Глянь вперед, глянь назад –
Над Невой две радуги.
Бьет фашистов русский флот
В море и на Ладоге.
Ты куда, немецкий пес,
Свою голову понес?
Вспомни, Ладога, бывало,
Вас не раз уже бивала.
С кораблей, с фортов Кронштадта
Пушки очень крепко бьют.
Это флотские ребята
Фрицам жару поддают.
Среди жителей осажденного города была хорошо известна легенда про немецкую подводную лодку, пробравшуюся однажды в самое устье Невы. «Залегла на грунте и стала поджидать, когда пойдет по реке линкор „Октябрьская революция“ или крейсер „Киров“. В Ленинграде хорошо знали, как немцы охотились за этими мощными кораблями со славными боевыми традициями. Их неоднократно пытались уничтожить с воздуха, а теперь вот из глубины». Согласно легенде, фашистскую подлодку наши моряки не просто засекли, «но и захватили в плен вместе с экипажем».
Охотились немцы и за другими символами «Города трех революций», понимая, какое огромное значение для стойкости осажденного Ленинграда они имели. Среди защитников города жила легенда о пушке с «Авроры», той самой, «которая в семнадцатом по Зимнему огонь вела». Но на самом деле та пушка не воевала. Еще в 1918 году четырнадцать 152-миллиметровых орудий системы «Канэ», одно из которых действительно холостым выстрелом дало сигнал к штурму Зимнего, были сняты с «Авроры» и переданы на вооружение Волжской флотилии. «Аврора» в то время находилась в резерве. Только в 1922 году на крейсере вновь поставили вооружение. Это были 130-миллиметровые пушки, к революционным событиям в Петрограде никакого отношения не имевшие. Именно эти орудия в июле 1941 года были сняты с «Авроры» и установлены на Дудергофских высотах. Одним орудием оснастили бронепоезд «Балтиец». Но солдаты Ленинградского фронта были убеждены, что как раз это и есть легенда, которую специально распространяют, «чтобы до фрицев не дошло, какой у нас тут ценный трофей есть. Они бы как черти сюда полезли такое орудие захватить. А наши матросики узнали стороной: точно, то самое орудие!»
В то время все героическое, выдающееся и прекрасное из того, что происходило на флоте, определялось выражением «Балтийский почерк». Это и работа катеров и подводных лодок в море. Это и умение краснофлотцев сражаться на суше. Это и способность моряков находить силы для безудержного веселья во время отдыха.
В то же время отношение фольклора к некоторым сухопутным частям армии не было ни лестным, ни сочувственным. Бойцы Ленинградского фронта помнят, какая поговорка сложилась в 1941 году о бездействующей 23-й армии под командованием генерал-лейтенанта M. Н. Герасимова: «Есть три нейтральные армии: шведская, турецкая и 23-я советская». В 1942 году среди ленинградцев упорно ходили слухи о скорой победе над фашистами. Будто бы Сибирская армия под командованием Г. И. Кулика взяла гитлеровцев в кольцо и вот-вот повергнет их в прах. Однако не только победы над фашистской армией, но даже предполагаемого прорыва блокады не произошло. «Этот Кулик оказался уткой», – острили блокадники. А всю неудачную операцию по деблокированию Ленинграда свели к обидному анекдоту: «Кулик немцев жмет, немцы нас жмут. В конце концов Кулик так на немцев нажмет, что они в панике ворвутся в Ленинград».
Одно из воинских формирований под Ленинградом в основном состояло из раскулаченных в свое время и осужденных на разные сроки заключения крестьян. Эту дивизию среди солдат прозвали «Кулацкой».
Исключительно важную роль в обороне Ленинграда играло народное ополчение, сформированное из гражданских лиц, не подлежавших призыву в армию. Так, на протяжении всей блокады «Хозяйкой Пулковских высот» называли Пятую дивизию ополченцев Выборгского и Василеостровского районов.
Наиболее ожесточенные в истории обороны Ленинграда бои происходили в районе поселка Невская Дубровка. Около 400 дней удерживали воины узкую полоску земли протяженностью два километра по фронту, отражая в отдельные дни до 16 атак противника. В фольклорной летописи обороны Ленинграда этот знаменитый плацдарм остался под названием «Невский пятачок».
О героях битвы за Ленинград слагались частушки:
Воробей перелетает
С веточки на виноград.
Ягодиночка на фронте
Защищает Ленинград.
Ленинград обороняли,
Ясноглазый пал в бою.
Там сложил он буйну голову
За родину свою.
Дорогие девушки,
Любите раненых солдат –
Они не в драке пострадали,
А за город Ленинград.
Раньше здесь, под Ленинградом,
Немец был ползучим гадом,
А теперь мы пулей учим
Немца гадом быть ползучим.
За рекою за Невою
Всполошился вражий стан –
Бьет фашистов смертным боем
Снайпер Вежливцев Иван.
