Набу приобрел,
все искусство писцов, все ремесла,
все, что знания было – изучил,
из лука стрелять я научился, ездить верхом,
на колеснице, держать вожжи…»[117]
Иконография Набу во многом схожа с иконографией Мардука. Символами обоих божеств часто выступает дракон мушхушшу: очевидно, Набу позаимствовал его у отца. Впрочем, если в случае с Мардуком мушхушшу становится, по сути, самостоятельной персонификацией владыки Вавилона, то в иконографии Набу такого как будто не наблюдается. На духовное присутствие бога письменности обычно дополнительно указывает один из его главных атрибутов – стилос или клин (ключевой элемент клинописи). В антропоморфном образе Набу обычно изображается в классическом для мужских божеств облике: как стройный, облаченный в длинные одеяния молодой человек с аккуратно уложенной бородой, голову которого венчает тиара; в руке может быть стилос. Его часто сопровождает мушхушшу; иногда божество изображается стоящим на драконе и держащим в одной руке поводья – по-видимому, предполагалось, что Набу мог ездить верхом на мушхушшу.
Во второй половине 1-го тыс. до н. э. культ Набу получает широкое распространение и за пределами Месопотамии. Его имя встречается, например, в арамеоязычных текстах из Египта, которые датируются эпохой персидского владычества и раннего эллинизма. Один из папирусов даже содержит текст, имеющий отношение к сюжету о браке Набу. В античной традиции, начиная с эпохи эллинизма, Набу синкретизируется с греческим Аполлоном: помимо статуса наследника главного божества (Бела-Мардука и Зевса соответственно), их, возможно, объединяли также профетические функции и роль «царских» богов[118]. В первые века нашей эры культ Набу засвидетельствован также в ряде городов Верхней Месопотамии и Сирии: Хатре, Эдессе, Пальмире.
Ашшур
Ашшур – главное божество древней Ассирии, царь богов и великий воин, объединивший в себе функции самых разных божеств. Будучи изначально богом города-государства Ашшура – сердца древней Ассирии (акк. Aššur), одноименное городу и стране божество становится воплощением этой земли и покровителем ее народа – ситуация на самом деле нетипичная для культов Южной Месопотамии. В этом отношении Ашшур заметно выделяется на фоне других богов шумеро-аккадского пантеона и в некотором смысле стоит особняком от тех богов, о которых мы говорили ранее.
Ранняя история культа Ашшура нам известна слабо. Центром его почитания был одноименный город – Ашшур, располагавшийся на берегах реки Тигра в заметном отдалении от Шумера. И хотя между Северной и Южной Месопотамией всегда существовала тесная связь, из-за особенностей этнополитического развития это все же были отдельные регионы. Исторически город-государство Ашшур в 3-м тыс. до н. э. – в эпоху расцвета шумерской цивилизации и даже в первой половине 2-го тыс. до н. э. – в период возвышения Вавилонского царства, не играл значительной роли в политической жизни древней Месопотамии. Дошедший до нас свод законов из Ашшура, датируемый примерно XIV–XIII вв. до н. э., выражает весьма архаичные представления о правовых нормах, господствовавших в то время в ассирийском обществе. Он нередко поражает современного читателя своей жестокостью, даже на фоне и так не самых гуманных, с нашей точки зрения, шумерских, вавилонских и хеттских правовых кодексов. Любопытную особенность мировоззрения древних ассирийцев демонстрирует политическое устройство общины Ашшура: во главе ее вплоть до середины XIV в. до н. э. стоя-ло должностное лицо, именуемое на ассирийском языке иссиакку (iššiakku), то есть, в отличие от большинства государств того времени, Ашшур, строго говоря, не был царством. Этот иссиакку был главой исполнительной власти и считался наместником истинного царя города Ашшура – бога Ашшура.
Итак, культ Ашшура изначально неразрывно был связан с одноименным городом, где и находился главный храм этого божества, Эшара – «Храм (é) вселенной (šár)». Из самого названия святилища следует, что это место воспринималось древними ассирийцами как центр мира, а следовательно, и сам бог Ашшур ставился на порядок выше всех соседних божеств. Это было отчасти обусловлено тем, что он изначально не вписывался в сложившуюся на юге Междуречья иерархию богов шумеро-аккадского пантеона и почитался именно как владыка города Ашшура. Подобные местные или племенные божества имелись в каждом городе и, конечно, обладали особым статусом в рамках локального культа. Тому же способствовала и экспансионистская политика самой Ассирии: в середине XIV в. до н. э. Ашшур-убаллит, один из правителей города, принимает царский титул, ранее принадлежавший божеству, и вместе со своими преемниками ведет успешную внешнюю политику. Он расширяет территорию своего царства и превращает Ассирию в одно из сильнейших государств на Ближнем Востоке эпохи поздней бронзы. Такой теологический сдвиг нашел отражение в ассирийской царской идеологии: царь, заимствовавший титул у Ашшура, позиционирует себя как проводника воли божества, которое возвышает свою страну и дарует многочисленные победы ассирийскому войску.
