«Зачем на богов и людей ты злое замыслил,
Черноголовым на гибель безвозвратно ль ты злое замыслил?»
На это Эрра отвечает, что такова воля игигов и ануннаков и самого владыки Вавилона:
«Так зачем говоришь ты, словно невежда,
Советы даешь, будто Мардука слова не знаешь!»
Действительно ли таково решение Мардука или же Эрра лишь прикрывается его именем, здесь остается неясным, но само согласие царя богов передать на время власть Эрре, очевидно, трактуется как одобрение его действий. Так что же, владыка Вавилона готов бросить свою страну и обречь ее людей на гибель?
Видимо, это не так, и Ишу, набравшись смелости, осторожно возражает своему господину, вместе с тем восхваляя его:
«Воитель Эрра, узду небес ты держишь,
Всей земли ты владыка, страны хозяин,
Ты колышешь море, ровняешь горы,
Людей ведешь ты, зверей пасешь ты,
…
Всю мощь богов ты собрал, тебе повинуются боги,
Игиги боятся, Ануннаки страшатся,
Твоим решениям внемлет Ану,
…
И еще говоришь в своем сердце: “Вот, меня презирают!” —
Это ты, воитель Эрра, слова Мардука не боишься!»
Последние слова, впрочем, звучат как явный упрек: из-за собственного тщеславия Эрра готов ввергнуть весь мир в хаос. Ишу долго перечисляет деяния божества, и тот предстает уже не ужасаю-щим вершителем судеб, наказывающим людей за их проступки, но разжигателем войны, который сам сеет раздор и откровенно радуется кровопролитию. Особенную ярость у него вызывает Вавилон: Эрра всячески стремится его погубить, внушая предводителю войска, осаждающего город, такие мысли:
«В этот город шлю я тебя, человече!
Богов не страшись, людей не бойся,
От мала до велика предай всех смерти,
Не щади ни детей, ни грудных младенцев,
Разграбь нажитое добро Вавилона!»
Так все и происходит… Мардук, увидев, что случилось, рыдает, оплакивая свой город. Он страшится войти в Эсагилу, боится крови, которой окрашены воды реки. Погиб не только Вавилон – вопреки воле Шамаша Эрра разрушил Сиппар, город бога солнца, а грозная воительница Иштар, может быть, подговоренная Эррой, обратила свой гнев против Урука. И это лишь малая часть бедствий, которые принес с собой бог войны, не щадящий никого.
Так говорил Ишу, и слова его Эрре были приятны – видимо, богу войны доставляло удовольствие слушать о своих ужасающих «подвигах». Впрочем, поразмыслив, он решает отвратить свою разрушительную силу от Аккада, обратив ее против других народов – пусть они теперь в братоубийственных войнах истребляют друг друга, аккадцы же «всех одолеют, всеми будут править!». И выместив ярость в других краях, Эрра наконец успокаивается и возвращается в свое жилище. На собрании богов он хвалит своего визиря, который единственный посмел остановить бога войны, и провозглашает мир на земле. Ишу же, воздав хвалу силе и могуществу Эрры, во сне передает одному из жрецов эти события, повелев записать все слово в слово. Заключительная часть поэмы содержат такие строки:
«К дому, хранящему эту табличку, —
пусть Эрра гневен, пусть грозны Сибитти, —
Не приблизится гибельный
меч, благополучен он будет!..»
Так сам текст «Эпоса об Эрре» становится своего рода оберегом, отвращающим бога войны и его семерых спутников. И действительно, до нас дошло довольно много табличек-амулетов со строками из этого произведения. Остановить бога войны и смерти невозможно, но, по крайней мере, можно обратить его гнев против врагов. В этом контексте Нергал/Эрра, как ни странно, нередко выступает в роли божества-защитника от злых сил и несчастий, особенно в магических текстах. Показательно отражает эту функцию один из его эпитетов – Лугаль-силима (букв. «Царь мира», в смысле – мирного времени), то есть бог войны одновременно является и гарантом мира.
Вместе с тем автор произведения пытается как-то объяснить вполне конкретные исторические события. Как мы знаем, в VIII–VII вв. до н. э. в результате долгих войн с Ассирией Вавилон неоднократно подвергался осадам и разграблению[92]. Невольно возникал вопрос: как же Мардук, владыка Вавилона, позволяет так поступать со своим городом? Неужели он не в силах его защитить, или же он так гневается на людей? Но чем тогда провинились дети и богобоязненные вавилоняне? Ответ на этот вопрос двойственный: с одной стороны, не отрицаются некоторые прегрешения людей, из-за которых Мардук вынужден отлучиться из своего города. С другой же – вся ответственность за бедствия перекладывается на Эрру, который жесток и неукротим по природе. Получив верховную власть на время отсутствия Мардука, он обращается с ней сообразно своему характеру. А сам владыка Вавилона все же не желает зла своим людям, и в итоге в Аккад возвращается благоденствие. Таким образом, «Эпос об Эрре» в каком-то смысле может быть отнесен к жанру теодицеи («богооправдания») – произведениям, в которых поднимается проблема существования зла в этом мире.