Имя Героя Советского Союза ефрейтора Ивана Дмитриевича Вежливцева не случайно попало в фольклор. Оно было хорошо известно бойцам Ленинградского фронта.
В рядах защитников Ленинграда, конечно же, были не только жители славного города. Далеко от города на Неве невесты, прощаясь со своими любимыми, пели частушку:
Далеко под небесами
Белая снежиночка.
Далеко под Ленинградом
Служит ягодиночка.
Но все они в ту жестокую годину считали себя ленинградцами. Рассказывали, что в одной из воинских частей, располагавшейся вне границ Ленинграда, в его дальнем пригороде, среди сельских огородов и скотных дворов, командир накануне боя выстроил красноармейцев и сказал: «Приказываю эту землю считать Ленинградом!»
Покажите, ленинградцы,
Что достойны вы наград.
Вдвое злей давайте драться
За родимый Ленинград.
Ощущение братского единения со всей страной не покидало ни мирных жителей осажденного города, ни его воинов все девятьсот дней вражеской блокады. Всякая весть о победах Советской армии на всех фронтах Великой Отечественной войны воодушевляла воинов Ленинградского фронта. Успехи под Москвой воспринимались как личные успехи каждого воина, где бы он ни находился: «Полез гад на Ленинград и сам не рад, на Москву зенки пучит, еще крепче получит»; «Не придется Гитлеру из Ленинграда сделать море, а из Москвы – поле».
Фрицы лезли в Ленинград
И в Москву, как на парад.
Не пробрались их ряды
И ни туды, и ни сюды.
На горе стоит «Катюша»,
Под горою автомат.
Не достанутся фашисту
Ни Москва, ни Ленинград.
Победа под Москвой давала надежду. Разгром немцев под Сталинградом дал уверенность: «Не видать фашисту Сталинграда, как Москвы и Ленинграда»; «Сталинград Ленинграду брат, на одном стоят: ни шагу назад»; «У Невы и Волги здорово побили немецких волков».
Воют-воют немцы-волки,
Как им дали возле Волги.
Участь им даем одну
На Неве и на Дону.
Ноет фрицево сердечко,
Не забыть ему Восток –
Сталинградское колечко,
Шлиссельбургский бережок.
Убежденность в том, что: «Бей сатану! Ударишь на Неве – отдастся на Дону» была полной. Эта убежденность материализовывалась в успешных операциях воинов Ленинградского фронта под Лугой, Тихвином, Шлиссельбургом, на реках Ижоре и Тосне. Все эти областные топонимы стали приметной частью ленинградского городского фольклора: «Тихвин город взял немцев за ворот»; «Не их вина, что прогнали немцев из Тихвина, а наша сила немчуру покосила»; «Нет фашистам спасенья ни в Калуге, ни в Луге, ни на Южном Буге»; «При Шполе немцев пришпорили, под Лугой лудили, а от Звенигорода у них в ушах звенит»; «Бойцы-други разбили немцев в Луге»; «Смотрит месяц из-за тучек:/Что, Карлуша, поослаб?/Шлиссельбург, наш славный ключик,/Вылетел из ваших лап»; «Ям-Ижору отстоим, нам Ижору, яму – им»; «На реке Тосне немцам стало тошно».
До сих пор жива героическая легенда о неизвестном водителе. В один из январских дней 1942 года на ледовой Дороге жизни, посреди Ладожского озера заглох насквозь промерзший двигатель военной полуторки. Водитель с трудом оторвал руки от баранки и понял, что они безнадежно отморожены. Тогда он облил их бензином, зажег спичку… и двумя живыми факелами стал отогревать двигатель в надежде довезти несколько мешков муки голодающим ленинградцам. Никто не знает ни имени, ни дальнейшей судьбы этого человека. Но ленинградцы не сомневаются, что именно из той, доставленной тем водителем муки пекли те страшные «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам». И может быть именно та полуторка, найденная на дне Ладожского озера, где она пролежала более двадцати лет, бережно отреставрированная, поднятая на пьедестал и названная Памятником, стоит в мемориальном ряду Памятников двухсоткилометрового блокадного кольца – Зеленого пояса Славы.
Сокровищницу ленинградской мифологии украшает и другая легенда – о Неизвестном художнике, в промерзшей и безжизненной квартире которого в одном из ленинградских домов была найдена восковая модель медали с текстом на одной стороне: «Жил в блокадном Ленинграде в 1941–1942 годах».
Дошла до нас и солдатская легенда об историческом броневике, с которого Ленин выступал в 1917 году на площади у Финляндского вокзала.
Будто бы «ленинский броневик взят из музея – мобилизован и сражается под Ленинградом». Его видели на разных участках фронта, чаще всего там, «где совсем плохо – там ленинский броневик идет и большая победа с ним».