Еще одно интересное описание подобных сверхъестественных существ хранится в общине майя-канхобалей в горах Кучуматан в Гватемале. Неподалеку от поселения расположена пещера под названием Йалан-На, известная местным жителям как дом божественных предков – «Старого Отца» и «Старой Матери». К пещере приходили паломники из соседних общин, чтобы провести ритуалы в честь этих предков. Кроме того, у этой пещеры проводили гадания и заговоры, которые могли нанести вред. Внутри пещеры находится естественный водоем, который считается мифическим домом могущественного дождевого змея[231].
В Аматенанго верят, что их великие предки тоже обитают в пещере священной горы, которая находится на северо-западе от поселения. Обычно 3 мая, во время празднования Дня Креста, шаманы отправляются в пещеру, где находится небольшое озеро, чтобы попросить у предков дождя и хорошего урожая[232].
По данным из муниципалитета Тилы, майя-чоль верят, что в пещерах живут различные духи, как добрые, так и злые, которые могут навредить человеку и даже украсть его душу. В то же время пещеры являются местами, где шаман получает силу для проведения ритуалов исцеления[233].
В мифологии цоциль и цельталей зафиксировано несколько сюжетов, в которых люди спускались в пещеры и там получали от хозяев земли богатство и другие блага, например скот или продукты. С другой стороны, посещение пещер считается опасным, так как хозяева земли могут схватить людей и заставить их работать под землей в качестве личных слуг, для охраны их богатств[234]. По утверждению цельталей из Канкука, хозяева земли представляют одну из основных опасностей для души: туда не должен ходить неподготовленный человек, только в сопровождении шамана[235].
Жертвоприношения и подношения являются одним из самых распространенных способов взаимодействия с сакральным. Эта практика, универсальная для многих культур, была хорошо задокументирована у майя. Цоцили воспринимают ритуал возжигания свечей в пещере как акт кормления божеств и предков. Они сравнивают тающую от огня свечу с маисовой лепешкой, которую медленно едят божественные существа, живущие в пещере. А дым от подожженной пахучей смолы воспринимается как воскурение сигары божествами. Пока божества наслаждаются этими подношениями, шаман обращается к ним с просьбами о благополучии общины и об урожайном сезоне[236].
У кекчи воскурение копала, пахучей смолы, – это ритуал, наполненный глубоким смыслом. Оно служит трем священным целям. Во-первых, копал – это пища для божеств, и кекчи называют его «тортильей нашего отца». Они возжигают разные виды копала, чтобы угодить хозяину земли, который, как известно, ценит разнообразие в своей трапезе. Во-вторых, дым копала призывает духа горы, чья сила и мудрость нужны кекчи для благополучия. И в-третьих, дым копала очищает все, что попадает в него во время церемонии. Он смывает негативную энергию и дарит свет и благодать[237].
Перед тем как войти вглубь пещеры под храмом в Утатлане, шаман киче, ступая на священную землю, возжигает копал и молитвой просит у хозяина холма разрешения пройти дальше. Ему предстоит спуститься в темные недра, где обитает дух горы, и лишь покорность и уважение помогут избежать его гнева. Cпустившись в туннель, ведущий в пещеру, шаман останавливается, вновь зажигая благовония и снова обращается к духу с просьбой пройти в его обители. Каждое его действие – это ритуал, призванный удовлетворить хозяина холма, иначе шаман может угодить в пасть змеи[238].
Ла-Йорона
Ла-Йорона (исп. La Llorona – «Плакальщица», «Плачущая женщина») – одна из наиболее известных героинь мексиканского фольклора. Представляет из себя призрак плачущей молодой женщины в белом платье, который появляется по ночам возле водоемов.
Согласно общеизвестной версии легенды, при жизни Ла-Йорона была красивой женщиной, которая полюбила знатного ранчеро, вышла за него замуж и родила ему двоих сыновей. Однако вскоре она застала своего мужа за изменой и в пылу слепой ярости решилась на страшную месть. Обманутая женщина привела своих детей к реке и утопила их. Но затем, наконец осознав содеянное, она бросилась в те же воды, которые поглотили ее сыновей. В наказание за совершенное преступление дух этой женщины был проклят и обречен на вечные скитания в поисках своих погибших детей.
В еще одной версии легенды говорится о том, что Ла-Йорона не выходила замуж и родила детей вне брака. Однако вскоре она узнала, что ее возлюбленный женился. Обманутая мать испугалась, что он отберет у нее детей и их будет воспитывать чужая женщина, потому решилась на детоубийство. Вне зависимости от вариаций мотива, итог у легенды один: Ла-Йорона топит своих детей, а затем топится сама[239].