Табличка-амулет с фрагментом текста «Эпоса об Эрре»
В целом складывается впечатление, что культ Нергала/Эрры становится особенно популярен именно в 1-м тыс. до н. э. – возможно, как следствие роста уровня насилия и кровопролития в этот период. Впрочем, даже в относительно спокойное для Вавилонии позднеахеменидское и эллинистическое время Нергал оставался одним из самых почитаемых в Месопотамии божеств, а его храм в Куте продолжал существовать даже в последние века до нашей эры. Примечательно, что культ Нергала в некотором смысле пережил саму клинописную цивилизацию: он почитался и в поздних эллинистических государствах Междуречья – например, в Харакене (Приморье), Хатре (Верхняя Месопотамия), Пальмире (Сирия). На эллинистическом Востоке он также синкретизировался с греческим Гераклом и иранским Веретрагной.
В литературных произведениях Нергал/Эрра предстает в облике могучего воина, подобного льву или быку, один вид которого наводит ужас. Впрочем, он обладает определенной привлекательностью, во всяком случае, в глазах Эрешкигаль. В изображениях на месопотамских печатях Нергал предстает в характерном для мужских божеств длинном одеянии, на его голове – украшенная рогами тиа-ра, традиционный символ божественности. Один из главных атрибутов бога войны – это, конечно, оружие (меч, кинжал или топор). Иногда он держит в руке некий предмет, напоминающий трехглавый изогнутый жезл или булаву, чье навершие украшено львиными головками. Гибридное существо, напоминающее крылатого полульва-полудракона, также выступает олицетворением Нергала.
Примечателен также поздний, датируемый I–II вв. н. э. рельефиз Хатры, изображающий Нергала: божество по обычаю того времени облачено в парфянское платье – длинный кафтан и шаровары, в правой воздетой руке держит топорик, лезвие которого переходит в змеиную голову; левая рука покоится на рукояти длинного меча. Талия Нергала обмотана змеевидной веревкой, служащей привязью трехглавого змеехвостого пса – вероятно, Цербера[93]. Голову Нергала венчает украшенная рогами и изображением орла диадема. Божество окружено скорпионами и змеями – символами его хтонической сущности. В правом поле – фигурка сидящей на троне богини, его супруги. Рельеф был цветным: следы краски сохранились довольно неплохо, и это позволяет представить, как некогда выглядело изображение.
В астрально-планетарном аспекте Нергал ассоциировался с Марсом (акк. ṣalbatānu) – зловещей красной планетой, «злой звездой»; связанные с ней предзнаменования в месопотамской астрологии обычно не сулили ничего хорошего. Из зодиакальных созвездий с Нергалом отождествлялись Близнецы и, возможно, в некоторой степени Стрелец. Близнецы первоначально воспринимались как небесное воплощение братьев Месламта-эа и Лугаль-Ирры, позже их стали связывать с Сином и Нергалом – оба божества почитались как сыновья Энлиля. Появление же Стрельца на небосводе в целом соответствовало девятому месяцу шумеро-аккадского (ниппурского) календаря, который был посвящен Нергалу. Шумерское название этого месяца – gan.gan.è – может переводиться «выход Убийцы», то есть бога смерти Нергала. В то же время само созвездие, представлявшееся древним жителем Месопотамии лучником-кентавром (иногда с элементами фигуры скорпиона или льва), ассоциировалось с божеством по имени Пабильсаг.
Нинурта
Нинурта – великий воин, победитель чудовищ Асага и Анзу, главный наследник владыки богов Энлиля и покровитель царской власти. В представлениях древних шумеров именно Нинурта представляет собой воплощение юного воина-героя, который борется с хаосом, одерживает победу и восстанавливает порядок в этом мире. Вместе с тем Нинурта почитался и как божество плодородия и погоды, на что указывает в числе прочего и один из атрибутов – плуг и, возможно, само его имя. Впрочем, этимология имени Нинурты выглядит не вполне понятной. Первая часть имени – это определенно «владыка, господин» (nin), вторая, возможно, связана со словом «земля» (uraš).
Культ Нинурты засвидетельствован начиная с раннединастического периода и тесно связан с кругом божеств Ниппура – одного из старейших городов древнего Шумера. Здесь Нинурта почитается как любимый сын и наследник Энлиля[94], здесь же находится и его храм – святилище Эшумеша. Однако уже на раннем этапе культ Нинурты сливается с почитанием типологически близкого воинственного божества Нингирсу из Лагаша, и с тех пор Нингирсу становится одним из имен Нинурты. Нингирсу – буквально «Владыка Гирсу», соседнего с Лагашем города. Именно ему посвящены многочисленные надписи правителей Лагаша и гимны, восхваляющие владыку Гирсу. Так, правитель Лагаша по имени Ур-Нанше (ок. 2500 г. до н. э.) в надписи на вотивном рельефе сообщает о возведении храма Нингирсу, сопровождая свои слова соответствующими изображениями. Рельеф другого лагашского правителя – Эаннатума (ок. 2500–2400 гг. до н. э.), так называемая «Стела коршунов», увековечивает его победу над соседним городом Уммой. Рассказ сопровождается рельефными изображениями шумерского войска, выступающего в поход во главе с самим Эаннатумом. На одной стороне памятника изображены военные сцены, с другой – огромная фигура Нингирсу, божественного предводителя лагашцев. В правой руке бога зажата булава, левой он держит за хвост птицу Анзу, из лап которой свисает охотничья с