[128], не соответствовавшей представлениям о присущем рыцарям благородстве [57]. Но это не учитывает того факта, что Смоуг остался на жалованье у короля и мог казнить врагов его народа тем самым бесчестным образом, который ему так нравился. Получается, Гвин поддерживал кодекс рыцарской чести в лучшем случае избирательно, как ему удобно, а в худшем – совершенно произвольно. Рыцарство требует верности своему господину и сеньору не только в вопросах убийства, так что из кровожадного палача едва ли выйдет образцовый рыцарь. А рыцари, действительно жившие по кодексу чести, вряд ли были бы в восторге от вступления в их ряды личности со столь предосудительным прошлым. Судьба Смоуга – политическое решение Гвина, одно из многих, показывающих искусность короля в этой игре; скорее всего, он ее и придумал. Даже если предположить, что этот выбор что-то говорит о верности Гвина собственным принципам, отказ ввести в число рыцарей психопата не назовешь высокой планкой.
Гвин изображен столь же безжалостным к своим врагам, сколь щедрым к союзникам, но его действия всегда обдуманны. Он никогда не убивает без причины и с умом заключает выгодные для него союзы. Он мастер манипуляций, способный получать желаемое с помощью военной силы, политического такта и харизматического лидерства. Короче говоря, самопровозглашенного бога можно описать так: он властолюбив, честолюбив, хитер, расчетлив, деспотичен, жесток, горд, тщеславен, не терпит возражений и боится все потерять. (Более поздние игры изображают его точно так же.)
Родители Гвина, скорее всего, погибли до того, как он стал королем, или умерли в самом начале его правления. В месте упокоения богов практически нет гробов, а значит, это не родовое захоронение, как Склеп Великанов по соседству [58]. Вместо этого там покоятся только те срединники, которые обрели божественность при жизни. Если бы родители Гвина прожили достаточно долго, чтобы стать богами, они были бы похоронены там вместе с другими представителями своего поколения – если, конечно, они умерли по естественным причинам. Но если это так, мы не можем их опознать. Если бы они были живы, дядя Гвина Ллойд вряд ли бы сейчас возглавлял пантеон – все-таки у родителей Повелителя Солнечного Света намного больше прав на верховную власть, чем у брата или шурина. Таким образом, семья Гвина состоит лишь из Ллойда и тех родственников, которых он впоследствии обрел уже как король.
Мы можем найти в Городе Нежити статую коронованной женщины с ребенком на руках – вероятно, это мать и ее дитя; церковь, в которой она находится, архитектурой напоминает об Анор Лондо. Можно заключить, что это супруга Гвина и мать по крайней мере некоторых его детей. В «Dark Souls: Иллюстрации» подтверждается, что эта статуя изображает некую богиню, но в игре она не называется по имени и в целом не упоминается. Учитывая, что Гвин основал королевство на основе силы своей души, у него нет причин жениться ради политической выгоды. Раз так, эта конкретная женщина должна была стать женой Гвина потому, что он ее действительно любил. Тем не менее в Анор Лондо у нее нет своей статуи, в отличие от мужа и детей. Королева, очевидно, не была сколько-нибудь заметной фигурой в политике, и тот факт, что она не участвовала в крупных событиях по меньшей мере последних нескольких тысяч лет, наводит на далеко идущие размышления, где она сейчас и что с ней сталось.
По крайней мере, она прожила достаточно долго, чтобы родить наследников. Статуя старшей дочери Гвина находится рядом с его собственной в соборе Анор Лондо. Пустой постамент напротив нее вдвое выше – на нем, скорее всего, стояло изваяние ныне опального первенца Гвина. Место рядом с отцом говорит об их важности для пантеона и значимости для патриарха семейства – но, разумеется, статуи детей все равно намного меньше статуи короля. Они, как и Гвин, были удостоены титулов Солнца и Солнечного Света и внесли большой вклад в общее дело, благодаря которому их семья заняла достойное место в обществе богов. С другой стороны, Гвиндолин, младший сын Гвина, заслужил иного отношения: о нем словно забыли или, по крайней мере, относились иначе, чем к братьям и сестрам. Гвиндолин сам по себе стоит особняком от остальной семьи, и все же трудно испытывать симпатию к Повелителю Солнечного Света, если тот проявлял столь явное предубеждение по отношению к собственным детям [59].
Несомненно, в правлении Гвина и его отношениях с окружающими есть и положительные стороны. С точки зрения срединников, он – самая значительная личность в их истории. С точки зрения людей, он – самое благодетельное божество. С точки зрения великанов, он – самый добрый поработитель. Но уже последнее при всем наружном солнечном великолепии показывает темное нутро.
