Съеденное без остатка, кушанье вызывало неудержимую рвоту. Такую, что Бессмертный Змей выблевывал наружу все внутренности и даже все кости, превращенные угощением в яркого цвета желе. Когда от Бессмертного Змея не оставалось ничего, кроме кожи, Чтецы накидывали ее на поперечину креста из двух палок, а крест тот через весь город несли в сокровищницы, в подвалы обсерватории. После этого Чтецы, следуя указаниям, начертанным на небесах, избирали нового Бессмертного Змея, и люди встречали его ликованием.
У входа в Царство Божие Чтецы взрыхляли клочок земли, и новый Бессмертный Змей сажал в эту землю сеянец – юное деревце, выращенное из семени. Когда дерево подрастало, люди со всех концов страны приходили за его семенами, чтоб посадить их в родных деревнях: считалось, что это навек убережет их от голода. Ну, а когда новый Змей в свой черед сбрасывал кожу, жрецы выкапывали дерево с корнем и готовили землю для следующего сеянца.
Так повелось с незапамятных пор, в точности так же вышло и в этот раз. Некто, правивший долгие годы и месяцы, которым никому не позволялось вести счет (ибо, согласно догмату веры, Бессмертный Змей на свете был только один и царствовал вечно), превратился в клочья кожи на перекладине креста. На трон взошел новый правитель, юноша по имени Радостней, Чем Днем Раньше. Когда Чтецы явились к нему с этакой новостью, он завопил от радости, предвкушая невообразимые дары и наслаждения, что вот-вот потекут к нему бесконечной рекой. Оставшись один, он поднялся на цыпочки, развел руки в стороны и кружился, кружился, пока с хохотом не рухнул на пол.
– Бессмертный Змей! – воскликнул он в полный голос. – Я – Бессмертный Змей! Повелитель мира!
И в самом деле: пары недель не прошло, как в столицу В Небе Начертанной хлынул поток чудесных, диковинных даров изо всех стран-данников. Прибыли во дворец ковры, сотканные из крыльев бабочек. Прибыли бутылки вина, сдобренного слезами старух, вспомнивших поцелуй первого из всех, кто любил их. Дабы развлекать и обучать нового правителя наукам, во дворец отовсюду съехались циркачи, актеры и мудрецы. Дабы поведать, что удалось им постичь о страстях человеческих за созерцанием сталактитов, сошлись ко двору отшельники, по полвека прожившие во тьме пещер. Явились во множестве те, кто сознался в немыслимых злодеяниях, совершенных лишь ради возможности предстать перед троном и изложить повелителю все подробности оных, а Бессмертный Змей, слушая их, хохотал, в притворном ужасе прикрывая глаза ладонями. Шли ко двору и поэты, в клочья разорванные дикими псами, а после возрожденные к жизни в виде младенцев, вынесенных на берег морскими волнами, готовые разгадать любую загадку, когда бы и кто бы ее ни измыслил.
Пышное действо продолжалось пятнадцать дней кряду, и за все это время радость Бессмертного Змея омрачали лишь два обстоятельства. Первым был его министр, худощавый, средних лет человек по имени Дыхание Правосудия, настаивавший на том, чтобы Бессмертный Змей вспомнил о своих обязанностях, а между тем предмет сей нового правителя нимало не интересовал. Насколько ему было известно, помянутые обязанности заключались, главным образом, в выборе спутника со спутницей, а уж об этом ему даже вспоминать не хотелось.
Второй докукой оказалась его же родная сестра, весьма нелюбезного нрава девица по имени Разумней Отца Своего И Любого Другого. Еще до блистательного возвышения брата она неизменно делала все, дабы выставить напоказ его заурядность и нечистоту помыслов. Ни разу не побывала она на его вечеринках, ни разу не посмеялась над его шуткой, ни разу не удостоила благосклонности выбранных им для нее парней. Ела она лишь самую простую пищу, запивая ее крохотным глотком вина, а дни свои проводила за изучением древних писаний, или слагая стихи, или придумывая изящную мебель, или же покрывая стены своих покоев фресками, изображавшими тайны Мироздания. Носила она длинные темные платья, застегнутые до самого горла (хотя невзрачную ткань неизменно украшали яркие полосы либо вставки), и сандалии на плоской подошве, с потертыми кожаными ремешками, крест-накрест охватывавшими лодыжки. В то время как брат с друзьями устраивали затейливые празднества, Разумней Отца Своего шла через Девять Кругов в пустыню, где часами наблюдала за мелкими зверушками, шмыгающими туда-сюда без всякой видимой цели.
И вот теперь, когда брат ее достиг вершин славы, эта девица, самым возмутительным образом игнорируя всех акробатов, всех фокусников, всех заводных жирафов в натуральную величину, как ни в чем не бывало вошла в тронный зал и потребовала, чтоб он властью Бессмертного Змея облегчил жизнь бедных и обездоленных.
От этакой наглости ему немедля захотелось вскочить с трона и выдрать сестрице все волосы, но тут в голове его родилась идея получше. С ухмылкой повернулся он к Дыханию Правосудия.
– Добрые вести! – сказал он. – Я выбрал спутницу.
Разумней Отца Своего И Любого Другого отступила на шаг.
– Нет! – сказала она. – Не продолжай. Еще не поздно остановиться.
Но брат ее медленно покачал головой, озаряя сестру широкой улыбкой.
