[183]. Но один из колоколов установлен в церкви в Уезде Нежити, так что это «пророчество» не может существовать дольше, чем сам Город Нежити – около ста лет. Это наводит на мысль, что церковь, а значит, и весь город были выстроены с учетом этих испытаний. Действительно, даже Крепость Сена открывается только тогда, когда раб-великан, услышав звон обоих колоколов, отворяет ворота.
Но легенда вызывает подозрения и без этого. Оскар говорит, что она передавалась в его семье, но со слов Удрученного воина можно понять, что исполнением подобной миссии занимались многие герои-нежить, и не только из Прибежища. Многие отряды нежити пытались одолеть Крепость Сена, и Удрученный торговец собирает свои товары с трупов тех, кто потерпел неудачу, – в том числе с рыцарей Балдера, Береника и Катарины. На одном из трупов в этой же крепости можно найти меч-шотел, сделанный в Кариме. Слишком уж много выходцев из разных стран позвонили в колокола и вошли в крепость, чтобы считать «миссию нежити» легендой, передаваемой в одной лишь семье Оскара. Скорее, существовало много вариантов одной и той же истории, из-за которой все эти герои-нежить отправились проходить испытания [69]. Их версии легенды могли даже не включать в себя побег из Прибежища Нежити. Но зачем сажать в тюрьму целые отряды рыцарей – тем более в заброшенное здание, набитое Полыми? И даже если легенда ходит только среди аристократов, никто из обитателей Города Нежити не выделяется ни знатностью, ни воинским мастерством – едва ли все они могут быть беглецами из Северного Прибежища Нежити.
Уезд Нежити
В общем, нам рассказывают столетнюю легенду сомнительного происхождения, которая приводит нежить в город, построенный тем же божественным королевством, которое проводит испытания с целью найти одного достойного Избранного Немертвого. Очевидно, Анор Лондо распространил легенду по множеству стран, надеясь привлечь потенциальных кандидатов на возжигание Первого Пламени. Церковь в высшей точке города напрямую связана с Храмом Огня, Крепостью Сена и одним из двух испытаний колокола – это говорит о том, что Уезд Нежити осуществлял руководство миссией как доверенное представительство божественной столицы. Это также объясняет, почему на дверях церкви красуется лавровый венок, символ чести и победы, и почему внутри стоят женские статуи со шлемами на головах, держащие в руках увенчанные огнем древки.
То же можно сказать и о статуе жены Гвина с ребенком на руках – она установлена за алтарем в качестве главного идола. Такая же украшает фонтан у входа в Уезд Нежити, что подчеркивает ее важность для церкви. Младенец, в частности, держит длинный меч, так что это не может быть первенец, чьим оружием было крестообразное копье драконоборца, или Гвиндолин, владеющий луком и посохом. Кроме того, это изваяние должно изображать всеми любимую и не вызывающую споров фигуру, поскольку Рея – клирик Белого Пути – склоняется перед статуей в молитве: это исключает опального первенца. Статую в храме окружают вырезанные на стенах рельефы с изображениями льва, козлов и человека, приносящего подношения – яйцо и колосья пшеницы. Поблизости стоят подсвечники в виде птиц и виноградных лоз. Эти образы плохо вяжутся с богами войны или мести, но очень уместны по отношению к богине хорошего урожая и благодати, чье рождение рассматривалось как благо для всей природы. Другими словами, это может быть любимая человечеством Гвиневер. И Уезд недаром посвящен старшей дочери Гвина: весь смысл первых испытаний в том, чтобы мы достигли Анор Лондо и получили откровение о нашей задаче от богини[184].
Короче говоря, Город Нежити – это новый Новый Лондо. Анор Лондо создал очередное убежище для нежити и сфабриковал пророчество, чтобы привлекать туда живых мертвецов. Церковь, управляющая городом, полностью поддерживала эту систему, поэтому в качестве стражников мы видим воинов из числа ее регулярной армии. Но что имеется в виду под словами «Анор Лондо»? Иллюзорная Гвиневер, которая вручает нам Великую Чашу[185], – творение Гвиндолина, управляющего державой из-за кулис. Прежде чем раскрыть себя и миссию нежити, Фрампт следует указаниям легенды, прекрасно понимая, что попыток пройти испытания крепости не было уже давно. Так что нынешняя итерация плана Гвина, скорее всего, является результатом сотрудничества именно Гвиндолина и Фрампта.
Впрочем, Ллойд как минимум сотрудничает с ними в исполнении этого плана, поскольку Анастасия, Хранительница Огня в Храме Огня, носит грязные одежды святых женщин Белого Пути. Боги по-прежнему заинтересованы в сохранении Эры Огня, и поставлять в Лордран Хранительниц Огня – самое малое, чем Всеотец Ллойд может помочь Гвиндолину и Фрампту. Также именно церковь могла взять распространять легенды по миру, а заодно заточать нежить в местах вроде Северного Прибежища. В остальном же Ллойд, похоже, оставил ритуал на усмотрение Фрампта и Гвиндолина. Петрус рассказывает, что сама церковь проводит важнейшую операцию с участием нежити – поход за Обрядом Возжигания[186]. Этот «тайный обряд для разжигания огня» (注ぎ火の秘儀) добавляет человечность в костры нежити, усиливая их пламя и соответственно увеличивая силу Эстуса[187]: чтобы восстановить определенное количество здоровья, нужно сделать меньше глотков из той же фляги. Однако и это делается во имя возжигания Первого Пламени. Если нежить получает более действенный Эстус, она становится сильнее и скорее одержит победу. Как говорит Петрус, церемония наделяет нежить силой героя, а смысл миссии нежити в целом – именно выявить героев.
