Как демонстрирует опыт, неожиданно обнаружить во рту кролика ни одной женщине в мире не хочется.
Сие обстоятельство маг полагает одним из множества недостатков жены. Наряду с крючковатым носом, леворукостью и зачатками «вороньих лапок» в уголках глаз. Ворон он, кстати, терпеть не может. Однако жена есть жена, и посему он старается прощать ее недостатки.
Порой его жена просыпается в ужасе, изумленно моргает: рот ее полон шерсти. Кролика никто никогда не находит. С подозрением взглянув на мага, жена идет чистить зубы.
Иногда это вовсе не кролики. Годы и годы назад, в день знакомства, в освещенном пламенем свеч ресторане, едва приступив к дегустационному меню, она обнаружила во рту целую дюжину роз. И, разумеется, поперхнулась устрицей, а после обрызгала скатерть возбуждающим гибридным чаем под названием «Зарок любви». К концу вечера перед ней возвышалась груда извергнутых изо рта цветов, маг, облаченный в смокинг, раскланивался, а весь зал ему аплодировал.
Извинившись, она отправилась в уборную (золотые смесители в форме лебедей), избавиться от шипов в языке. А после, спустя недолгое время, сделала… что?
Вышла за него замуж.
Маг продолжает тасовать карты. Бьет свое сердце, червонную масть, дубинкой трефы, и, вооружившись совком масти пиковой, хоронит его под грудой бубен, бриллиантов жены. Часть тех бриллиантов – просто стекляшки, но об этом ей знать было неоткуда.
А влюбленные в гостиничном номере просыпаются. Чувствуя его взгляд, она открывает глаза.
– Что? – спрашивает она.
Он, прикрыв рукой губы, бормочет себе под нос три слова и с силой вонзает зубы в ладонь. Она льнет к нему. Утро. Пора прощаться.
Однако они не прощаются.
Расставания поутру – для любовных интрижек на одну ночь, с любовью ничего общего не имеющих.
Здесь речь об ином.
Они проводят в постели еще день и ночь. Волею случая у каждого оказалась с собой половина ингредиентов заклятия, предметов редких, каких еще поискать, зелий и снадобий, и слов, не существующих, пока не сказаны вслух.
Не расправившись с поданным в номер завтраком и наполовину, оба оказываются на полу. Чайник опрокинут, со стола каплет чай, ее щеки – в брызгах компота, в волосах на его груди запутались масляные крошки.
Неразумные, как все любящие пары, оба уверены, будто все так прекрасно, что ничего дурного с ними случиться попросту не посмеет.
«Ну, что с нами может стрястись?» – думают оба.
Верно, верно.
Но, скажем, его жена – ведьма. За дверцами бельевого шкафа в их городской квартире скрыта пещера, полная лунного света, и черных коз, и летучих мышей. Ей повинуются крылатые таксомоторы с треснувшими, моргающими фарами. Есть у нее аквариум, наполненный чем-то ярким, как солнечный свет, с шипеньем струящимся вверх и наружу, в холл, и несколько куриц, при случае спаривающихся с крокодилами, что живут в ванне.
Ну да, вот так как-то.
Скажем, она тоже знала обо всем наперед, с той самой минуты, как встретила этого человека, предсказала беду, увидев в чайном стакане отражение лица в форме сердечка, лица женщины с едва заметными «вороньими лапками» в уголках глаз, на саму ведьму ничем не похожей.
В тот вечер, когда влюбленные встретились, его жена была дома. Кофейная гуща на донышке чашки дрогнула, подернулась рябью. Рыжий кот за окном, на пожарной лестнице, подняв морду к небу, протяжно, пронзительно затянул песнь любовной тоски.
Пальцы ведьмы застревают в спутанных волосах. В раздражении вырвав несколько прядей, она швыряет их за окно. Волосы падают прямо в квартиру соседа этажом ниже, а тот, дикоглазый, укуренный в доску старик, швыряет их в пламя газовой плиты. Там ведьмины волосы вспыхивают фейерверком, приводя в действие противопожарную сигнализацию.
Ведьма ищет союзников. Ага, есть. Он маг. Обычно ведьма работает в одиночку, но сейчас опасается, как бы ярость и горе не притупили ее мастерства.
Мага она видит в кофейной гуще. Негромко плача, маг тасует колоду карт, вытаскивает из-под века монету. Белый кролик, выглянув из его рта, дико, с отвращением озирается и лезет наружу, волоча за собою радугу шелковых лент и букет увядших роз. Стоит магу коснуться стола, стол поднимается, увлекаемый вверх шумными ду2хами прежних жен чародея.
Ведьме на все это любоваться терпения не хватает. Поразмыслив, она разливает молоко: как известно, пролитое молоко лишает плач всякого смысла. Ну вот. Готово. Сделано. Правда, напрасный перевод продукта тут же приводит ее в раздражение. Тогда ведьма велит разлитому молоку собраться в кофейную чашку, приправляет его капелькой собственной крови и пьет.
Погубить его ей сил вполне хватит, однако она не желает ему смерти.
К несчастью, всех ее сил недостанет, чтобы заставить его разлюбить. Заставить кого-либо разлюбить, особенно если речь о настоящей любви – задачка куда сложней душегубства. На свете существуют тысячи заклятий, нацеленных именно на это, и все они крайне ненадежны. Как правило, эти заклятья выходят заклинателям боком – к примеру, превращают брови в пару крохотных ревущих медведей, или навек выворачивают наизнанку сердца.