Ашшур
Эта концепция достигает своего пика уже в 1-м тыс. до н. э., когда после кризиса рубежа тысячелетий, известного как «коллапс бронзового века», ассирийское царство возрождается в виде величайшей из когда-либо существовавших прежде держав. И действительно, военная мощь Ассирии и подчеркнутая жестокость к врагам, которая в целях устрашения культивировалась некоторыми ассирийскими владыками, наводили ужас на все окружающие народы. За сравнительно короткий период (последняя треть VIII – первая треть VII в. до н. э.) ассирийские цари совершают серию успешных военных походов, в результате чего границы их империи простираются от Египта на западе до Элама на востоке.
Вавилония также была завоевана Ассирией. Вавилоняне не раз поднимали восстания и пытались отстоять свою независимость, но каждый раз эти попытки жестоко подавлялись. Сам город Вавилон неоднократно подвергался разграблению и разрушению, а его жители депортировались в Ассирию[119]. Вместе с ними при царе Синаххерибе была «увезена в плен» и статуя Мардука. Так ассирийцы стремились не только продемонстрировать свое военное превосходство, но и лишить вавилонян возможности выбирать себе легитимного в сакральном смысле царя: в ритуале коронации важную роль играла статуя бога, без нее правитель не мог получить столь необходимое божественное благословение на царство.
Все эти события не могли не отразиться на культе верховного божества Ассирии, который теперь выходит на совершенно новый уровень. Военная мощь Ассирии и ее победы, безусловно, были обусловлены волей Ашшура. И поскольку боги завоеванных народов не смогли защитить их от ассирийского оружия, это означало, что Ашшур своей мощью превосходит всех прочих богов, включая Мардука, владыку подчиненного ассирийцами Вавилона[120]. Так из локального божества общины Ашшура он превращается в верховного бога великой державы. Царь же, стоящий во главе этой империи, воплощает волю Ашшура, который незримо сопровождает ассирийское войско в походах: своим божественным сиянием он вселяет ужас в сердца врагов и ниспровергает их. Таким образом, в культе Ашшура особенно выделяются два аспекта – его воинственность и статус верховного божества, покровителя ассирийских царей. Нужно заметить, что по мере развития собственно института царской власти ассирийские цари начинают испытывать дискомфорт от своего пребывания в Ашшуре, где издревле царем почиталось именно божество. В IX в. до н. э. правитель по имени Ашшурнацирапал переносит свой двор в город Кальху, известный также как Нимруд. После Ашшурнацирапала столицами становятся еще два города: Дур-Шаррукин («Крепость Саргона [II])», совр. Хорсабад) и Ниневия – последняя и, пожалуй, самая известная из ассирийских столиц.
Ассирийский рельеф с изображением дерева жизни. Над ним парит лучник-Ашшур
В новоассирийский период образ Ашшура становится более сложным, он адаптирует функции многих богов шумеро-аккадского пантеона: от Энлиля и Мардука Ашшур перенимает верховную божественную власть (буквально «энлильство») и статус царя богов, военный аспект и функции божества плодородия, которые роднят его с Нинуртой и Ададом. Одно из имен Ашшура – «Великая гора» – также совпадает с соответствующим эпитетом Энлиля. Впрочем, здесь мы, возможно, имеем дело не с заимствованием, а с параллельной традицией, ведь Ассирия, в отличие от Вавилонии, граничит с предгорьями Загроса. Следовательно, связь Ашшура с горой представляется более объяснимой. Наконец, ассирийские теологи пытаются объяснить возвышение Ашшура над верховными божествами Вавилонии, записывая его имя в клинописи не обычными слоговыми знаками (Aš-šur), но через логограмму an.šár. Аншар, согласно вавилонской поэме «Энума элиш», – это небесное первоначало, отец Ана – главного божества шумерской триады. Созвучие их имен (по правилам ассимиляции n в аккадском языке «Аншар» могло произноситься как «Ашшар») должно было подчеркивать эту связь. Кроме того, клинописный знак AN, как мы говорили в главе об Ане, может также читаться «бог» (dingir), и тогда имя божества можно прочесть как «бог вселенной». Такая своего рода игра слов наверняка была известна ассирийским ученым. Однако настоящая этимология имени Ашшура остается неясной.
Такое недвусмысленное возвышение верховного божества Ассирии, возможно, и не было совершенно искусственным, обусловленным исключительно идеологическими соображениями, а в действительности определялось генотеизмом Ашшура. Нечто подобное происходит и в Вавилонии с Мардуком-Белом. Может быть, неслучайно в ассирийской переписке этого времени можно встретить упоминание просто «бога» (