145. Каким образом сталинская эпоха, в которую столь многие будущие выдающиеся конструкторы пострадали от преследований и работали в условиях постоянной слежки и угроз, внезапно приобрела мифологический статус «золотого века»? Чтобы ответить на этот вопрос, в данной главе я прослежу связи между сталинским и хрущевским периодами развития ракетостроения. Псевдоностальгический образ сталинской эпохи как воплощения идеалов дисциплины, ответственности и мудрого управления является коллективной конструкцией из воспоминаний космических инженеров, разочарованных последующим опытом работы в условиях все более хаотичной организации советской космической отрасли.
Величайшие успехи советской космической программы – Спутник, первый человек в космосе, первый групповой полет, первый полет женщины, первый совместный полет двух кораблей – были достигнуты в хрущевскую эпоху. Это был бурный период, сочетавший многие противоречивые тенденции. В своем «секретном докладе» на XX съезде Коммунистической партии Хрущев разоблачил культ личности Сталина и запустил десталинизацию общества. В то же время насильственное подавление восстания в Венгрии советскими войсками, шумная кампания против нобелевского лауреата Бориса Пастернака и публичные нападки Хрущева на либеральную интеллигенцию свидетельствовали не только о неуравновешенности личности Хрущева, но и о неопределенности и нестабильности, которые были характерны для политики и культуры этого периода. Как заметила историк Полли Джонс, «для хрущевского периода были характерны постоянные колебания в официальной политике, поскольку новое руководство пыталось поддерживать напряженное равновесие между стремлением отказаться от прошлого и неуправляемым иконоборчеством, между мобилизацией энергии „новых сил“ и отступлением перед анархией, между поддержанием советской системы и провоцированием ее коллапса»146.
На фоне смуты и противоречий хрущевской эпохи огромный технический скачок СССР имел особое символическое значение. В общественном сознании он представлял собой смелый прорыв в будущее – и в технологическую утопию межпланетных путешествий, и в политическую утопию коммунизма. Согласно опросу, проведенному в 1963 году популярной молодежной газетой «Комсомольская правда», наибольшее число читателей сочли Спутник величайшим изобретением века147. В этом смысле освоение космоса служило символом оттепели как движения прочь от сталинизма к новым, неизведанным политическим и культурным пространствам.
Эта глава фокусируется на двух взаимозависимых процессах: развитии космической отрасли и формировании идентичности и профессиональной культуры космических инженеров как особой группы советской технической интеллигенции в конце 1950-х – начале 1960-х годов.
Согласно историку Кендаллу Бейлсу, довоенная советская инженерная элита («техноструктура») не следовала автоматически приказам, отдаваемым политическими властями («властной структурой»). Напротив, техническая интеллигенция играла активную роль в перекраивании советского социального и культурного ландшафта148. Уолтер Макдугалл заметил схожую тенденцию в послевоенный период. В своем исследовании американской и советской космических программ он выделял возросшее за время холодной войны политическое влияние технократических элит по обе стороны «железного занавеса»149. В 1990-х годах ряд важных исследований внутренних бюрократических механизмов советской космической программы обнаружил сложную картину, в которой различные группы космических инженеров конкурировали за космические проекты и вынуждены были договариваться с множеством влиятельных фигур в партии и правительственном аппарате, в военных кругах и оборонной промышленности150.
Эта глава посвящена роли профессиональной культуры ракетно-космических инженеров и опирается на недавние исследования процессов налаживания и использования горизонтальных социальных связей, отношений покровительства и эволюции профессиональных норм советского общества151. В этих исследованиях подчеркивается, что сети личных связей не только играли центральную роль в функционировании советского государства, но и помогали отдельным людям преодолевать разнообразные бюрократические препоны. Согласно Шейле Фицпатрик, в сталинском обществе «внешнее следование идеологии и ритуалам много значили, но личные связи значили еще больше»152. Как отмечал Кирил Томофф, «неофициальные сети пронизывали бюрократическую систему; их порождала ее неэффективность и стимулировало давно провозглашенное партией право вмешиваться в любое решение, дабы исправить любую бюрократическую недоработку»153. Исследования Джерри Хау и Джеральда Истера показали, как сплоченные группы советских функционеров с тесными личными связями порождали и поддерживали эффективность и устойчивость советского государства154.
