Вероятно, эта изоляция также определила активно-оборонительный подход катаринцев к ведению войны. Пронзающий щит оснащен наконечником, как у копья, благодаря чему катаринские рыцари могут агрессивно отбивать вражеские атаки[191]. Точно так же необычное, но не редкое Кольцо с синим камнем задействует таинственную силу, когда жизнь владельца находится в непосредственной опасности, усиливая его защиту[192]. Сигмайер тоже носит такое кольцо: катаринские воины знают – защита важнее нападения.
Возможно, именно ставка на оборону так воодушевляет катаринцев при мысли о войне. Сигмайер восхваляет наш «крепкий дух» (豪気), если мы сразим загнавших его в угол Серебряных рыцарей[193], и немецкий корень Sieg в его имени и имени его дочери означает «победа» [51]. В этой культуре принято непоколебимо стоять перед лицом испытаний и в конце концов одерживать победу – тоже героизм, но не такой, как в Асторе. Конечно, такое мировоззрение может быть просто следствием катаринской жизнерадостности: от воина ожидается, что он будет веселиться и напьется в стельку после боя. Если это так, то, возможно, катаринцы считают, что праздновать нужно именно победу, а не войну. В таком случае вполне естественно, что насмешки над их внешностью воспринимаются как оскорбление рыцарской чести. Для благородных рыцарей Катарины внешность не имеет значения. Единственное, что для них важно, – с победой отправиться домой праздновать.
Трагическое приключение
С Сигмайером судьба сыграла злую шутку. Он гордый и благородный рыцарь, но в то же время толстоватый и неуклюжий неумеха[194]. Он считает себя мастером строить великие планы[195], но на деле чересчур осторожен. Он мечтает о приключениях и героизме, но почти ничего не добивается собственными силами. В первую нашу встречу с катаринским рыцарем он намеревается покорить Крепость Сена и исследовать страну богов, но, упершись в закрытые ворота, садится у порога, чтобы вздремнуть[196]. Когда мы открываем ворота и продолжаем путь, катаринец снова оказывается в тупике перед ловушками: преодолевать их приходится нам, а Сигмайер просто идет следом. Уже в Анор Лондо Сигмайер, как и мы, проникнет в королевскую резиденцию, но охраняющие ее Серебряные рыцари загоняют его в угол. И снова рыцарь просто стоит без дела и размышляет над сложившейся ситуацией, пока мы решаем проблему. Поднявшись на самое высокое место в Лордране, Сигмайер затем отправляется вниз, в Изалит. И даже там ему приходится полагаться на наш фиолетовый мох, чтобы преодолеть ядовитое болото Чумного Города.
На каждом шагу Сигмайер демонстрирует любопытную двойственность. Он одновременно и типичный катаринец: жаждет приключений и бровью не ведет при виде трудностей – и в то же время отличается от стереотипов, увязая в раздумьях и бездействии. Это мы предпринимаем смелые и прямолинейные решения, как это принято в Катарине, и переживаем те самые «героические приключения», которых жаждет Сигмайер[197]. А поскольку рыцарю не хватает важнейших черт характера, ему так и не удается показать себя. Его максимум – убить несколько змеелюдей в Крепости Сена. Может, он такой от рождения или это результат какой-то травмы? Мы так и не узнаем, как Сигмайер стал нежитью, но смерть в бою из-за безрассудства может объяснить его крайнюю осторожность уже в состоянии нежити. А может быть, он всегда был таким нерешительным. По крайней мере, сам катаринец это прекрасно осознает: в конце концов он просит нас подтвердить, что мы помогали ему на каждом шагу, и вознаграждает нас за многократную помощь.
Сигмайер осознает собственную бесполезность[198], и это, вероятно, тяготит его, несмотря на неизменный оптимизм и теплые отношения с нами. Его история приходит к кульминации в момент важного выбора в самом сердце Изалита. Если мы окажемся в ловушке в канализации под дворцом, кишащей Едоками Хаоса, и Сигмайер тоже туда доберется, он наконец-то поступит как настоящий катаринец, приняв отчаянное решение: отвлечь демонов на себя, чтобы мы могли добежать до выхода. Демоны и отравленная вода – это гарантированная смерть, но Сигмайер настаивает на том, чтобы рискнуть жизнью и тем самым вернуть долг. До нашего прихода катаринец, как всегда, стоит и размышляет над проблемой, но наше присутствие вдохновляет его оставить бессмысленное планирование и действовать. Если мы убьем демонов и спасем Сигмайера от верной смерти, он снова будет благодарен, хотя и не без разочарования в измученном голосе. Мы отказали гордому рыцарю в возможности погибнуть как герой – это еще один молчаливый удар.