Почти тысячу лет богам не удавалось исполнить план Гвина, и за это время они потеряли двух королей. Город Нежити – их последняя надежда, и его организаторы – единственные, кто все еще верит, что план может быть воплощен в жизнь. Спустя столетие после очередного провала мы обнаруживаем, что и в этом, последнем, городе царствует хаос. Слуги богов охраняют пустые залы и бесплодные улицы города-призрака, будто в него однажды вернутся жители, а нежить тем временем живет новой жизнью среди людей, которых боится, под властью сомнительного наследника, жаждущего власти. Такова участь славной империи, которую когда-то покинул Гвин в отчаянной попытке продлить Эру Огня.
В заключение
Рассуждая о столпах, на которых держится мир Dark Souls, Миядзаки и Утияма независимо друг от друга говорили о том, что Анор Лондо представляет собой средневековое фэнтези с королями, рыцарями и богами. Как и раньше с величественным королевством Болетария в Demon’s Souls, эту тему деконструируют, показывая лицемерие романтизированных концепций. При всем своем позерстве боги ничем не лучше «жадных» людей, которых они презирают, а во многом даже хуже их.
В любой момент этой истории боги могли отказаться от своей непоколебимой верности огню и принять Тьму. Возможно, это было бы трудно и потребовало бы от них усилий, но вряд ли это так отличалось бы от принятия сил Светлой Души на заре времен. Преодолев свой страх, срединники могли бы сохранить господство и с наступлением Эры Тьмы. Но это просто не пришло им в головы. Подобное упрямство можно объяснить только высокомерием: боги слишком привыкли полагаться на то, что им знакомо. Они не желают идти в ногу со временем и продолжают цепляться за изжившую себя иерархию даже тогда, когда гаснет самая ее основа.
Во тлене упокой
Король смерти
Нито, первый из мертвых. Поклонники игры часто спорят о значении слова «первый», но это явно не тот вопрос, которым следует задаваться. Слово «первый» (最初) однозначно обозначает порядковый номер, а не высокий статус: Нито – это первый в истории мертвец, так же как Первое Пламя – первый в мире огонь. Есть более важный вопрос: что понимать под словом «мертвый»? В Dark Souls есть два вида мертвецов: те, кто умер и стал трупом, какие мы находим на протяжении всего нашего приключения, и те, кто умер, а затем каким-то образом вернулся к жизни. Итак, кто же такой Нито – просто первый, кто умер, или же первый, кто умер и восстал из мертвых?
В любом случае, чтобы понять, что такое «мертвые», мы должны сначала выяснить, что такое смерть.
Смерть отличается и от жизни, и от состояния нежити [70]. Она является прямым следствием Разделения, полярной противоположностью феномена жизни, возникшей благодаря появлению душ. Если жизнь непредсказуема, хаотична, склонна к росту и постоянному расширению, то смерть как ее противоположность предсказуема, упорядоченна, склонна к распаду и сокращению – жизнь ведь не может расти вечно. По самой своей природе она должна в конце концов ослабеть, как и пламя, из которого произошла. Все живые существа стареют, пока их не настигает смерть, и тогда их живые тела, лишенные даже души, подвергаются дальнейшему распаду. От этого не застрахованы даже бессмертные драконы: сила камня просто не позволяет этому происходить естественным образом, пока их души привязаны к неживым телам. Рано или поздно смерть затрагивает все, чего коснулась душа.
Меч Повелителя Могил окутан миазмами смерти – «смертельным ядом» (猛毒) для любой жизни[188]; именно поэтому и клинок, и миазмы смерти самого Нито накладывают на игрового персонажа эффект отравления «токсинами», или «смертельным ядом». Понятие «яд», по-японски «доку» (毒), относится к любому веществу, вредному для живых организмов, а воплощенная смерть, естественно, самая ядовитая из всех. Эти миазмы окружают даже знаки вызова Слуг Повелителя Могил, которые сеют бедствия в других мирах, порождая еще более сильных врагов с помощью Очей смерти[189].
По сути, сила смерти, вложенная в эти гниющие глаза, влияет даже на причинно-следственные связи, делая врагов более смертоносными и тем самым повышая вероятность убийства того, кого они затронули. Если жертва попытается убить Слугу Повелителя Могил и отвести от себя опасность, она может при этом погибнуть и лишиться глаз, которые Слуги используют для распространения еще больших бедствий. Таким образом, сила смерти в некотором роде аналогична чуме, но только в том, как она распространяется, – то есть это не сама болезнь, как подразумевает локализация.