– В спутницы я выбираю родную сестру, зовущуюся Разумней Отца Своего И Любого Другого. Пусть же она сопровождает меня во всех сотворенных Богом мирах!
Так он сказал и, решив, что сказал превосходно, добавил:
– Благословен будь вовеки Бессмертный Змей!
Разумней Отца Своего И Любого Другого, ни слова не говоря, вышла из зала под общий хохот придворных (каждый из них втайне надеялся стать правителю закадычным другом). Придя к себе в спальню, она выдвинула из-под кровати деревянный сундучок и дрожащей рукой извлекла из него пряди волос, срезанные с ее головы при первой в жизни стрижке, в день обретения имени, а еще бледно-голубое платье, в которое была при том одета, и черную куклу в наряде из золотой парчи, подаренную матерью после свершения ритуала. Уложив все это в корзинку, она отправилась в самый дальний круг города, где в стенах небольшого каменного домика ютился Храм Имен.
Жрецы Имен (все до единого – в огромных масках, украшенных резными знаками из давно позабытых азбук) страшно перепугались: вдруг эта девица достанет из корзины мертвого младенца и потребует дать ему имя? Однако новая спутница Бессмертного Змея лишь вывалила на грубо отесанные плиты пола принесенные с собою реликвии.
– Мое имя мне больше не принадлежит, – объявила она. – Возьмите его назад.
Жрецы принялись ее отговаривать: дескать, остаться без имени означает, что никто не сможет благословить ее, бросая камешки в Кладезь Жизни… да что там, без имени ее даже собственные сновидения не найдут!
Разумней Отца Своего И Любого Другого заподозрила, что на деле их беспокоит совсем иное: ритуал отречения от имени требовал от жрецов начертать ее имя на малосъедобных лепешках, сопроводив его множеством поношений, а после съесть эти лепешки, дабы отвергнутое имя, пройдя через их тела, кануло в забвение.
– Нет, оставаться без имени я не намерена, – пояснила она. – Я подыскала новое. Отныне меня зовут «Сокрушенная Небесами».
Восседая на Троне Лилий, Бессмертный Змей, некогда звавшийся Радостней, Чем Днем Раньше, продолжал встречать аплодисментами появление новых и новых даров. Со временем начал он откупоривать бутылки с редчайшими винами, и, стоило министру вновь завести разговор о выборе спутника, Змей поднимал бутылку, точно предлагая хлебнуть, и надолго припадал губами к ее горлышку.
Наконец пышное зрелище завершилось. Перед троном остался только один человек – судя по волосам, завязанным в узел, раб. Весь наряд его состоял из обмоток да длинной рубахи, стянутой в поясе красным шнуром. Однако ростом он был высок, грациозен, глаза глубоки, пальцы длинны, в линиях подбородка и губ чувствовалась сила. Окинул Бессмертный Змей взглядом реестр подарков, подготовленный Палатой Исчислений, однако в самом конце его значилось только: «Раб».
– Откуда ты прислан? – спросил тогда Змей.
– О великий владыка, – заговорил раб, – я прислан от императора Грязи И Блеска.
Бессмертный Змей улыбнулся. Страна Грязи И Блеска была главной соперницей В Небе Начертанной, но даже она не могла отказать ему в даре.
– Ну а имя твое? – спросил он. – Имени твой император тебя удостоил?
– О великий владыка, имя мне – Подношение От Ангелов.
– Чудесно, – сказал правитель. – Уже кое-что. Теперь выкладывай, какие сокровища привез ты мне из Страны Грязи И Блеска.
Подношение От Ангелов опустил взгляд.
– Я не привез сокровищ, о великий владыка, – отвечал он. – Я сам и есть дар.
Змей даже с трона привстал.
– Раб? Уж не повредился император Грязи И Блеска умом? Уж не хочет ли он, чтоб в его города хлынуло Небесное Воинство?
Тут правителя тронул за локоть министр.
– Повелитель, – сказал он, – может быть, нечто ценное сокрыто в теле раба? Скажем, формула золота, начертанная на костях, или текст соглашения, спрятанный в чреве…
Но раб покачал головой:
– Молю простить меня, о великий владыка. Мое тело ничего более ценного, чем кровь, не содержит.
Испугавшись, как бы правитель не повелел выпустить кровь раба прямо на священный пол тронного зала, министр поспешил продолжить:
– Так, может, какой-то талант? Какой-нибудь диковинный дар? Чему ты обучен, раб? Какое знание или умение ты нам принес?
Подношение От Ангелов блеснул темными омутами глаз, устремив взгляд в лицо самого любимого и самого ненавидимого человека на свете.
– О великий владыка, – ответил он, – я умею рассказывать сказки.
Долгое время Бессмертный Змей молчал, а после громко расхохотался.
– Сказки! – воскликнул он. – Чудесно, чудесно…
И тут Живой Мир Небес заронил в его голову кое-какую идею. Неплохая должна выйти шутка! Повернулся он к своему министру и сказал:
– Ты просил меня выбрать спутника? Вот. Моим спутником станет Подношение От Ангелов.
– Но, повелитель! – вскричал Дыхание Правосудия. – Это создание – раб!
– О, но ведь он умеет рассказывать сказки. В те долгие скучные вечера, когда ты со всеми прочими уйдешь составлять реестры, или чем вы там занимаетесь, мой спутник сможет развлечь меня сказкой, – вновь рассмеявшись, возразил Бессмертный Змей. – Кто может быть лучшим спутником Змею, чем сказочник?