столько официальная организация, сколько нечеткое обозначение рыцарей, которых Гвин особо выделил во времена своего царствования. Эти почести, похоже, сопровождались вручением рыцарю кольца с символом животного. На гербе Сиаран изображен шершень – быстрое, больно жалящее насекомое, что соответствует ее боевому стилю. На гербе Гоха ястреб – зоркая птица, отражающая его снайперское мастерство. На гербе Арториаса волк – животное верное, но предпочитающее уединение, что соответствует его характеру. А на гербе Орнштейна изображен лев – царь зверей, что подходит для явного предводителя группы. Вместе они именовались Четырьмя рыцарями короля Гвина – судя по всему, благодаря отношениям с королем они были хорошо знакомы и друг с другом.
Хотя все они были героями в какой-то степени и, возможно, иногда работали друг с другом, не похоже, чтобы у них были особые обязанности, которые они бы исполняли именно вместе. На самом деле игра толком не объясняет, чем занимались Орнштейн и Гох во времена мира и процветания, наступившие после завершения охоты на драконов. Последний продолжает носить свои доспехи и военные трофеи, хотя в описаниях его комплекта говорится, что великан уже давно не бывал на поле боя – возможно, служил в охране. То же можно сказать и об Орнштейне, поскольку он тесно связан с королевскими особами и в последнее время охраняет «Гвиневер». Мы не знаем ровным счетом никаких подвигов Арториаса до его отправления на войну с Бездной, а Сиаран и вовсе входит в состав другой организации. Их общее звание было скорее почетным, и каждый член группы продолжал выполнять приказы короля, отдаваемые конкретно ему. И после того, как Гвин возжег Первое Пламя, Четыре рыцаря короля Гвина не могут набирать новых членов – лишь и дальше служить королевской семье.
Ястреб во тьме
Гох, когда мы его встречаем, давно ушел на покой и к тому же ослеп[259] [68]. Хотя последнее объясняется пытками олачильцев, в отставку рыцарь-великан ушел еще до появления Мануса и Бездны, поскольку, покидая Анор Лондо, он оставил там свое кольцо – символ статуса как одного из Четырех рыцарей – у Кузнеца-великана. Другими словами, Гох уже жил на пенсии в Олачиле, когда эту страну вместе с ним накрыла Тьма. Хотя оставить службу королю и державе он мог, возможно, отчасти из-за преклонного возраста – все-таки Гох живет на свете с начала Эры Огня, – он, скорее всего, ушел на покой по другим причинам.
Гох предается воспоминаниям о прошлом, особенно о битвах с драконами. Он романтизирует рыцарские охоты и с ностальгией вспоминает даже негативные чувства, которые они вызывали. Он явно считает эту войну лучшим временем в своей жизни. Но теперь архидраконы почти вымерли, Гвина больше нет, а Первому Пламени грозит неминуемый конец[260]. Лучшие дни старого рыцаря остались позади. Достаточно взглянуть на его памятные вещи, чтобы понять, что великан скучает по временам, когда он, рискуя жизнью, сбивал стрелами величайших зверей, когда-либо бороздивших небеса. Как Гох признается, хороший охотничий пес никому не нужен, если нет зайцев, на которых он бы охотился, – он даже охотно отдает заветный лук показавшему себя герою, которому больше нужно такое оружие[261]. Жизнь великана стоит на мертвой точке с тех пор, как он выполнил свой первоначальный долг: уже бессчетные века он живет без всякой цели.
Гох занимается резьбой по дереву с очевидной целью достичь сатори (悟り) – просветления через постижение собственной природы с помощью определенного действия: затем то же действие многократно повторяется, чтобы пережить это прозрение вновь. Он взялся за это ремесло только после ухода на покой, поскольку выражает желание разделить новообретенное удовольствие со своим другом-кузнецом, которого Гох не видел с тех пор, как покинул Анор Лондо. Резные головы из древесины архидерева[262], которую он, предположительно, собирал сам, громоздятся кучей рядом с великаном и также встречаются по всему Олачилю – видно, с какой страстью и прилежанием он отдается этому ремеслу. Похоже, Гох перебрался в Олачиль, чтобы спокойно предаваться размышлениям и в итоге разрешить личностный кризис. В стране царил мир и покой, но она в то же время поддерживала тесные связи с Анор Лондо – едва ли нашлось бы место лучше, чтобы укрыться от политики богов, но при этом оставаться рядом на случай, если его способности все-таки понадобятся.
Само собой, Гоху не удалось мирно достичь просветления. Он узнал о сговоре между Каасом и Олачилем, и его пытали, ослепили и заперли на замок, чтобы он не сообщил об этом в Анор Лондо. Вполне вероятно, что Гох и жил в этой «камере» – пристройке, соединенной с местной ареной, – с самого начала, когда только прибыл в страну. У олачильцев, мучивших рыцаря, не было причин приносить ему оружие, инструменты и материалы для резьбы по дереву, так что, скорее всего, его просто заперли вместе со всем этим. Вероятно, его тюремщики рассчитывали, что слепота не позволит великану выбраться из башни – да и в любом случае здание могло быть запечатано магией, как и вход.