Действительно ли эти институциональные системы, созданные ради власти над миром, делали счастливее тех, кто жил под пятой богов? У Макиавелли идеальный государь правит, используя и милосердие, и страх, чтобы укрепить свой режим, и, не обремененный моралью, продумывает каждый свой ход. Гвин не заинтересован в том, чтобы по-настоящему жить в обществе – он хочет над ним царствовать.
Темное знамение
Но в конце концов огонь угасает, и остается только тьма. Сила Первого Пламени неизбежно ослабевала, и это совпало с появлением на людях «темного кольца» (ダークリング)[129]. Так началось проклятие нежити, и реакция богов на него показательна. Живые мертвецы подверглись гонениям как гнусные монстры, которых должны презирать все богобоязненные люди как существ от природы нечестивых. Согласно японскому диалогу с Нежитью-торговцем, эти гонения – «ад»: боги явно были потрясены внезапным появлением проклятия. И с чего им не бояться? Они и так были уязвимы к «тайной» Тьме, а теперь появился лишний признак того, что Тьма становится сильнее, а свет огня тускнеет. Боги подошли слишком близко к солнцу, но не сгорели в его лучах – скорее были предоставлены самим себе в ночи, пришедшей ему на смену[130].
Вероятно, именно тогда в Анор Лондо перестали пускать людей, а Крепость Сена превратили в тюрьму. Старый вход в Анор Лондо замурован – мы в город попадаем на руках демонов-летучих мышей, которые перевозят нас через стену. Единственная причина, ради которой система была создана, – не дать людям проникнуть внутрь без приглашения богов. Тех, кто пытался попасть в город, хватали и, вероятно, казнили после тщательного допроса. Судя по диалогам, ни одному человеку не удавалось пройти в Анор Лондо через Крепость Сена уже несколько веков, так что божественная столица среди людей превращается в легенду, о которой знают только понаслышке.
Эти чрезвычайные меры принимались не на пустом месте. Из описания Резного щита следует, что некие шайки еретиков прикладывали все силы, чтобы истребить богов. Властям в Анор Лондо было не под силу определить, кто из людей им верен, а кто нет. Единственные, кому можно было почти наверняка доверять, – это верные и благочестивые последователи, которые традиционно служили богам на протяжении многих поколений. Для срединников настали темные времена, их образ жизни оказался под угрозой, возможно, впервые за всю историю этой расы. Каас отмечает, что в страхе Гвин бросил вызов логике мироздания и попытался отсрочить наступление Эры Тьмы.
В качестве ответной меры Анор Лондо основал Белый Путь. До этого момента организованная религия состояла из культов отдельных богов – сродни политеистическим верованиям классической древности. Это были отдельные от Белого Пути ковенанты, и у них были свои чудеса, чуждые церкви. Например, и «Сила», и «Силовая волна»[131] происходят от «Гнева богов»[132], но последнему из этих чудес учат только в некоем «пограничье» или «отдаленном регионе» (辺境), где нет явного присутствия Белого Пути[133]. Если бы церковь существовала с самого начала, она имела бы монопольное право представлять верующих, и в каждой богобоязненной стране существовали бы ее епархии. Вместо этого представляется, что Белый Путь был основан уже много позже того, как религиозное поклонение распространилось по миру людей и духовное развитие различных культур разошлось в разные стороны.
Обычное оружие священнослужителей Белого Пути – Булава, но в их арсенале есть и более кровавые орудия, например Моргенштерн или священный Полукруглый топор, который выдают избранным церковью воинам. Последний – старый, видавший виды, сделанный из меди[134], – скорее всего, был выкован в Анор Лондо. Его точное японское название «топор третьего дня луны» (三日月斧) отсылает к лунному календарю и молодой, растущей луне вскоре после новолуния. Другими словами, это оружие передает образ новой луны, только обретающей свет, что соответствует желанию богов противопоставить некий «свет» терзающей мир людей «ночи» нежити. В распоряжении Белого Пути также были такие «легендарные» сокровища, как Грант и Санктус, и оба они были пожалованы первому клирику-нежити. Очевидно, что за церковью с самого начала стояли боги.
Римская Католическая церковь считает себя царством Божьим на земле, уподобленным Царству Небесному, и выступает для прихожан авторитетом во всем, что касается верований и религиозных практик. Такой подход делает веру организованной, создает всеобщий порядок среди верующих. Белый Путь, по сути, выполняет ту же функцию: это институт в мире людей, которым из царства богов, то есть Анор Лондо, управляет Гвин. Церковь становится проводником его божественной воли. Это полная противоположность хаотичному поклонению, характерному для мифологических эпосов и культов, посвященных одному богу. Можно предположить, что боги, опасаясь внезапного прихода Тьмы и распространения смерти, почувствовали острую необходимость консолидировать религию в универсальное послание, одновременно укрепив свои позиции в мире людей.