Взяв сказителя за руку, Сокрушенная Небесами повела его из зала в зал, из коридора в коридор, пока оба не оказались у палисандровой двери – двери в опочивальню Бессмертного Змея. Там они и провели ночь, наслаждаясь друг другом, а перед самой зарей вернулись на прежнее место, в Чертог Наивысшей Радости. Вскоре все вокруг пробудились и молча покинули зал.
В тот день Сокрушенная Небесами изрядно удивила служанок просьбой о цветном наряде вместо обычного белого. Раз десять посовещавшись, раз десять стремительно сбегав к швеям, они подали ей платье цвета фиалок, расшитое желто-зелеными вихрями. Предложение особенной стрижки было отвергнуто поднятою ладонью, так что пришлось им удовольствоваться поочередным расчесыванием ее волос – по десять взмахов гребнем на каждую, с безмолвной молитвой о счастье госпожи в начале каждого взмаха.
Платье сидело так великолепно, а волосы обрели такой ослепительный блеск, что Бессмертный Змей не узнал сестры, пока не проводил ее взглядом до середины Чертога Наивысшей Радости. Сообразив, кто перед ним, он покраснел, а затем недовольно поморщился: чего еще ждать от прихода сестрицы, кроме попреков за то, что впустую тратишь время на сказки? Собрался он с духом, приготовился к схватке, припомнил все предпринятые попытки склонить министров к облегчению участи бедняков… но, когда она, ни слова не говоря, улыбнулась (а ведь он и припомнить не мог, когда в последний раз видел ее улыбку) и села справа от его кресла, неподалеку от сказочника, с удивлением обнаружил, что не на шутку разочарован. В эту минуту ему едва ли не захотелось, чтобы сестра принялась попрекать его – вот тогда бы он показал ей, как она неправа!
Сказка в тот вечер казалась дурманящим дымом или же маслом, вначале услаждающим чувства, а после несущим вдаль, будто река из красок и звуков, будто волна за волною ничем не омраченного счастья. Рассказ навевал не то чтобы сон, не то чтобы грезы, но вскоре все в зале уснули. Все, кроме самого сказителя и одной из слушательниц. Тогда Сокрушенная Небесами поднялась, а следом за нею встал на ноги и Подношение От Ангелов. Уверенные, что никто их не потревожит, слились они в долгом, сладчайшем поцелуе, ну а затем Сокрушенная Небесами снова взяла сказителя за руку и повела к просторной постели повелителя мира.
Так миновала неделя, но вот однажды, перед самым рассветом, когда Подношение От Ангелов принялся собирать одежды, готовясь вернуться в Чертог, его возлюбленная разрыдалась. Ни слова не говоря, он поцеловал токи слез на ее щеках, а она подняла взгляд и сказала:
– Я не хочу умирать.
– Я тоже, – сказал он.
– Но ведь за нами придут – не сегодня, так завтра, не завтра, так через неделю… ты знаешь, какая нам уготована участь?
– Знаю.
– А я не хочу умирать!
Тут он обнял ее, обхватил ее ноги своими, прижался лбом к ее лбу, будто одной лишь силой любви мог защитить ее и от земли, и от неба, и тогда она, к немалому его изумлению, рассмеялась. Разжимая объятия, выпуская ее из рук, он словно бы разворачивал долгожданный подарок.
– У меня есть идея, – сказала она.
После обеда спутница Бессмертного Змея, переодевшись в простое платье придворной дамы низшего ранга, прошла сквозь хитроумный лабиринт улиц Девяти Кругов к холму, возвышавшемуся на окраине. На пути ее не росло ни единого деревца, кроме финиковой пальмы, посаженной на вершине холма братом, когда он сделался Бессмертным Змеем. Там и сям вдоль дороги возвышались кресты, а с их перекладин, точно лоскуты кожи, свисали клочья рваных одежд. Разумеется, Сокрушенная Небесами знала, что это тряпье – символы высушенных кож всех прежних Бессмертных Змеев, а настоящие кожи хранятся в сокровищницах, в подвалах обсерватории. По обе стороны дороги, за черной оградой просторных загонов, фыркали, рыли землю копытами белые быки, словно бы только и ждавшие позволения растерзать, растоптать ее. Замедлив шаг, Сокрушенная Небесами остановилась и повернулась к одному из быков. Плечи – что землетрясения, глаза – что грозы… а когда бык топнул копытом оземь, спутница Бессмертного Змея пошатнулась и едва не упала, потеряв равновесие. Вновь фыркнув, бык отвел взгляд. Сокрушенная Небесами рассмеялась и двинулась дальше.
Царство Божие являло собой просторное квадратное здание о четырех (по одной на каждое из времен года) дверях, увенчанное стеклянным куполом. В дни равноденствий и солнцестояний Чтецы Божии, выходя из дверей, соответствующих времени года, встречали рассвет ревом труб, будто не кто иной, как они повелевают солнцу взойти. Сделав глубокий вдох, Сокрушенная Небесами распахнула створки серых, зимних дверей и переступила порог.
Внутри полным ходом шла консультация, и Сокрушенная Небесами подождала в стороне, пока Чтец не назовет некоему ювелирных дел мастеру самый благоприятный день для открытия лавки в столице одной из заморских колоний. Когда ювелир, опустив положенное вознаграждение в большую копилку в виде жабы из золота и нефрита, поспешил удалиться (ибо в Царстве Божием никто не задерживался дольше необходимого), Сокрушенная Небесами шагнула в залитый светом зал.
