[584]. Уже в гностицизме присутствует явный дуализм темного материального, невежественного и светлого божественного, духовного начал. В дальнейшем этот дуализм будет искусно разрабатываться манихеями.
Манихейство, возникшее в III в. н. э. и разделяющее ряд гностических представлений, говорит о постоянной борьбе царства Света и царства Тьмы. В этой дуалистической картине мира синонимы Света и Тьмы в манихействе – Разум и Материя, Добро и Зло. Все в мире является полем боя этих двух сил. В манихейских коптских источниках царство Света помещается в верхней части Вселенной, а царство Тьмы – в нижней части[585]. Многие элементы манихейской космологии заимствованы из более ранних гностических идей.
Два моих основных источника – гностическое Евангелие от Фомы и манихейский трактат «Кефалайа» («Главы») – происходят из одного региона – Верхнего Египта. Рукописи, их содержащие, записаны в один и тот же период, в IV в. Ó этих произведений часто мог быть один и тот же читатель. В это время Верхний Египет был местом пересечения и столкновения трех религиозных и философских систем: христианства, гностицизма и манихейства. Однако для эпохи до, или даже после, соборов IV в. можно говорить об определенном синкретизме христианства и гностицизма в Египте[586]. Стоит отметить, что гностицизм не представлял собой религию как таковую. В отличие от того же манихейства не существовало отдельной четко оформленной иерархии или ритуала. В качестве примера коптского синкретизма можно упомянуть, что гностические произведения находят и в могилах египетских монахов-христиан.
Гностическое Евангелие от Фомы (не путать с Евангелием детства, также приписываемым Фоме) происходит из папирусов, найденных в Наг-Хаммади в 1945 г. В рукописях Наг-Хаммади были обнаружены несколько ранее неизвестных гностических произведений, давших новый импульс к изучению гностицизма. Евангелие от Фомы представляет большой интерес для исследователя раннего христианства и гностицизма. Оно представляет собой собрание изречений Христа, часто схожих с каноническими, но всегда содержащих некий тонкий привкус гностицизма. Текст апеллирует к личному самопознанию, феномену знания и поиска. Согласно М. К. Трофимовой апокриф является переводом с греческого оригинала на саидский диалект коптского языка[587] (так же как многие гностические апокрифы из Наг-Хаммади).
Особый интерес в апокрифе для нас представляет изречение 22: «Ибо есть у вас пять деревьев в раю, которые неизменны и летом и зимой, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти» (я следую переводу Ж. Доресса[588]). Это изречение Спасителя является частью ответа ученикам на их вопрос: «Каким будет наш конец?» В изречениях ответа затрагивается тема смерти, начала и конца. Райские деревья, которыми обладают ученики Христа, райское состояние, возвращенное ученикам, дарует им жизнь вечную и спасает от смерти.
Однако не одно лишь обладание деревьями позволяет человеку преодолеть смерть. Здесь и проявляется гностическая специфика текста: вступить в «царствие», преодолеть смерть можно только с познанием деревьев. Как и во многих других случаях, в гностических апокрифах личное спасение зависит от личного познания.
В изречении 22 сразу бросается в глаза удивительное количество деревьев, не имеющее параллелей в библейской традиции, где обычно фигурируют древо жизни и древо познания добра и зла. Позже мы коснемся символики числа пять и пяти деревьев в других традициях, а для начала обратимся к Новому Завету, не содержится ли в нем похожего образа? Единственный интересный для нашего случая пример с упоминанием деревьев рая находим в Апокалипсисе: «Посреде стогны его и по обаполы реки древо животное, еже творитъ плодовъ дванадесяте, на кийждо месяцъ воздая плодъ свой: и листвие древа во исцеление языкомъ» (Ап. 22, 2). Итак, в возвращенном рае будет уже не одно древо жизни, а несколько по обе стороны реки, дары Божии будут преумножены. В нашем фрагменте Евангелия от Фомы слова Спасителя тоже относятся к грядущему «царствию», однако, как уже отмечалось исследователями текста, настоящее и будущее, вечность и завершенность тесно переплетены и часто подменяют друг друга в апокрифе. Важно, что деревья Апокалипсиса неизменны и вечнозелены, словом, пять деревьев апокрифа тождественны им.
Как я уже упоминал, пять деревьев рая в Евангелии от Фомы являются объектом познания и именно поэтому занимают важное место в гностическом мировоззрении. Можно сказать, что пять деревьев совмещают функции деревьев жизни и деревьев познания. Это неудивительно, ведь и в канонических библейских книгах в описаниях древа жизни и древа познания добра и зла присутствует некоторая двусмысленность: речь может идти о совмещении двух свойств в одном древе. В нашем случае прослеживается известная архетипическая схема с духовным сокровищем, спрятанным в/у дерева («От плода бо древо познано будетъ» [Мф. 12; 33]). Достойный должен найти, познать сокровище и преобразиться, родиться заново[589]. Значение деревьев жизни и познания здесь также заключается в преднамеренной отсылке к изначальной райской ситуации выбора, указании на цикличность ситуации.