С наступлением темноты Ла-Йорона появляется возле водоемов и зовет своих сыновей, пронизывая ночную тишину жутким плачем. Она описывается как женщина с длинными черными волосами, которые ниспадают на ее лицо и скрывают его. Облачена она в мокрое белое платье. Если навстречу Ла-Йороне попадется ребенок, то она заберет его с собой, приняв за своего. В некоторых версиях легенды описывается, что жертвами этого призрака также могут стать мужчины. Однако также встречаются вариации, в которых говорится, что пол и возраст жертвы не имеют значения: кто бы ни столкнулся с мстительным призраком, спастись от него невозможно. Поэтому все, кто встретился с Ла-Йороной, бесследно исчезают, и их души также оказываются обречены на вечные скитания.
Согласно версии легенды о Ла-Йороне, распространенной в Гватемале, она может обмануть своих жертв с помощью плача. Если плач слышится близко, значит, на самом деле призрак находится далеко. Но если плач слышится отдаленно, значит, Ла-Йорона совсем рядом и тебе уже не спастись[240].
Легенда о Ла-Йороне обрела форму в колониальную эпоху и передавалась из поколения в поколение в устном формате, обрастая новыми вариациями и деталями. Точно не известно, когда именно появляется первое записанное упоминание о Ла-Йороне. Правда, в XIX в. было написано и опубликовано одноименное стихотворение, авторства мексиканского теософа и поэта Мануэля Карпио. Однако в его версии Ла-Йорона – женщина, погибшая от руки ревнивого супруга, и, помимо ночных появлений и плача, не имеет ничего общего с общеизвестной легендой[241].
Несмотря на довольно позднее формирование этого персонажа, происхождение Плакальщицы может уходить корнями глубоко в доиспанскую эпоху. Существует множество персонажей в ацтекской и майяской мифологии, с которыми Ла-Йорону принято идентифицировать. Например, богиня висельников Иш-Tаб или же богиня-змея Сиуакоатль. Обе являются в некотором роде «собирательницами душ», коей отчасти является и Ла-Йорона. Однако связь этих двух древних богинь с колониальным персонажем является весьма спорной. О функции Иш-Таб в мифологии поздних майя известно крайне мало (см. раздел «Иш-Таб»), а параллель между Сиуакоатль и Ла-Йороной проводится только исходя из свидетельств, записанных Бернардино де Саагуном. Там Сиуакоатль описывается как одно из предзнаменований, которые были даны ацтекам перед приходом конкистадоров под предводительством Эрнана Кортеса:
«…Шестым предзнаменованием была женщина, чьи крики и завывания были слышны множество раз. Она громко плакала по ночам, причитая: „О, дети мои, скоро мы уйдем навсегда“. Иногда она говорила: „О, дети мои, куда мне вас унести?..“»[242]
Согласно описанию, представленному в труде Саагуна, Сиуакоатль в облике Плакальщицы имела длинные темные волосы, падающие ей на лицо, и иногда в ее руках была пустая колыбель. Однако, несмотря на очевидные сходства, полностью коррелировать фольклорного персонажа колониальной эпохи с ацтекской богиней невозможно[243].
Гораздо большее сходство присутствует между образом Ла-Йороны и сиуатетео – духами, в которых превращались женщины, умершие в родах. Несмотря на то что сиуатетео считались «божественными» и становились спутницами солнца, они также могли украсть живых детей, поскольку при жизни не испытали счастья материнства. Подобный аспект, связанный с привязанностью к детям, соединяет сиуатетео и Ла-Йорону. Однако все равно этого мало для точного утверждения, что именно представления об умерших роженицах послужили основой легенды о Плакальщице, убившей собственных детей[244].
Ла-Йорона
Некоторые исследователи связывают образ Ла-Йороны с образом Малинче – ацтекской девушки, которая была переводчицей и любовницей Кортеса, впоследствии родившей ему сына. По некоторым представлениям, Малинче не обрела покоя после смерти в наказание за предательство по отношению к своему народу. Однако гипотеза о том, что Малинче послужила прототипом для образа Ла-Йороны, не выдерживает никакой критики, т. к. Малинче не была детоубийцей и ни один аспект в ее биографии не совпадает с сюжетом легенды о Плакальщице. Вероятнее всего, подобная теория зародилась из-за сугубо негативного отношения мексиканцев к фигуре Малинче и «черной легенды», которая сформировалась вокруг данной исторической личности[245].
Новейшие теории о происхождении Ла-Йороны обозначают ее образ как репрезентацию трагических судеб индейских женщин в колониальную эпоху (в связи с чем сейчас Ла-Йорона даже является одним из символов фемин