Барбара Уокер предположила, что «советская власть смогла создать столь неэффективные инструменты перераспределения… именно потому, что предварительно созданные эффективные сети связей и отношений покровительства смягчали и скрывали глубокую неадекватность бюрократической системы по мере ее формирования»155.
Профессиональные сети играли особенно важную роль. Принадлежность к профессиональной сети не только формировала идентичности инженеров, ученых и управленцев, но и позволяла им объединять усилия в продвижении своей профессиональной повестки. Например, согласно Марку Адамсу, в хрущевскую эпоху научное сообщество, опираясь на сети личных связей, оказалось «более изобретательным в манипулировании [советской] системой ради собственных целей, чем мог себе представить даже самый оптимистичный защитник академической свободы»156.
Эти исследования разрушают стереотипный образ советских граждан, согласно которому они либо слепо поддерживали политику государства, либо пассивно сопротивлялись ей. Данная точка зрения выявляет сложную динамику взаимоотношений технической интеллигенции и государства: инженеры постоянно боролись с противоречиями и неопределенностями в политике и администрации и пытались сформулировать собственную технократическую повестку, одновременно договариваясь с властью и переинтерпретируя ее политику. Вместо того чтобы противопоставлять техническую интеллигенцию и государство, более продуктивно говорить о напряженных отношениях внутри интеллигенции, определяющих ее групповую идентичность, а также о ее роли в формировании и осуществлении государственной политики как официальными, так и неофициальными средствами.
Организационные проблемы ракетно-космической отрасли
13 мая 1946 года, когда Сталин подписал указ о создании Специального комитета по реактивной технике, до сих пор отмечается как день рождения российской ракетно-космической отрасли. Комитет возглавил главный заместитель Сталина Георгий Маленков; в него также вошел ряд ведущих руководителей оборонной промышленности. Ракетная программа была организована по тем же принципам, что и атомный проект под управлением Специального комитета №1: приоритетная программа с прямой политической поддержкой верхов, щедрым финансированием и огромными ресурсами. Были созданы ключевые институты развития ракетостроения, в том числе Научно-исследовательский институт №88, в состав которого поначалу входило конструкторское бюро Королева157.
Рассказ о решающей роли личного участия Сталина в запуске советской ракетной промышленности неоднократно встречается в литературе и приобрел поистине мифологические масштабы. Часть его явно основана на слухах и не подтверждается документальными свидетельствами158. Однако в фольклоре советских конструкторов ракет, сформировавшем их групповую идентичность, действительно важная поддержка, которую советская власть оказала приоритетной ракетной программе в период позднего сталинизма, часто находит олицетворение в фигуре Сталина как великого благодетеля советского ракетостроения. После его смерти в марте 1953 года Королев – явно не знавший, что Сталин почти приговорил его к смерти,– в письме жене выразил искреннюю скорбь: «Умер наш товарищ Сталин… Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. Это действительно всенародное, неизмеримое горе – нет больше нашего родного товарища Сталина»159.
Запуск Спутника в октябре 1957 года при помощи модифицированной межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, сконструированной Королевым, стал наглядным символом успеха ракетной программы, которую курировал Специальный комитет по реактивной технике. Успешное завершение трех главных проектов позднесталинской оборонной промышленности – ядерное оружие, баллистические ракеты и радар – привело к радикальной реорганизации оборонного комплекса. Вкупе с масштабной хрущевской реформой государственной системы управления экономикой это означало полный демонтаж старой сталинской системы управления оборонной промышленностью. В декабре 1957 года три специальных комитета, курировавших создание ядерного оружия, баллистических ракет и радара, были упразднены. Взамен для координации работы министерств оборонной промышленности создали новую структуру – Комиссию по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета министров СССР