Упоминания пяти деревьев мы находим и в других гностических произведениях. Ж. Доресс считал пять деревьев своеобразной аллегорией, разработанной гностиками и впоследствии развитой и украшенной манихеями[590]. C моей точки зрения, можно говорить не только об аллегорическом восприятии пяти деревьев у гностиков и манихеев, но и об их роли в гностической и манихейской космологии и космогонии.
Согласно гностическим и манихейским представлениям существовали две группы из пяти деревьев противоположной природы. Они олицетворяли соответственно абстрактные сущности мира Света и мира Тьмы. В собственно гностических произведениях редки упоминания пяти деревьев Тьмы, но часто присутствуют пять деревьев Света[591]. Откровения Спасителя своим ученикам из «Пистис София» и «Книг из писания Таинства» из кодекса де Брюса содержат упоминания, в числе великих небесных сил, пяти деревьев; их природа не объясняется, но, скорее всего, речь идет об абстрактных эманациях древа жизни, соединяющего таинства, к которым должны приобщиться совершенные[592]. В «Пистис София» пять деревьев ассоциируются с тайным знанием: «Он (Спаситель. – Г. Б.) не сказал им, где находятся пять деревьев». Интересно, что в «Пистис София» и «Книге Иеу» упоминаются «пять светлых деревьев»[593]. В безымянном тексте из кодекса де Брюса сообщается о том, что «во втором Отце стоят пять деревьев». Второй Отец, упомянутый в тексте, принадлежит к пяти отцам, присутствующим и в манихейской традиции. В одном фрагменте гностического апокалипсиса, найденного в Дейр-Балайзех, некоторые откровения Спасителя Иоанну содержат упоминания пяти деревьев рая[594].
Гностическое отрицательное отношение к материи, этому миру и возвеличивание чистого духа, этот изначальный дуализм гностицизма был отражен в III в. в синкретической доктрине манихейства. Гностические представления о пяти деревьях царства Света (рая) и царства Тьмы также были заимствованы манихеями. Интересно, что в манихейских источниках мы редко находим деревья света, чаще речь идет о пяти деревьях царства Тьмы (в коптских «Кефалайа» мы вообще не находим деревьев Света). Мне представляется, что космогонические, изначальные пять деревьев манихейских «Кефалайа» генетически восходят к пяти деревьям рая Евангелия от Фомы, т. е. в этом случае сама по себе синкретическая космогония и эсхатология гностических апокрифов еще раз переосмысливается в духе жесткого манихейского дуализма.
Прежде чем писать о феномене пяти деревьев Мрака и Света у манихеев, я хотел бы упомянуть о месте числа пять в манихейских произведениях. В одном только трактате «Кефалайа» мы находим целый ряд объектов в группах по пять: пять жилищ, пять отцов, пять слов, пять Спасителей, пять Величий и т. д. В других коптских, турфанских или китайских манихейских текстах также существуют примеры подобных пентад.
Число пять в мифологии пространства толкуется обычно как четыре + один, где последний элемент соответствует центру, а четыре представляет четыре стороны света, четыре направления. Уже количество пальцев на руке или членов человеческого тела представляет собой наглядный пример числа пять как символа целостности. С другой стороны, число пять вряд ли появляется в мифе на основе таких примеров. Скорее мог задаваться вопрос, а почему у человека пять пальцев? Пять в мифе символизирует целостность, а пятый элемент (quinta essentia) в системе является центральным и основным. Так, хеттск. panku– «всё, целое» родственно индоевропейск. основе «пять».
В отличие от разрозненных упоминаний пяти деревьев в гностических текстах, в манихейской традиции пять деревьев Мрака и пять деревьев Света как интегральная часть входят в космогонический и космологический миф. Итак, следуя описанию манихейской доктрины коптских «Кефалайа» Е. Б. Смагиной, в процессе борьбы Света и Мрака открылись пять жилищ Мрака, или пять миров плоти. Из них вышли пять стихий Мрака, а уже из пяти стихий, на почве Сухого и Влажного миров Материя вырастила пять космогонических деревьев мрака, в которые она воплотилась. Затем Материя воплотилась в плоды пяти деревьев и дала им созреть. Плоды пяти видов упали на почву Сухого и Влажного миров, из них вышли пять видов архонтов, демонов Мрака. Позже, при сотворении мира из пяти деревьев и пяти видов архонтов произошли растения и животные. Земные деревья также происходят от пяти деревьев Мрака