне реальную боль и разочарования, – пишет Лора. – У меня разрушились взаимоотношения с одним из самых важных для меня людей. Мне казалось, что моя жизнь полностью вышла из-под контроля. У меня были проблемы с внешним миром, которые причиняли мне много беспокойства, однако моего психотерапевта они не слишком интересовали. Он говорил о более глубокой боли, похороненной, «вытесненной». Доктор считал, что моя тяга к саморазрушению и смерти может иметь лишь одно объяснение: мой разум вытеснил нечто ужасное и травматичное. А значит, меня спас бы только длительный курс терапии, гипноз и усердная работа».
Они так отчаянно хотели поправиться, чувствовать себя лучше, быть лучше, но их агония, казалось, лишь усиливалась. Поэтому они полностью отдались в руки терапевтов, перестав рассчитывать на собственную волю, разум и контроль. Жизнь Лоры настолько «переплелась и перепуталась» с жизнью ее психотерапевта, что она уже была не в состоянии думать самостоятельно. «Я думала так, как хотел он. Я верила в то, во что он хотел, чтобы я верила. Я становилась той, кем он хотел меня сделать».
«На столе психотерапевта стояла моя фотография, – вспоминает Эрин. – Во время каждого сеанса она несколько раз повторяла, что любит меня. Она объясняла это тем, что чувствовала, как мне не хватает заботы».
Когда психотерапевты предложили женщинам присоединиться к группе, чтобы им было проще восстановить утраченные воспоминания, они согласились попробовать, хотя некоторые из них поначалу сопротивлялись. «Я не хотела идти, – объясняет Лора, – но мой психотерапевт сказал, что я просто переношу страх перед своей семьей на группу. Он сказал, что я должна пойти». Психотерапевт Памелы посоветовал ей начать групповую терапию, чтобы преодолеть одиночество. «В группе ты встретишь много друзей, – сказал он. – И ты удивишься, какую работу можно проделать при поддержке других женщин».
Даже сам факт посещения групповых сеансов, казалось, ускорял процесс. «Я забросила все, кроме своей группы, – вспоминает Элизабет. – В группе все мы говорили об одних и тех же вещах: изнасилование в детстве, инцест, содомия, пытки. И мы все находили им подтверждение в словах друг друга. Мне всегда хотелось быть частью чего-то, и в группе я наконец обрела это чувство».
«Всех участниц моей группы объединяло одиночество, – соглашается Памела. – Мы все были одиноки, уязвимы и напуганы, и все отчаянно пытались что-нибудь вспомнить. Мне казалось, что потерянные воспоминания не могут не быть чем-то реальным, раз все эти женщины искали одно и то же».
В группе они опробовали несколько необычных приемов восстановления похороненных воспоминаний. Психотерапевт Лоры надеялся на такую процедуру, как «работа в состоянии транса». Он просил ее закрыть глаза, представить, что могло случиться в прошлом, а потом записать в дневник «все, что придет в голову». Предполагается, спонтанное письмо помогает установить связь с неосознанными воспоминаниями. Потом психотерапевт читал записи вслух. «Это было в реальности, – говорил он. – Эти события действительно происходили».
Если одна из участниц группы настаивала на том, что просто фантазировала или выдумывала, психотерапевт начинал с ней спорить. «Ты ничего не выдумывала, – говорил он. – Твоему разуму сложно принять ужасную реальность, и поэтому ты отрицаешь правду, чтобы защитить себя. Это воспоминания, и они реальны».
В одной из дневниковых записей Лора рассказывает о своих страхах по поводу того, что эти воспоминания могут оказаться настоящими.
Мне трудно поверить в сны, которые мне снятся. У меня болят плечи и рука, болят так сильно, что мне приходится принимать обезболивающее. Реальная боль или воспоминания о ней? Может ли быть все настолько плохо, как мне снится? Могут ли мои сны иметь символический смысл? Можно ли плохие сны спутать с воспоминаниями? Почему никто ничего не замечал, почему всем было все равно? Я бы хотела выяснить, что действительно произошло, а что мне внушило телевидение, страшные истории и воображение. Реально ли это все или это просто какая-то игра, в которую со мной играет мой разум?