rosc, с одной стороны, и одной лексической особенностью контрастирующий с ним, с другой стороны. Там Адам описан в таких словах: Sóeriu Ádam athair dóene ndóengein, duine («Благороднейший Адам, отец смертных из смертного рода, человек…»)[230]. Здесь фигурирует та же самая характеристика: благородный (в нашей поэме использовано слово úais) и смертный. Однако fursundud описывает Адама как soír, тогда как в нашей поэме Асал – doír. Все же можно сказать, что Адам и Асал описаны по одной модели, в которой повторяется их качество – «смертность».
Лучший пример того, как противоположность и близкая связь богов и смертных выражаются в кельтском, находится в двуязычной латинской и галльской надписи из Верчелли II в. до н. э. Эта надпись на межевом камне посвящает сакральное пространство вокруг камня «богам и людям», используя в галльском архаическую конструкцию двандва deuo-xdonion, прилагательное или род. п. мн. ч. существительного, соответствующего com(m)unem deis et hominibus в латинской части той же надписи[231]. Как лиминальное пространство в надписи из Верчелли – общее место как для богов, так и для смертных, так и лиминальное время Самайна, по справедливому замечанию П.-И. Ламбера, – это время встречи смертных со сверхъестественными существами. Асал описывается как dóenda, doír с тем, чтобы указать на его человеческую природу в противоположность другой (божественной с дохристианской точки зрения и демонической с христианской точки зрения) природы его врагов, проявляющих свою активность в лиминальное «общее» время.
Наконец, относительно doír, скорее всего, еще одним объяснением места этого эпитета может служить положение пяти героев по отношению к Конну Кетхатаху. Асал или любой другой герой является по сюжету клиентом Конна, везущим ему подношение на пир, то есть по такой иерархии герой – doír, а король Конн – soír.
Следующий эпитет domlasta составлен по тому же самому принципу, что и предыдущий. Он содержит префикс do- «плохой» и др.-ирл. слово mlas «вкус» (ср.-ирл. blas) и буквально означает «с плохим вкусом». Прилагательное здесь стоит в том же семантическом поле, что и предыдущий эпитет, подчеркивая подчиненный, низкий статус Асала. Это слово никогда не использовалось как эпитет героя ни в одном раннем ирландском произведении, по крайней мере, насколько мне известно.
Другая уникальная особенность этой строки заключается в том, что в двух словах – doír, domlasta – содержится эквивалент имен предков Асала, как они стоят в двух других релевантных источниках. В «Ночном видении Фингена», например, Асал назван внуком Дора Домбласа, в метрических диннхенхас он – mac Dóir Duinn и úa Domblais; а в прозаическом введении в диннхенхас он просто – mac Dóir Domblais. Источники жонглируют этими двумя словами, заставляя их обозначать предков героя. Скорее всего, собственные эпитеты Асала были взяты в эти тексты в качестве имен его предков, а не наоборот. Более древняя форма прилагательного domlasta (а не ср.-ирл. существительное domblas «плохой вкус») подтверждает наше предположение[232]. Неувязка здесь заключается в том, что обсуждаемый rosc должен быть среднеирландским по времени создания, как я уже упомянул раньше. То есть он более поздний, чем текст «Ночного видения Фингена». Однако нет ничего невозможного в том, что наша поэма основывалась на более древней версии, следы которой (различные оригинальные лексические и семантические черты) присутствуют в тексте. В rosc есть несколько оригинальных черт, которые могут помочь общему пониманию нашего сюжета.
Следующая цепочка эпитетов контрастирует с предыдущей. Она дает более привычное описание благородного воина: úais a rót, rán, rogarma («благородный муж на дороге, славный, хорошо вооруженный»). Úais – это часто употребляемый хвалебный эпитет героев в ранней ирландской поэзии.
Затем, как мне представляется, следует описание конфликта между двумя силами на дороге. Враги Асала здесь названы síthberga «разбойники из сида», причем вторая часть слова родственна díberg со значением «разбой, разбойник». Глагол sénaid, происходящий от sén (заимствовано из латинск. signum), обычно означает в ранней ирландской литературе «обозначать, благословлять» (в христианском смысле). Однако другое значение глагола, засвидетельствованное в ранних ирландских текстах, – «налагать чары на кого-либо». Ближайшая параллель описания из нашего rosc находится в другом rosc с тем же самым размером, включенном в «Первую битву при Маг Туред» («Cath Muige Tuired Cunga»): senfait traigti sithcura[233]. Последнее слово может быть идентично sídcuire «воинство из сида». Как известно из других примеров в ранней ирландской литературе, обитатели иного мира часто использовали чары против своих человеческих противников. В рассматриваемой поэме чары направлены против нарушителя покоя сокрытой дороги. Я должен упомянуть, что фраза dia ronsénsat síthberga («когда разбойники из сида наложили на него чары») предполагает существование предиката, относящегося к Асалу в неясной девятой строке (trega tethni temidi).
