Пять деревьев Мрака выступают в «Кефалайа» в качестве всеобщего источника материального творения. В главе о пяти жилищах говорится, что «из пяти деревьев сотворены пять видов творений по разным мирам, мужские и женские» (30; 20—22).
Материальное как смертное в манихейских произведениях всегда имеет отрицательное значение. Пять деревьев Мрака в «Кефалайа» ассоциируются со смертью в отличие от пяти деревьев рая гностиков, дарующих освобождение от смерти. Конечно, можно трактовать пять деревьев рая Евангелия от Фомы как деревья познания смерти, что не противоречит контексту апокрифа. Произрастание пяти деревьев Мрака «Кефалайа» связывают с третьей стадией преображения Материи: «В третий раз, возжаждав образа Посланца, она (Материя. – Г. Б.) упала вниз и произросла в пяти деревьях; они были живописаны и принесли плоды, в которых установилась смерть, и Материя возросла в них» (48; 10—13). Опираясь на комментарии Е. Б. Смагиной, можно объяснить некоторые реалии, упомянутые в отрывке.
Посланец, упомянутый в этом фрагменте, или Третий Посланец в других главах «Кефалайа», – это эманация Отца величия, главного божества в манихейской иерархии. Третий Посланец, возможно, так назван из-за его участия в третьей стадии преображения Материи. Манихейский космогонический миф говорит о появлении образа (eikwn) Третьего Посланца на Солнце. Этот образ стал притягивать и Свет, и Материю, которая также возжаждала его. Следствием этой жажды явилось проявление Материи, в т. ч. и пяти деревьев, в мире[596].
Кажется парадоксальным, что Материя, привлеченная Третьим Посланцем, явленным на Солнце, падает вниз, чтобы прорасти деревьями. На самом деле фраза «упала вниз» объясняется особенностями манихейской космологии. В картине мира манихеев «страна Света» располагается вверху, а «страна Мрака» внизу. Материя как творческая сила Мрака «упала вниз» в родственную себе «страну Мрака», не существуя до этого выше, в «стране Света». Вероятно, падение Материи здесь можно рассматривать как разделение «страны Мрака» самой в себе[597]. Таким образом, в вертикальной картине мира манихеев (до окончательного творения материального мира) пять космогонических деревьев находятся в нижней «стране Мрака», нижнем мире. Пять деревьев возросли соответственно в «пяти мирах страны Мрака» (48; 15, 16).
Термин «живописать» (коптск. ΖΨΓΡΑΦЄ), используемый в нашем отрывке, обычно описывает деятельность Материи, которая воспринимается как космогонический живописец. Однако Материя способна живописать только безобразные вещи[598], какими и воспринимались манихеями пять деревьев Мрака.
Судя по некоторым высказываниям в «Кефалайа», мы не можем прямо сказать, что деревья Мрака были сотворены Материей. Вообще, «живописание», как мне представляется, не подразумевает «творение», а скорее может интерпретироваться как «проявление» некой пред-существующей реальности. Так, о Материи говорится: «...прежде чем войти в деревья, она провела время (?) на деревьях...» (74; 22, 23). То есть деревья пред-существовали живописанию-проявлению, хотя об этом их существовании в безвременном мире несмешанного Света и Мрака нам ничего не известно.
Для мифолога в манихейской истории пяти деревьев интересно представление о других пяти деревьях или «пяти видах деревьев», произрастающих на земле и происходящих от пяти космогонических деревьев. Эти деревья существуют уже в материальном мире и являются отражением деревьев Мрака на земле. Пять земных деревьев связаны нематериальными перемычками, «лихме» (от арамейск. глагола lhm), с небесами, то есть верхней частью материального мира. Эта область мыслилась как место конечного очищения Света на пути его восхождения[599]. Таким образом, несмотря на свою материальную природу пять земных деревьев, так же как и остальные растения, обладают живой душой, нисходящей от Света. Связки «лихме» идут к пяти земным деревьям от небесных «храмов, жилищ и городов» архонтов (происшедших, в свою очередь, из плодов пяти деревьев Мрака). Жизнь восходит от деревьев и нисходит к деревьям по «лихме» (121; 13, 18). Так в идее «лихме» отразилась противоречивая природа архонтов и деревьев материального мира в манихейской традиции.
