«Сними эту штуку. Сними эту штуку. Дергай сильнее. Сними. С меня. Эту. Штуку».
Обхватив шею змея коленями, Логан покрепче вцепилась в стеклянную полусферу.
«Да. Сними ее. Дергай, дергай».
Полусфера была вживлена в черную змеиную чешую – в то, что осталось от отца Логан. Вот только ухватить ее не удавалось: стекло, как за него ни возьмись, выскальзывало из рук.
«Сними ее. Дергай».
Поглубже вонзив ногти под чешую вокруг полусферы, Логан рванула, что было сил…
И, потеряв равновесие, съехала со спины змея, звучно шлепнулась в пыль пополам со щебенкой.
Тем временем огонь подступал ближе и ближе…
– Мам! – крикнула Логан, сжимая в ладони окровавленную стекляшку, сорванную со змеиной головы.
Брайди, соскользнув наземь, обняла Логан и помогла ей подняться на ноги.
Чжуинь текуче, плавно двинулся к Майлсу.
– Назад! Подбери обеих, обеих женщин, и принеси сюда! – пятясь по склону вверх, заорал капитан.
Чжуинь черной молнией метнулся к нему.
Майлс пронзительно завопил.
Змей поднялся на хвост, сжимая Майлса в широко разинутой пасти. Оброненная капитаном штурмовая винтовка с лязгом покатилась вниз.
Чжуинь подбросил визжащего Майлса в воздух, поймал его так, что голова и плечи мужчины скрылись в огромной пасти, развернулся и устремился навстречу стене огня. Пламя ширилось, рвалось к вершине холма, будто стая полупрозрачных изжелта-красных хищников, взявших добычу в кольцо.
Не глядя ни на Логан, ни на Брайди, слегка покачиваясь, виляя то вправо, то влево, Чжуинь скользнул мимо, к самому сердцу пожара. Вот кончик его хвоста скрылся в дьявольском пекле… и тут исполинский змей выплюнул Майлса в огонь.
Из взвившихся к небесам клубов дыма раздался душераздирающий визг, шипение, треск… Секунда – и огромный черный змей скрылся из виду, исчез в сгустившейся дымной завесе.
Оскальзываясь на сыпучем щебне, Брайди потащила Логан наверх, к машине Майлса. Однако у самого гребня Логан оступилась и, не устояв на ногах, покатилась вниз.
– Мама! – отчаянно завопила она.
Не «Брайди», нет – «мама»…
Пелена дыма сомкнулась над головой. Из дыма стремительно вырвались языки пламени. Откуда-то сверху донесся крик Брайди, зовущей Логан. Затем в дыму сверкнула пара огромных глаз, и…
Спустя неделю Брайди плавно вела взятый в аренду пикап по проселку, окаймленному широкими полосами выжженной земли, опустошенной пожаром, едва-едва не спалившим дотла и их ферму. Многодневная жара шла на убыль, с севера наползали тучи, гонимые к югу легким, чуточку влажным бризом. Больше всего на свете Брайди хотелось бы повернуть назад, однако она, собрав в кулак всю волю, с пересохшим горлом и с трепетом в сердце ехала дальше и дальше.
Вот и она, эта лощина.
Притормозив, Брайди съехала на обочину, дрожащей рукой распахнула дверцу и неохотно выбралась из кабины. «Не стоило этого затевать», – подумалось ей. И вправду, что она здесь найдет? На поиски останков капитана Майлса Уинна, сержанта Кристофера Эккарда и Логан Келли военные власти отрядили кинологов с розыскными собаками, а судебные медики опознали погибших только по ДНК да зубным пломбам.
По крайней мере, так сообщили ей. Но Брайди им не поверила.
Вздохнув, она не без опаски ступила на черные, точно деготь, угли и подошла к краю лощины. На каждом шагу из-под ног поднимались в воздух облачка пепла.
Остановившись на самой кромке, Брайди окинула взглядом неширокий, серый от пепла овраг. Остов армейской машины, на которой они врезались в пень, удалось разглядеть не сразу – вон она, в русле ручья, почерневшая так, что на первый взгляд кажется каменным валуном.
Тут Брайди увидела за обгоревшей машиной, на самом краю гари, по ту сторону лощины, еще кое-что. Поднявшийся ветер сдул пепел в сторону, и…
Поначалу Брайди подумалось, что это останки Чжуиня. Может, шкура, или скелет. Или останки Логан.
В последний момент, перед смертью, Логан звала ее: «Мама»…
Спустившись в лощину, Брайди остановилась, секунду помедлила, подошла ближе и пригляделась.
Нет, никакого скелета. На краю почерневшей, спекшейся от жара земли лежала сброшенная змеиная шкура. Обычная шкура змеи, только невероятно огромная, исполинская, точно древний миф. С чем-либо спутать ее Брайди никак не могла: сброшенных змеями шкур она повидала немало.
Да, слегка обгоревшая с краю змеиная шкура принадлежала Чжуиню. Невдалеке вверх по склону, в поля, тянулся извилистый, присыпанный пеплом след, широкий, точно отпечаток протектора карьерного самосвала.
По этому следу Брайди и двинулась дальше. Склон был так крут, что порой приходилось, кашляя в облаках потревоженного пепла, взбираться наверх на всех четырех.
