– Нет, дорогая, отнюдь не в претензии, – подтвердила миссис Уайтекер. – Он меня разыскал.
– Такой романтичный был, такой романтичный… Не мужчина – сказка, – с мечтательным вздохом сказала Мари. – Ох, я бы за ним приударила! Да еще конь у него белый, огромный, и все такое…
«Хм, и не сутулится больше, как прежде», – с одобрением отметила миссис Уайтекер.
На книжных полках она отыскала новый роман от «Миллс энд Бун», под названием «Величие ее страсти», хотя еще не закончила тех двух, купленных в прошлый раз. Затем миссис Уайтекер раскрыла те самые «Романы и легенды о рыцарях». От книги пахнуло плесенью. На самом верху первой страницы было аккуратно, красными чернилами, выведено: «EX LIBRIS[40] К. РЫБАКА».
Миссис Уайтекер вернула книгу на место.
Придя домой, она увидела ждущего ее Галахада: тот коротал время, катая соседских детишек на спине Гризеля вдоль улицы.
– Хорошо, что вы здесь, – сказала она. – Мне как раз нужно кое-что передвинуть.
Галахад послушно поднялся вслед за нею в каморку под стрехой и отодвинул в сторону все старые чемоданы, так что миссис Уайтекер сумела добраться до буфета в дальнем углу.
Сколько же на нем скопилось пыли!
Здесь, в этой каморке, миссис Уайтекер и продержала Галахада почти до самого вечера: гость двигал с места на место тяжести, а она занималась уборкой.
Щеку Галахада украшал свежий порез, одна из рук гнулась в локте с заметным трудом.
За уборкой они поболтали о том о сем. Миссис Уайтекер рассказала помощнику о покойном муже – о Генри, и о том, как страховка на случай его смерти позволила выкупить в полную собственность этот дом, и как ей достались все эти вещи – вот только оставить их, кроме Рональда, некому, а Рональд с женой старых вещей не любят. Рассказала, как познакомилась с Генри во время войны (он был патрульным ARP[41], а она постоянно забывала опускать шторы затемнения в кухне), и как ходила с ним на танцульки (шесть пенсов с носа за вход), и как они, когда война кончилась, отправились в Лондон, где она впервые в жизни попробовала вина.
В ответ Галахад рассказал миссис Уайтекер о своей матери Элейн, особе довольно взбалмошной, не слишком-то добронравной, да еще вроде ведьмы в придачу; и о деде своем, короле Пеллеасе, человеке, в общем и целом, хорошем, желающем только добра, но, мягко говоря, несколько нерешительном; и о собственной юности в замке Блиант, что на Беспечальном острове; и об отце, которого знал лишь под именем «Le Chevalier Mal Fet[42]», человеке, почти совершенно повредившемся умом, а на самом-то деле – Ланселоте Озерном, величайшем из рыцарей, только в чужом обличье и лишенном собственной воли; и о том, как сам Галахад юным оруженосцем жил в Камелоте.
К пяти часам дня миссис Уайтекер окинула взглядом каморку, решила, что обстановка заслуживает ее одобрения, отворила окно, чтобы проветрить комнату, отвела Галахада вниз, в кухню, и поставила на огонь чайник.
Галахад сел за кухонный стол, развязал вместительный кожаный кошель у пояса и извлек из него камень – круглый, белый, примерно с крикетный мячик величиной.
– Это тебе, госпожа, – сказал он. – Ты же отдай мне Чашу Грааля.
Миссис Уайтекер приняла камень, оказавшийся куда тяжелее, чем выглядел, и поднесла его к свету. Теплый на ощупь, в лучах предвечернего солнца камень отливал молочно-матовой белизной, а в глубине его словно бы поблескивали искорки серебра.
Прикосновение к камню навевало неожиданный, странный душевный покой. Нет, не покой… безмятежность – вот как это вернее всего назвать. Все заботы, все треволнения как рукою сняло.
Миссис Уайтекер нехотя положила камень на стол.
– Милая вещица, – сказала она.
– Предмет сей – Философский Камень, освещавший во тьме Ковчег праотца нашего Ноя, способный превращать металлы неблагородные в золото, а также имеющий некоторые иные чудесные свойства, – с гордостью пояснил ей Галахад. – И это не все. Вот что еще принес я тебе в придачу.
С этими словами он вытащил из кошеля яйцо и подал его миссис Уайтекер.
Яйцо… величиною с гусиное, на вид – глянцево-черное в малиновую и белую крапинку… Стоило коснуться его скорлупы, волосы на затылке поднялись дыбом. От яйца повеяло невообразимым жаром и невероятной свободой. Казалось, откуда-то издали доносится гудение пламени. На долю секунды миссис Уайтекер словно бы воспарила над миром, взвилась в небеса на огненных крыльях.
Покачав головой, она положила яйцо на стол, рядом с Философским Камнем.
– А это – Яйцо Феникса, – объяснил Галахад, – привезенное из земель далекой Аравии. Настанет день, и из него вылупится сама Птица Феникс, а когда придет срок, птица совьет гнездо из огня, снесет яйцо и умрет, чтоб возродиться в пламени – в огне утра новой эпохи.
– Так я и подумала, – сказала миссис Уайтекер.
– И, наконец, добрая леди, – продолжал Галахад, – я принес тебе вот что.
Снова порывшись в кошеле, он преподнес миссис Уайтекер третий дар. Дар оказался вырезанным из цельного рубина яблоком на янтарной веточке.