На лице Чтеца отразилось неприкрытое изумление: что думает Спутница Бессмертного Змея о Чтецах и их священных трудах, знали все до единого. Однако Чтец быстро пришел в себя, сложил перед грудью ладони и склонил голову.
– Госпожа, – сказал он, – чем может сей скромный служитель Божий помочь тебе?
Сокрушенная Небесами огляделась по сторонам. Высокий потолок был изукрашен изображениями звезд и бегущих по небу зверей. Вдоль стен тянулись шеренги крестов с лохмотьями на перекладинах, только эти лохмотья были сделаны из сусального золота.
– Я не бывала здесь прежде, – заметила Сокрушенная Небесами.
– Так и есть, госпожа.
Видя его беспокойство, Сокрушенная Небесами улыбнулась. Ткань желтой с пурпуром ризы Чтеца выглядела тонковатой, из недорогих, амулет в виде змея на шее был не золотым, а бронзовым.
– Скажи-ка, – заговорила она, – ты можешь узнать у главы вашего ордена, не найдется ли у него для меня немного времени? Хочу спросить его кое о чем.
– Разумеется!
С этим Чтец поспешил прочь, радуясь, что уж ему-то на ее вопросы отвечать не придется. Отказать ей было нельзя: спутникам, указующим Змею путь в Страну Мертвых, надлежало оказывать все мыслимые почести и выполнять все их пожелания, кроме одного.
Глава ордена оказался куда как величественней нижестоящего – дороднее, шире в плечах, с пышной гривой зачесанных на затылок седых волос, не менее пышной густой бородой, кустистыми бровями, широким приплюснутым носом и старыми шрамами на костяшках пальцев (Сокрушенная Небесами слышала, что некогда он был кулачным бойцом). Его риза была пошита из превосходной плотной ткани, а амулет вполне мог бы сойти за нагрудник кирасы. Отлитый из золота, он изображал змея, обвившегося вокруг ствола дерева со звездами вместо плодов на ветвях.
– О светоч наших сердец, – сказал он, – ты исполняешь радости многотрудную жизнь сего храма.
– Благодарю тебя, – кивнув, ответила Сокрушенная Небесами. – Недавно я проснулась посреди ночи, разбуженная пришедшим в голову вопросом, и с тех самых пор этот вопрос не дает мне покоя.
Глава ордена заметно напрягся, слегка склонил голову и не без опаски сказал:
– О госпожа, на свете есть вещи, которых мы никак не можем знать наперед. Можем лишь принести себя в жертву, когда Бог укажет нужный момент.
Сокрушенная сделала вид, будто удивлена и позабавлена.
– О нет, – с милой улыбкой заверила она главного из Чтецов. – С подобным я ни за что бы не… это ведь было бы вроде жульничества, не так ли?
– Прошу простить меня, госпожа. Я вовсе не хотел ска…
– Говоря откровенно, вопрос мой – скорее, не прагматический, а философский.
Чтец настороженно молчал.
– Скажи, что есть величайший дар, ниспосланный Богом миру?
На это Чтец с облегчением рассмеялся.
– Ну, этот вопрос несложен. Разумеется, величайший дар Божий – письмена, начертанные им в небе. Благодаря сей Божией милости, мы знаем, когда сеять, а когда снимать жатву, когда нападать, а когда защищаться, когда строить дома, а когда слагать песни, когда рыть колодцы, а когда начинать свадьбу… одним словом, благодаря ей, мы знаем всё!
– Да, – согласилась Сокрушенная Небесами, – ты, разумеется, прав. Но Подношение От Ангелов наделен от Бога даром сказителя, равного коему еще не видывал свет.
На миг Чтец замер, возмущенно вытаращив глаза, но затем перевел дух, взял себя в руки и заговорил:
– Уж не полагаешь ли ты, будто сказочник может оказаться важнее письмен, начертанных Богом в небе?
– Нет. Я полагаю, что жизнь на земле – чудо более дивное, чем любые звездные календари. А голос и сказки Подношения От Ангелов – ключ к ее постижению.
– Прости меня, госпожа, но это же сущий вздор. Письмена Бога вечны.
«А голос сказителя навсегда стихнет в тот самый миг, как мы перережем ему горло…» – но этого Чтец, разумеется, вслух не сказал.
– Письмена в небе, луна и звезды – все это ты знаешь. Но слышал ли ты хоть раз сказки Подношения От Ангелов? – возразила Сокрушенная Небесами.
– Конечно же нет.
– Тогда как ты можешь судить о них? Просто приди нынче вечером в Чертог Наивысшей Радости вместе со всеми братьями. Приди, послушай один только раз, а уж после суди.
Бывший кулачный боец скрестил перед собою руки.
– Что ж, мы придем, но предупреждаю: задержаться надолго не сможем. Письмена Бога – дар, обновляющийся каждый вечер.
– Спасибо, – сказала Сокрушенная Небесами. – Жду вас всех на пиру.
Вернувшись в свои покои, она начертала на листе голубого пергамента коротенькую записку, скрепила ее печатью с изображением юноши и девушки, идущих об руку через сад, и отдала Цветку Среди Братьев Своих – самой серьезной из служанок.
– Передай это Подношению От Ангелов, – велела она.
Поклонившись в знак благодарности взиравшей на него с обожанием девушке, сказитель дождался ее ухода и лишь после этого сломал печать.