Гох не обращает внимания на анархию, в которую погрузился Олачиль, и продолжает заниматься резьбой по дереву даже в заточении. Когда великан встает на ноги, с него осыпается гора опилок – он работает без перерыва уже долгое время; об этом же говорит и огромное количество резных знаков, сваленных рядом в кучу. И хотя Гох утверждает, что в нынешнем состоянии ничем не может нам помочь, великан способен сбить летящего вдали Каламита, прицелившись по одному лишь звуку.
Чтобы остановить Мануса, Гоху не хватает не только зрения, но и мотивации. Его жизнь потеряла смысл, и, хотя он уверяет, что любит свое новое хобби – резьбу по дереву, – мы, послушав его ностальгию по охоте на драконов или увидев, как он в последний раз демонстрирует свое мастерство, понимаем, что это увлечение не заполнило пустоту в его сердце. Когда мы приносим ему весть о гибели Каламита, радость Гоха быстро сходит на нет: старый лучник осознает, что чудовища, на которых он охотился, теперь действительно исчезли[263]. Даже если великан дожил и до эпохи основной игры, его жизнь все равно не имеет смысла. Точно так же как это приключилось раньше с драконами – дичью, которой ему теперь так не хватает, – мир, который Гох знал и любил, непоправимо изменился. Но, в отличие от своей дичи, великан получил возможность умереть тихо и всеми забытым.
Жало шершня
Сиаран входила в число как Четырех рыцарей, так и Клинков Повелителя – элитного отряда женщин-убийц на службе короля[264]. Серебряные и Черные рыцари – мужчины (за редким исключением, о котором мы узнаем из дополнения The Ringed City к DS3), а женщины в Анор Лондо, похоже, в основном занимались более мирными делами [69]. Но, учитывая двойной статус Сиаран и сходство ее отряда убийц с Клинками Темной Луны, вероятно, звание Клинка Повелителя тоже считалось рыцарским, только иного рода. В отличие от обычных рыцарей, эти ассасины использовали иной боевой стиль: скрывались в тени[265] и отвлекали внимание цели ярким, бросающимся в глаза клинком, чтобы отравленный кинжал в другой руке остался незамеченным[266]. Кинжалы Сиаран носят названия «Золотое остаточное свечение» (黄金の残光) и «Темно-серебряное остаточное уничтожение» (暗銀の残滅) [70]. Подобные коварство и обманная тактика могут не соответствовать идеалам рыцарства, но преданность убийц повелителю превыше всего.
Согласно устным преданиям, перед Клинками Повелителя испытывают «страх» – значит, убийства происходили в мире людей, и там о них ходили слухи. У Сиаран также есть Талисманы Ллойда, что говорит о том, что среди ее целей была и нежить. Другими словами, главной целью убийц были люди, будь то непочтительные грешники или нечестивые чудовища. На доспехах Сиаран видно изображения глаз на разных элементах экипировки. Если помнить, на кого она охотилась, разгадать посыл легко: боги бдят. Примерно то же утверждает и торговка-нежить: еще до появления нежити эта группа рыцарей-убийц вселяла страх в сердца людей, поддерживая власть богов.
Сиаран снискала славу, уничтожая своими кинжалами врагов короля. Хотя в локализованном описании Кольца с шершнем упоминается, что она использует только один «кинжал», это еще один случай неоднозначности в японской грамматике, когда остается неясным, идет ли речь о единственном или множественном числе. А поскольку из «устных преданий» следует, что таким же оружием, как ее уникальные кинжалы, пользовались все Клинки Повелителя, нет сомнений, что и Сиаран тоже использовала в убийствах оба клинка. Она сохранила титул Клинка Повелителя даже после вступления в ряды Четырех рыцарей, что может означать, что она была предводителем группы убийц или, возможно, даже ее основателем. Само имя Сиаран (Киаран) в переводе с кельтского означает «маленький темный», что подходит для субтильного ассасина, наносящего удар из тени – не исключено, что организация Клинков сформировалась после того, как Сиаран добилась известности как ассасин.
Сиаран по росту не отличается от людей, хотя подразумевается, что она не человек. В мире игры существуют и низкорослые срединники вроде Дочерей Хаоса, но подавляющее большинство представителей этой расы крупнее людей, а у Сиаран к тому же нет уязвимости к стихии тайны, присущей другим срединникам. Однако этому соображению не хватает контекста: вообще ни один враг, добавленный в DLC Artorias of the Abyss, не имеет уязвимостей к любым стихиям, независимо от их отношения к богам, Бездне или демонам хаоса – скорее всего, это недосмотр разработчиков, – так что расу Сиаран нельзя однозначно установить, просто взглянув на программный код [71].