Земные пять деревьев связаны не только с небесами, но и с промежуточным уровнем между небесами и землей – сферой звезд. Точнее, звезды и знаки зодиака господствуют над пятью деревьями (122; 6. 8). Согласно манихейской космологии звезды порождены Мраком и являются особой разновидностью архонтов, они вместе составляют вращающуюся сферу звезд, или Колесо звезд. Пять звезд, вероятно, упомянутые в «Кефалайа» в связи с пятью деревьями, – это пять планет, цари звезд[600]. Власть звезд и знаков зодиака над пятью земными деревьями объясняется с помощью сложного понятия «корня Колеса (звезд)»[601]. Этот корень был связан в деревьях частью Материи, упавшей на сферу звезд, а также «через природу (активную часть Материи. – Г. Б.), снизошедшую на Колесо» (123; 3—6). Корень же самих пяти земных деревьев привязан к храмам архонтов на небесах, а сами деревья считаются частью Креста света, так как содержат частицы живой души и Света, распятые на земле (124; 6—9). Итак, связанные со сферой звезд пять деревьев материального мира принадлежат и к манихейской астрологической традиции.
В «Кефалайа» есть место, где слова о пяти деревьях приписываются Христу. Это апокрифическое изречение Спасителя основано на притче о сеятеле и сравнивает горькие деревья, не приносящие плоды на твердой земле, и пять деревьев, посаженные Отцом и дающие плоды «для Него, Его Сына возлюбленного и Его Духа Святого» (288; 1—8). Основой могли послужить также слова Христа: «Всяк садъ, егоже ненасади Отецъ Мой небесныи, искоренится» (Мф. 15; 13). Скорее всего, здесь мы имеем дело с гностической традицией пяти деревьев, существенно отличающейся от манихейских представлений.
Говоря о пяти деревьях Мрака в «Кефалайа» и их связи с Материей, можно сделать некоторые предположения на основе лексических данных, приведенных Е. Б. Смагиной. Она пишет, что термин «Материя» в коптских текстах выражен греческим заимствованием ύλη «древесина, материя»[602] (ср. одно из значений латинск. materia «строевой лес»). Представляется, что эти значения слова повлияли на восприятие деревьев как первых вместилищ Материи в манихейском космогоническом мифе.
Как я упоминал, в манихейской традиции, так же как в гностической, существовали представления как о пяти деревьях Мрака, так и о пяти деревьях Света. В «Кефалайа» это не так очевидно: доминируют пять космогонических деревьев Мрака, а земные пять деревьев обладают двойственной природой, сочетая в себе происхождение от Мрака и частицы Света. Пять земных деревьев в «Кефалайа» ни в коем случае нельзя сопоставить с пятью светлыми деревьями рая из гностического Евангелия от Фомы. Скорее, к этой традиции восходят пять деревьев, посаженных Отцом, упомянутые в «Кефалайа». В качестве примера иной трактовки и развития феномена пяти деревьев в манихейской традиции можно привести текст географически и исторически далекий от коптских «Кефалайа» – т. н. «Трактат Пеллио» (по имени первого издателя), написанный на китайском языке около 900 г.[603]
Трактат уже не упоминает космогонических деревьев Мрака, породивших демонов, наоборот, Демон вожделения сажает пять деревьев смерти в пяти городах (ср. пять миров Мрака «Кефалайа»). Посадка пяти деревьев смерти Демоном сопровождалась установлением пяти темных «членов души» соответственно в пяти городах: темной мысли, темного чувства, темного размышления, темного разума и темного рассуждения[604]. Пять «членов души» или пять «умных» (νοερά) часто упоминались еще в «Кефалайа», но прямую связь между «членами души» и пятью темными мы находим только в «Трактате Пеллио». Причем в этом китайском тексте пять деревьев смерти оказываются связанными с иранской идеей «костной души», а именно пять городов ассоциируются также с пятью членами микрокосма человека: костями, нервами, венами, плотью и кожей.
В «Трактате Пеллио» излагается история падения пяти деревьев Мрака: «Посланец Света[605] (Мани. – Г. Б.), вооруженный топором мудрости, срубил отравленные деревья и выкорчевал их пни, так же как другие нечистые растения»[606]. Здесь нельзя не упомянуть, что сюжет срубания дерева/деревьев мирских желаний, не прилагая рук, силой разума, характерен для разных мифологий и философским систем: индуистской, буддийской, кельтской, финно-угорской и т. д. Этот мотив представляет собой тему для отдельного исследования.
После падения пяти деревьев смерти Посланец Света сажает пять светлых деревьев: «Он посадил их на землях первозданной природы; он поливал эти деревья водой амброзии и на них выросли плоды, дающие бессмертие»[607]. Таким образом, в средневековом китайском тексте мы на новом витке возвратились к тому же архетипу пяти деревьев рая Евангелия от Фомы, дающих бессмертие. «Земли первозданной природы», очевидно, находятся в материальном мире, т. к. «природа» в манихейских текстах часто выступает как эквивалент Материи или ее творческой части. То есть пять светлых деревьев «Трактата Пеллио» не локализуются в «раю» манихеев, царстве Света, но принадлежат своеобразному земному раю материального мира. Нужно отметить роль плодов деревьев, как темных, так и светлых. Как мне думается, мотив плодов как источников познания смерти или бессмертия идет из евангельских притч, полных символизма добрых и злых плодов.