[391]. Трефуйлнгид выступает здесь как божество потустороннего мира с волшебными дарами из своего королевства.
...acht is dáig lim bid sním leisna dáini do fhubang – su frisin ré sin.
Nocho ba sním, arse, ar rom-fiurfu-sa bolad ina cróibi-sea fil am’láimh do bhiudh 7 do dhigh heret bam beo.
(Конайнг Трефуйлнгиду. – Г. Б.)
– ...Не возрадуется народ, что придется ему кормить и поить тебя.
– Не придется ему горевать, – ответил Трефуйлнгид, – ибо запах ветви, что держу я в своей руке будет мне едой и питьем до скончания жизни.
...7 fácbais ní do chóeraib inna cróibi bái inna láim oc Fintan mac Bóchra conasrola-side isna hinadaib in robo dóig leis a nn-ás i nHérind, 7 ité craind rofásait isna cóeraib sin: Bili Tortan, 7 Eó Rosa, Eó Mugna 7 Cróeb Daithi 7 Bili hUissnig. Ocus airis Fintan ic sloind seanchassa do fheraib hÉrenn co mbo hé ba hiarlaithi dona bilib, 7 co racrínsad ria lind. Ó roairig iarum Findtan a sentaith fén 7 sentaith na mbili is and doróne in láid:
Is fodeirc damsa indiu
maten moch iar n-uréirgiu
a Dún Tulcha tíar doráith
húachtur bar[r] fedha Lebáin...
...Bili Tortan Eó Rosa
at comáille comdosa
Mugna is Cróeb Daithi indiu
is Fintan a n-iarlaithiu.
(Трефуйлнгид. – Г. Б.) дал Финтану, сыну Бохра, несколько ягод с ветви, что держал в руке, а тот посадил их в тех местах, где, как полагал, смогут они расти в Ирландии. И вот деревья, что выросли из тех ягод: Биле Тортан, Эо Роса, Эо Мугна, Краэв Дати и Биле Ушниг. А сам Финтан оставался и рассказывал ирландцам старину, покуда не пережил эти деревья, что иссохли на его веку[392]. Когда же узрел Финтан свою старость и ветхость деревьев, сложил он песнь:
Хорошо мне видно теперь,
ранним утром после восхода,
от Дун Тулха на запад вдаль,
чрез гряду ливанского леса...
...Биле Тортан, Эо Роса,
что прекрасны равно и ветвисты,
Мугна и Кроэв Дати[393] сегодня,
и Финтан, переживший их...
В древне– и среднеирландском языке существовало несколько слов, принятых для обозначения священного дерева. Три из них мы уже заметили в рассмотренном фрагменте – bile, eó, cróeb. Bile обозначало «древнее, почитаемое дерево», обычно огромное дерево, одиноко стоящее в поле или на возвышенности[394]. Каким-то образом bile было связано с именем мифологического предка гойделов Биле (Bile). Этимология следующего слова – eó – вероятно, восходит к индоевропейск. *iwo-, в разных языках меняющее значение от тиса к иве, в пракельтск. *iwo– принимает значение «огромное, священное дерево», одновременно сохраняя значение «тис»; та же смысловая нагрузка осталась в древне– и среднеирландском языке[395]. Cráeb (cróeb) изначально имело значение «ветвь», но в дальнейшем стало обозначать также и «ветвистое дерево»[396]. Важно, что этими словами обозначались разные породы деревьев, и такая маркировка свидетельствовала, скорее, о почтительном отношении местного населения туата и признании их значения филидической корпорацией. Фрагменты, связанные с пятью священными деревьями Ирландии, предоставляют наибольший объем доступной информации о феномене священных деревьев в этом регионе. В силу многовариантности изначальной устной традиции стандартной версии названий пяти священных деревьев в раннеирландской литературе так и не сложилось.
Братья Рисы предполагали, что пять деревьев символизировали четыре четверти Ирландии и центр (A. Rees, B. Rees. Celtic heritage. New York, 1994. P. 120). Стараясь подтвердить свою гипотезу, они отмечали, что местоположение деревьев нельзя определить точно. Критик Рисов Ким Мак–Кон следовал их трактовке и также высказался в пользу того, что деревья были посажены соответственно в пяти пятинах Ирландии (K. MacCone. Pagan past and Christian present in early Irish literature. Maynooth, 1990. P. 75—76).