Миссис Уайтекер не без опаски взяла яблоко в руки. На ощупь оно оказалось обманчиво, неожиданно мягким: легкое прикосновение тут же повредило нежную кожуру, и пальцы миссис Уайтекер оросил рубиново-алый яблочный сок.
Кухня неуловимо, точно по волшебству, наполнилась ароматами даров лета – малины, персиков, земляники, красной смородины. Откуда-то из дальней дали послышались музыка и пение.
– Это – одно из драгоценных яблок Гесперид, – негромко сказал Галахад. – Откусишь раз – исцелишься от любой хвори или раны, как бы она ни была глубока, откусишь другой – вернешь себе прежнюю юность и красоту, а третий… третий же, говорят, дарует вечную жизнь.
Миссис Уайтекер слизнула с ладони липкий яблочный сок. На вкус он оказался, словно изысканное вино.
И тут ей на миг вспомнилось, каково это – быть молодой, крепкой и гибкой телом, способной на все, чего ни захочешь, бежать со всех ног по проселку ради одного только не слишком подобающего истинной леди наслаждения быстротой бега, видеть, как мужчины улыбаются ей просто оттого, что она – это она и счастлива быть собой…
Подняла миссис Уайтекер взгляд на сэра Галахада, достойнейшего из рыцарей, прекрасного, благородного юношу, сидящего за столом в ее кухоньке… да так и замерла.
– Все эти чудесные вещи я предлагаю тебе, – сказал Галахад. – Хотя раздобыть их было непросто.
Миссис Уайтекер отложила рубиновый плод на кухонный стол, окинула взглядом Философский Камень, Яйцо Птицы Феникс и Яблоко Жизни, а после вышла в гостиную и взглянула на каминную полку – на маленького фарфорового бассета, на Святой Грааль, и на черно-белый, почти сорок лет тому назад сделанный фотопортрет покойного мужа, Генри – гологрудого, улыбающегося, поедающего мороженое…
Услышав свисток кипящего чайника, она вернулась на кухню. Налила в фарфоровый заварочный чайничек чуточку кипятка, старательно ополоснула его изнутри, выплеснула воду. Всыпала внутрь две ложечки чайного листа, прибавила третью – на долю чайника, залила их остатками кипятка.
Молча проделав все это, миссис Уайтекер повернулась к Галахаду, устремила взгляд в глаза юноши.
– Яблоко уберите, – твердо сказала она. – Такие вещи не следует предлагать пожилым леди. Это, в конце концов, против приличий. Но…
Тут она сделала паузу, и, поразмыслив, продолжила:
– Но эти две вещицы я взять соглашусь. Эти чудесно украсят каминную полку. Две за одну – так оно будет по справедливости, или я уже ничего не понимаю в жизни.
Галахад просиял, спрятал рубиновое яблоко в поясной кошель, пал на колено и поцеловал руку хозяйки.
– Оставьте это, – велела миссис Уайтекер.
Достав из буфета свой самый лучший фарфор, сберегаемый только для самых особых случаев, она налила обоим чаю.
Чай пили молча, а, покончив с ним, отправились в гостиную.
Галахад, истово перекрестившись, снял с полки Святой Грааль. Миссис Уайтекер водрузила на место чаши Яйцо и Камень. Яйцо раз за разом падало набок – пришлось прислонить его к фарфоровому песику.
– В самом деле, чудесно смотрится, – подытожила миссис Уайтекер.
– Да, – согласился Галахад. – Смотрится просто чудесно.
– Позвольте, я покормлю вас на дорожку, – предложила миссис Уайтекер.
Галахад отрицательно покачал головой.
– Тогда кекса с цукатами с собой заверну. Сейчас вы, может быть, и не голодны, но спустя пару часов очень даже ему обрадуетесь. «Удобствами», вероятно, тоже воспользоваться не помешает. А Грааль дайте пока сюда, я его заверну.
Показав гостю небольшую уборную в конце коридора, миссис Уайтекер отнесла Грааль на кухню, отыскала в чулане старую рождественскую оберточную бумагу, как следует упаковала чашу и перевязала сверток бечевкой. Затем она отрезала большой кусок кекса и уложила его в бурый бумажный пакет, вместе с бананом и кусочком плавленого сыра в серебристой фольге.
Вскоре Галахад вернулся из уборной. Миссис Уайтекер вручила гостю бумажный пакет и сверток со Святым Граалем, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Славный вы мальчик, – сказала она. – Смотрите же, берегите себя.
В ответ Галахад обнял ее, а она выпроводила его из кухни, сквозь черный ход, и захлопнула за ним дверь.
Под цокот копыт, донесшийся из-за окна, с Готорн-Кресент, она налила себе еще чаю и тихо заплакала, уткнувшись носом в бумажную салфетку.
В среду миссис Уайтекер весь день провела взаперти.
В четверг, как всегда, отправилась на почту, за пенсией, а после завернула в магазинчик «Оксфама».
Женщина за кассой оказалась ей незнакома.
– А где же Мари? – удивилась миссис Уайтекер.
Женщина за кассой – в опрятных, ухоженных сединах, в синих, украшенных стразами «остроухих» очках – пожала плечами и покачала головой.
– Ушла. Уехала с каким-то молодым человеком. На лошади, – сказала она, прищелкнув языком. – И о чем только думала, скажите на милость? Мне ведь после обеда в хитсфилдском магазине дежурить! Придется моему Джонни подменять меня здесь, пока не найдем ей замену.