Однажды, испробовав нечто подобное, ведьма вдруг обнаружила, что ее сердце тикает, точно бомба с часовым механизмом. Починка обошлась недешево, и то, если честно, не удалась. Теперь ее сердце, по большей части, сделано из плоти морской звезды. Ну что ж, по крайней мере регенерировать может, если вдруг что не так.
Полюбив мужа, ведьма показала ему все свои чары, устроила этакую быструю череду откровений.
Присев перед бельевым шкафом, она распахнула дверцы, выпустив из пещеры в комнату сонм летучих мышей, черных коз и духов, а он рассмеялся и предложил ей дезинсектора вызвать. Истерев в порошок травы со склонов древних холмов, она прибавила к порошку семена, бережно вытряхнутые из крохотного конвертика, и глаз не сводила с любимого, пока перед ним, прямо из ничего, распускались цветы, да не простые: у каждого – собственное лицо. Казалось, он этого не заметил, а когда она подчеркнула сие обстоятельство, только и сказал:
– Спасибо.
Встревожилась ведьма: неужели ему этого мало? Однако они остались вместе. Порой, среди ночи, она разбирала по кирпичику все дома в городе, оставляя нетронутой только их спальню…
Надо заметить, забот у ведьмы хватает. Дел невпроворот, на капризы судьбы времени нет. Отпускать мужа в собственную сказку только потому, что так уж судьба распорядилась? Еще чего!
Судьба неизменно несправедлива. Оттого на свете и существует колдовство.
Взявшись за телефон, ведьма звонит магу, а тем временем глаз не сводит с кофейной гущи. Маг отвечает на вызов. Одетый в смокинг и расшитую блестками мантию, он только что распилил себя надвое и теперь внимательно разглядывает половинки. Ведьма заранее могла бы сказать: удовлетворения это не принесет ни на грош. Давным-давно, едва познакомившись с мужем и узнав о той, другой женщине в его будущем, она покинула собственное тело и хорошенько перетряхнула его, точно выстиранную простыню, в надежде вытрясти прочь жажду любви. Жажда любви затаилась, а после, стоило ведьме заменить кожу шелком цвета какао, вырвалась на свободу и с тех пор прячется неведомо где.
Мужу она о женщине, с которой ему суждено встретиться, не рассказывала. Мужчины нередко слепы: может статься, он ее попросту не заметит.
Однако любовь тоже слепа – об этом-то ведьма и позабыла. Будь ее муж слеп, глух и нем, все равно этой, другой, не пропустил бы даже в безмолвии и непроглядном мраке.
Ладно. Это еще не значит, что тут ничего не поделаешь.
– Нужно встретиться, – говорит она магу. – У нас общее дело.
Вдвоем, взявшись за руки, влюбленные идут через кладбище и от души хохочут над тем, что искушают судьбу, гуляя по кладбищу рука об руку.
Вдвоем шагают они по лужам сквозь проливной дождь и, не сводя глаз друг с друга, даже не смотрят под ноги.
Вдвоем они безоглядно доверяются уличному движению.
Вдвоем они самозабвенно трахаются – на лестничной клетке, на полу, у книжных полок, на диване, во сне, и просыпаясь, и видя сны, и читая вслух, и болтая, и поедая китайские блюда навынос – сперва палочками, после – руками, а после – из рук друг дружки, а после?..
Арифметика любящего: сосчитай и проверь, сколько пальцев войдет в ее рот, сколько пальцев войдет в ее лоно. Сосчитай и проверь, сколько раз она может кончить. Все это оба записывают воображаемым мелом на воображаемой классной доске. Она лежит без движения – распущенные волосы разметаны веером по подушке – и кончает, просто глядя ему в глаза.
Вдвоем они сравнивают прошлые жизни, делятся тайным, самым дорогим.
Вдвоем сводят весь разговор к воркованию, к щебету, упиваются счастьем, будто птицы в гнезде.
Вдвоем пробуют в нем усомниться.
Нет, все напрасно. Способов разбить сердце на свете немало. Один из них – разорвать его пополам, разлучиться, потому они и не расстаются.
– Судьба, – говорит он. И не ошибается.
– Волшебство, – говорит она. И тоже не ошибается.
– Созданы друг для друга, – говорят они хором. И снова не ошибаются.
Осторожнее… Не стоит поминать ни о злосчастных звездах, ни о Дездемоне с Отелло, ни о Ромео с Джульеттой. И обо всех тех, прочих, на самом-то деле никогда не существовавших. Всех их кто-то выдумал, и если кого из них любовь погубила, это дело не наше.
Вдвоем они снова сравнивают отпечатки пальцев – на сей раз с помощью чернил. Он прижимает ее большой палец к листу бумаги, смотрит на оттиск, запоминает узор, а она запоминает изгибы его папиллярных линий.
Вдвоем они говорят:
– Навек.
Разуйте же глаза! Всякий знает: «навек» – не простое слово, волшебное. «Навек» – далеко не всегда то самое, что ты выбрал бы, кабы располагал всей информацией.
Итак, маг с ведьмой горбятся над столом на нейтральной территории, в дешевом греческом ресторанчике, сатанея от грубости официантки и горького, как хина, кофе. За окном с неба льет, как из ведра. Внутри с потолка струится флуоресцентный свет. Ведьмины таксомоторы патрулируют улицы, тоскливо каркая, а крылья сложив за спиной. Летать в такую мерзкую погоду, определенно, не стоит.