Однако местоположение деревьев хорошо известно в традиции. Три дерева, и все ясени (Биле Тортан, Биле Дати, Кроэв Ушниг), росли в центральной области Миде (только по одной версии ясень Биле Дати находился в Коннахте). Биле Ушниг рос в Ушнехе (или Уснехе, как было принято в русских переводах) – древнем сакральном и географическом центре Ирландии, где друиды со времени легендарного короля Туатала зажигали огни 1 мая в день Белтане (Beltaine). Еще А. Кук связывал название этого языческого праздника с Bile, предком гойделов[397]. Впоследствии некоторые исследователи сближали Beltaine с именем одного из вождей последней волны мифических завоевателей Ирландии Bile, восходящим к *beljo-[398]. Общекельтская праформа *Belios соответствует как др.-ирл. Bile, так и ср.-валлийск. Beli (Beli Mawr «Бели Великий» в валлийск. традиции предок героев и некоторых королевских династий)[399]. Роль священного ясеня Ушнеха в этом празднике была тоже велика; учитывая позднейшую народную традицию зажигания костров под священными деревьями на Белтане, можно предположить, что главный огонь Белтане друиды зажигали под Биле Ушниг. К сожалению, развернутой традиции, связывающей священное дерево на холме Ушнех с функциями самого местного святилища, до наших дней не дошло. Т. О’Рахилли возводит др.-ирл. Uisnech к пракельтск. *Ostinako– «угловатое место»[400]. Согласно одному из первых ирландских историков Дж. Китингу в древние времена к Скале Делений на холме Ушнех сходились острия-углы всех пяти королевств[401]. Ушнех в некоторых ирландских текстах описывается как «пуп» (омфал) Ирландии, так в «Установлении владений Тары» Финатн мак Бохра говорит о «пупе Ушнеха» (ós imlind Usnig), у Гиральда Камбрийского, писавшего в XII в., мы находим похожее описание скалы в Ушнехе (umbilicus Hiberniae dicitur, quasi in medio et meditullio terrae positus)[402]. Подобный же вариант мироздания со священными деревьями на «пупе» страны (острова) присутствует и в британской кельтской культуре. Известно по «Космографии Равеннского Анонима» начала VII в., что в кельтской Британии существовало несколько священных рощ (nemeton), кстати, главных рощ также было пять – [Ne]metambala на реке Вай в южном Уэльсе, на территории силуров; Nemetotacio за рекой Тамар на границе Девона и Корнуолла, на территории думнониев; священная роща на острове Мона (совр. о-в Англси); из других источников известна роща Vernemeton возле совр. Виллоугби на востоке Британии; Medionemeton на холме Кайрнпэппл в Лотиане[403]. Что касается рощи Неметамбала, бросается в глаза вторая часть слова, генетически связанная с греческим ομφαλζ, с латинским umbilicus, и имеет значение «центр земли, пуп», и, скорее всего, символизм рощи Неметамбала тот же, что и у ясеня Биле Ушниг, а именно местность рядом считалась «пупом» Британии. Вообще целью создания таких святилищ, как представляется, было установление власти, контроля жречества над центром мира, Umbilicus Mundi, из которого можно регулировать все процессы в мире. Центр в космологии всегда зона священная, зона абсолютной реальности. Так же, как пишет М. Элиаде[404], и другие символы абсолютной реальности, например, деревья жизни и бессмертия, располагаются в центре.
Эо Мугна же и Эо Роса были посажены Финтаном в Лейнстере. Следовательно, четкой параллели между деревьями и пятинами Ирландии провести невозможно, и одним из объяснений числа пять в нашем контексте представляется параллель с пятью деревьями рая Индры индийской мифологии или рая гностиков (Евангелие от Фомы) и манихеев. Деревья рая Индры растут к северу от горы Меру, на северо-востоке мира[405]. В гностических текстах из Египта присутствуют пять деревьев Света и пять деревьев Тьмы[406]. Недаром bile (священное дерево) фигурирует в одной древнеирландской проповеди как одно из отражений рая на земле, а Эо Мугна (по другим рукописям Эо Росса) в «Airne Fíngein» названо сыном райского древа. Трудно сказать, имеем ли мы дело с общими индоевропейскими корнями в этом мотиве, или перед нами заимствование из ближневосточной традиции.
Поразительную параллель рассказу о посадке Финтаном пяти священных деревьев находим, как это ни странно, в одном манихейском тексте, написанном на китайском языке около 900 г. В нем Мани (Посланец Света), сначала «вооруженный топором мудрости» срубает отравленные пять деревьев Тьмы, а затем на землях «первозданной природы» сажает пять деревьев Света, несущие плоды бессмертия[407]. Не обладая знанием китайского языка, трудно судить о взаимосвязи текстов. Однако, несомненно, прослеживается общий мотив посадки пяти чудесных деревьев божественной силой. В ирландском предании («Do suidigud...»), написанном в христианском монастыре и в своеобразной кельтской христианской среде, к сожалению, отсутствует объяснение сущности деревьев, их природы. Ведь, как писал М. Элиаде, «не было дерева, которому поклонялись ради него самого, но почиталось всегда то, что раскрывалось через дерево, что дерево обозначало»