Словно в насмешку над его бесполезностью, судьба распорядилась так, что в Лордран прибыла и дочь Сигмайера. Сиглинда даже не проклята[199] – она прибыла из Катарины в поисках своего отца-нежити. Хотя женщина попадает в плен к одному из Кристальных големов Сита и нуждается в нашем спасении[200], Сигмайер в вырезанном диалоге признает, что ее ненужное путешествие в страну богов было внушительным деянием. Из слов воительницы следует, что она даже не была до конца уверена в том, что ее отец направился именно в Лордран, пока мы ей это не подтвердили[201], что делает поход еще более абсурдным.
И все же она отправляется в свое путешествие и в конце концов находит любимого отца. В этом отношении Сиглинда – куда более образцовый катаринский рыцарь, чем Сигмайер. Она даже устало сетует на то, что отец доставляет нам неприятности, как будто она уже не в первый раз проходит через подобное. Сигмайер же сожалеет обо всем, через что Сиглинде пришлось пройти, и в японском диалоге задается вопросом: что, если он воспитал дочь неправильно? Рыцарь, вероятно, представлял, что дочурка вырастет скромной девицей, выйдет замуж за хорошего человека и будет жить тихой жизнью, а не в тяжелых доспехах пустится на поиск неприятностей, как он.
Несмотря на взаимное разочарование отца и дочери, они все равно относятся друг к другу с нежностью. Каждый перед смертью взывает к другому, а Сиглинда настаивает, что склонность отца сбегать навстречу приключениям – то, за что она его и любит[202]. И, в конце концов, Сиглинда отправилась в это путешествие, чтобы рассказать отцу о последней воле своей матери. Тот факт, что его жена на смертном одре обратила последнюю волю к мужу, говорит нам, что она все равно любила Сигмайера, несмотря на его нечестивое проклятие, и, вероятно, хотела, чтобы он знал об этом и о ее кончине. Если за этими репликами и кроется что-то еще, нам об этом не сообщается. Дальнейшее поведение Сигмайера остается неизменным, независимо от того, воссоединяется ли он с дочерью и узнает ли последние слова жены.
Пережив Изалит, Сигмайер решает отправиться в последнее приключение. Если учесть самоубийственный поступок перед этим, такое намерение справедливо вызывает тревогу. Рыцарь в вырезанном диалоге даже заявляет, что «больше ни о чем не жалеет»[203] после того, как он расплачивается с нами за ранее оказанную помощь – он явно предполагает, что уже не вернется. Однако Сиглинда не улавливает подтекста и считает затею очередным капризом отца. Она также вскользь упоминает, что убьет его, если он падет духом и станет Полым[204]. В локализации она зловеще заявляет, что убьет его «снова», но на самом деле она убьет его «столько раз, сколько потребуется» – эти слова обращены к нам и звучат в том случае, если мы атакуем воительницу и умрем от ее руки[205]. Другими словами, Сиглинда заверяет нас, что, если и мы поддадимся опустошению, она обязательно убьет существо, в которое мы превратимся, столько раз, сколько потребуется. Это разумное заявление, учитывая потенциальную способность нежити воскресать из мертвых.
И именно из-за своей самоотверженности Сиглинда переживает, пожалуй, самую душераздирающую трагедию игры. Сигмайер спускается в Озеро Золы и в итоге погибает: его погубила то ли местная фауна, то ли груз неуверенности в себе. Сиглинда, заметив, что его долго не было, снова пускается в погоню, но обнаруживает на песчаном пляже уже не отца, но Полого. Сиглинда, сдержав слово, уничтожает эту пустую оболочку, и очень показательно, что сначала она называет убитого «отцом», а затем поправляется – «этот Полый»[206]. Жалкое безжизненное тело на песке – уже не Сигмайер. Он погиб в своем приключении. Во многих отношениях это был не рыцарь Катарины, а пародия на рыцаря: Сигмайер стремился к идеалу, но не мог по-настоящему его достигнуть.
А что с настоящим воплощением катаринского героизма – дочерью, которая вынужденно наблюдала, как ее отец стремится к идеалу и терпит неудачи? Сиглинда утверждает, что теперь вернется домой, но по ее всхлипам понятно, что здесь по возвращении домой нечего праздновать и нечему радоваться. Она победила – но осталась одна.
Страна печали
По ту сторону тени
Карим – самая зловещая из известных стран. Типичное для ее жителей лицо описывается как «угрюмое»[207], в оригинале «инки» (陰気) [52]. Здесь корень «ин» (陰), то есть «инь», имеет коннотации тени, темноты, скрытности, земли, луны, ночи, хрупкости, женского начала, негатива и меланхолии. Карим – «инь», противостоящий и дополняющий «ян» Катарины. Это прекрасно видно на таком примере: Кольцо с красным камнем, связанное с Каримом, усиливает атаку