Важно, что rosc называет врагов Асала иначе, чем «Ночное видение Фингена» и диннхенхас. В этих текстах они названы просто díbergaig Midi «разбойники Миде», без какого-либо упоминания их потустороннего происхождения. Здесь необходимо сказать несколько слов о роли díberga(ig), как они описываются в ранней ирландской литературе. Их роль языческих изгоев, ассоциируемых с демоническими силами, прослеживается во многих ранних ирландских текстах. Наиболее очевидный пример того, как разбойники (díberga) выполняют сверхъестественные функции, можно найти в «Разрушении заезжего дома Да Дерга» во фрагменте, посвященном трем красным всадникам на Шлиге Куаланн перед заезжим домом Да Дерга. Термин síthberga, используемый в rosc для обозначения «разбойников Миде», подразумевает их потустороннее происхождение и соответственно определяет мифологическую ситуацию в поэме как конфликт между демоническими хозяевами дорог и их «открывателями». Четкое описание смертности и человеческой природы Асала, однако, находится в противоречии со сверхъестественными, потусторонними ассоциациями четырех других героев, которые будут обсуждены ниже. В rosc отрывок, посвященный Асалу, показывает очевидную противоположность между ним, смертным героем, и сверхъестественными síthberga.
Разбойники в кельтской традиции иногда ассоциировались со сверхъестественными существами. В валлийских «Триадах острова Британии» («Trioedd Ynys Prydein») известен феномен, схожий с тремя красными разбойниками из «Разрушения заезжего дома Да Дерга». Валлийский текст говорит о «трех красных опустошителях острова Британии» (Tri Ruduoavc Enys Prydein): Рин, сын Бели, Ллеи Искусная Рука (валлийская параллель ирландского Луга Ламфада и континентального кельтского Луга) и Моргант Богатый. Они ассоциируются с разрушением и войной как их сверхъестественными качествами, упоминается, что в течение года трава и другие растения не росли там, где проходили эти трое[234].
Фрагмент поэмы, посвященный Асалу, содержит также временные рамки, ограничивающие нашу историю. Из других источников нам известно, что манифестация дорог вместе с другими чудесами связывалась с ночью на Самайн. Ее характеристика дается в следующих частях книги. Важно, что rosc упоминает Самайн в следующих строках, но в историю Асала включены другие термины. Все сверхъестественное преследование, включая наложение чар на бедного смертного, происходит «во время праздника западных фениев» (i féil na Fían fuineta). Это временнуе ограничение полно различных культурных и исторических значений и дает нам дополнительную информацию о празднике Самайн.
Очевидно, что féil обозначает в поэме праздник Самайн. Др.-ирл. féil «праздник» заимствовано из латинск. vigilia, существует и однокоренное валлийск. gŵyl, бретонск. gouel. Это слово обозначает почти исключительно религиозные христианские праздники, и только редко светские или языческие. Что касается праздника Самайн, есть, по крайней мере, еще один случай, когда этот праздник был определен как féil. В предании «Смерть Кримтанна» («Aidid Crimthaind») описано, как Монгинн, колдунья из сида, умирает накануне Самайна. Из-за ее смерти, говорится в повести, «Самайн называется простыми людьми „праздник Монгинн“ (Conid de dogarar feil Moingfhinde frisin Samain icon dáescursluagh)». Затем рассказывается, как этот бедный «простой народ» вместе с женщинами «возносит прошения к ней в ночь на Самайн» (conid de cuindgid mna 7 dáescursluag itcheada aidchi Samna fuirri)[235]. Таким образом, Самайн воспринимается здесь автором/редактором повести как праздник «простого народа», который соблюдает языческие обряды. Поэтому, вероятно, христианский религиозный термин используется здесь для обозначения языческого религиозного праздника. Тот же самый принцип прослеживается в использовании слова féil в нашем rosc. Здесь могло присутствовать также желание подчеркнуть контраст между церковным термином праздника и языческим эпитетом. Этот контраст мог увеличить пограничность фениев и всех других «сил Самайна».
Фении, которые в этот момент появляются в тексте, типологически аналогичны daescursluag(«армия простых людей»). Они упоминаются в силлабической метрической версии диннхенхас как хозяева скрытых дорог наряду с фоморами, призраками и сидами (