Наконец подъем остался позади. Пот со лба льет градом, колени и ладони черны от пепла…
И – ничего. Вокруг не было ни души, а след исчезал в зарослях, в нетронутой пламенем гуще трав и диких кустарников вперемежку с небольшими деревьями – трехзубчатой пуршии, крушины, краснокоренника, шалфея и толокнянки.
Шипение, шорох…
Из зарослей, стряхнув лепестки с цветущего краснокоренника, поднялся змей – огромный змей о двух головах, одна чуть поменьше другой.
«Весьма необычная форма гибридизации», – так говорил Майлс…
Змеиное туловище венчала пара лиц. Лиц бывшего мужа и дочери – приплюснутых, покрытых чешуей, едва узнаваемых. Знакомый свист, треск помех… и Брайди услышала голос, раздавшийся в голове: «Я люблю тебя, мама…»
С этим Чжуинь развернулся и заскользил прочь, скрылся в пронизанной множеством ароматов тени. Верхушки трав и кустов всколыхнулись, подернулись рябью. Извилистый, наподобие кильватерной струи, тянущейся за судном, след вел…
– Прощай. В животе пусто.
Куда направлялся Чжуинь, Брайди понимала без слов. След змея вел прямо к армейской базе.
Бессмертный Змей[121]Рэйчел Поллак
Давным-давно, в незапамятные времена, все земли, воды и даже воздух принадлежали Великим Державам. Сильнейшей среди могучих империй слыла страна под названием «В Небе Начертанная». Солдаты этой страны, называвшие себя Небесным Воинством, разъезжали по свету в многоярусных машинах наподобие исполинских колонн; покрытые черным стеклом, эти машины катились по-над землей, словно бревна таранов, сработанных из самой тьмы.
Однако, несмотря на всю мощь имперских войск, истинной основой могущества этой страны была мудрость тех, кто звался Чтецами – жрецов, обученных отыскивать на небесах следы, известные как письмена, начертанные в горних высях самим Богом. Жили те жрецы в обсерватории, называвшейся Царством Божиим, превосходившей высотой даже дворец правителя государства. Каждую ночь наблюдали и исчисляли они медленное кружение звезд и несколько более быстрый ход планет. Если же ночное небо дерзала затмить собою хоть одна тучка, Чтецы выпускали на волю особых белых быков, чей яростный рев очищал воздух от мятежных паров тумана.
Благодаря всеобъемлющим знаниям, Чтецы в любой момент могли указать Небесному Воинству, куда нанести удар, владельцам рудников – где копать медь и золото, а создателям зрелищ – какие пышные образы прекрасного и желанного привлекут публику, принесут им всеобщее обожание.
Но прежде всего Чтецы ждали от неба наиважнейшего из всех известий, от коего и зависела ниспосылаемая небесами В Небе Начертанной мощь – вести о смерти правителя.
Да, всеми богатствами империи заправляли купцы и работорговцы, а народ держала в повиновении армия, однако, согласно закону, верховная власть принадлежала правителю, жившему во дворце внутри центрального круга столицы, называвшейся «Девять Кругов Земных И Небесных». Всякий, кто ни взойдет на Трон Лилий, от веку звался одним и тем же именем. Звали его Бессмертный Змей.
Время правления каждый Бессмертный Змей проводил в радостях и наслаждениях, каких простому, обычному человеку и не вообразить. Целые сонмы народу, не покладая рук, придумывали для него новые и новые удовольствия. Вдобавок его все любили. В каждом доме на стенах имелись его портреты, над изголовьями кроватей стояли изображавшие его статуэтки, а в каждом городе и даже в каждой деревне ему воздвигали памятники. Детишек учили писать ему письма, благодаря за любовь и покровительство. На каждой свадьбе невеста вначале клялась вечно любить Бессмертного Змея и лишь во вторую очередь – мужа, а тот, в свой черед, провозглашал себя скромным заместителем Бессмертного Змея, чья красота и беззаветная любовь к подданным общеизвестны.
Однако ж все это – все преклонение, все радости – могло кончиться в любую минуту. Ибо, как утверждали Чтецы, лишь добровольная смерть Великого Змея, так называемая «смена кожи», могла убедить Бога, что В Небе Начертанная достойна его благосклонности.
Когда это должно произойти, не знал никто, но вот однажды ночью все звезды и планеты вставали по местам. Тогда Чтецы накрывали головы пурпурными капюшонами и шли по столице маршем, трубя в почерневшие от времени трубы, гоня перед собою по улицам Девяти Кругов Земных И Небесных стада обезумевших от одиночества белых быков. Тогда во всем городе гасили огни, даже фонари в кухнях, а затем запирались в комнатах без окон и кресел.
В начале правления каждый Бессмертный Змей выбирал себе «спутника» и «спутницу», мужчину и женщину, предназначенных для одной-единственной цели – умереть первыми. Каким образом они умирали, о том знали только Чтецы, но из сердец их, легких и гениталий варили в каменном горшке особое блюдо. И всякий Бессмертный Змей знал одну простую вещь: если он хочет жить, то должен отвергнуть угощение, поданное Чтецами. Казалось бы, что может быть проще? Однако в клубах ароматного пара мерцали искорки, а аромат блюда порождал крохотные взрывы на нёбе и языке, и, наконец, Бессмертному Змею, как и каждому из его предшественников, приходила в голову мысль: «Если отведать совсем немного, самую капельку, такая малость вреда мне уж точно не причинит!»