крыло, чтобы гарантировать своевременные поставки174. Недавние исследования показывают полную неэффективность принудительных мер и карательного режима на промышленных предприятиях сталинского времени175. Однако имидж сталинской эпохи как образца сильного управления, строгой дисциплины и личной ответственности сформировал основу профессиональной культуры советского ракетостроения.
Ностальгия в среде инженеров-ракетчиков отражала общее настроение, вызванное в советском обществе противоречивыми мерами десталинизации. Волна преступлений после возвращения заключенных ГУЛАГа породила тревогу, последовали призывы к жестким методам поддержания правопорядка, напоминающие о сталинской эпохе176. Поколение, вышедшее на сцену во время хрущевской оттепели,– когорта молодых ракетно-космических инженеров – фактически было сталинским «последним поколением», поколением послевоенной молодежи. Они не прошли через ужасы довоенного террора; вместо этого они усвоили полезные жизненные стратегии «хитрости, обхода и уклонения»177. Будучи живым связующим звеном между сталинским и хрущевским периодами, они воплотили собой историческую преемственность178. Как заметила Джулиана Фюрст, «они были приверженцами [системы], поскольку немногие из них ставили под вопрос основание советского государства, но они же были и циниками, которые настолько искусно манипулировали системой, что система держалась скорее на этой ритуальной манипуляции, чем на вере в истинность режима»179.
Чтобы вытащить советский космический проект из хаоса хрущевской системы управления промышленностью, руководители космической программы начали манипулировать системой, используя испытанные стратегии сталинского времени.
https://commons.m.wikimedia.org/wiki/File:Мемориальный_кабинет_С_П_Королёва.jpg
Рис. 4. Мемориальный кабинет Сергея Королева в музее Ракетно-космической корпорации «Энергия».
Манипулирование системой
В мае 1964 года Королев, разочарованный недостаточно активным исполнением правительственных постановлений по лунной программе, решил обратиться к Леониду Брежневу, тогда еще секретарю Центрального комитета по оборонной промышленности. «Нет твердо установленных сроков, нет необходимой организации, достаточного финансирования и материального обеспечения,– писал он.– Суммы, выделенные на 1964г. МО для сооружения стартовой и технической позиций Н-1, сперва составляли 11млн р., затем по своему усмотрению МО уменьшило неожиданно до 7млн р., а сейчас до 4млн р., и вообще МО отказалось далее финансировать строительство Н-1 вопреки имеющемуся постановлению»180. Это письмо Королев не отправил, возможно, понимая тщетность таких усилий. Заказчик – Министерство обороны – не дал финансирование, субподрядчики отказались заключать контракты; Королев застрял посредине забуксовавшей экономической и административной структуры.
Система управления советской оборонной промышленностью отличалась невероятной сложностью: ее курировали несколько партийных и правительственных инстанций с пересекающимися полномочиями и конфликтующими интересами, а координация проектов со всеми инстанциями возлагалась на Комиссию по военно-промышленным вопросам. Комиссия, обладая ограниченными полномочиями, едва ли могла управлять огромными и сложными космическими проектами, и Королев регулярно жаловался на то, что она плохо работает. Он считал, что промышленность следует реорганизовать по образцу сталинских программ по ядерному оружию и противовоздушной обороне, то есть подчинить единому центральному органу181. Не имея возможности инициировать столь радикальную административную реформу, он решил поспособствовать принятию решений в правительстве и усилить дисциплину поставок и производства другими методами. Королев создал альтернативный механизм управления, который дополнял государственные структуры и помогал преодолевать бюрократические барьеры. Он позаимствовал кое-какие проверенные управленческие технологии сталинской эпохи и приспособил их к новой ситуации.
Прежде всего Королев значительно расширил и усилил свою личную сеть связей. Подобно всем главным конструкторам, он придавал особое значение отношениям «вертикального» покровительства с Хрущевым и главным покровителем оборонной промышленности Устиновым. Но самым эффективным его инструментом была «горизонтальная» сеть, связывающая ведущих инженеров и руководителей оборонной промышленности и армии. Центром этой сети был Совет главных конструкторов. Королев организовал этот неофициальный орган в 1947 году, чтобы координировать усилия нескольких ключевых институций, участвующих в проектировании первых советских баллистических ракет. Шесть первых членов Совета: Сергей Королев (ракетный комплекс в целом), Валентин Глушко (ракетные двигатели), Михаил Рязанский (наземные системы управления полетом), Николай Пилюгин (бортовые системы управления), Виктор Кузнецов (главный конструктор гироскопов) и Владимир Бармин (пусковое оборудование). Исходная шестерка была связана узами личного знакомства и дружбы со времен ранних исследований ракетной техники 1930-х годов и совместной длительной командировки в Германию для сбора оборудования и технологий ракетостроения в 1940-х182. Совет решал 90% всех инженерных проблем183.
Работая над Спутником, первыми лунными зондами и первым пилотируемым космическим аппаратом, Королев понял, что возникает много новых проблем – и технических, и административных,– которые выходят за пределы компетенции и влияния исходной «касты ракетчиков». Тогда он пригласил пятнадцать новых членов, включая ведущих математиков, специалистов по баллистике, конструкторов систем связи, новых конструкторов двигателей, специалистов по наземному слежению, врачей и представителей Военно-воздушных сил184. Сфера полномочий Совета расширилась и теперь помимо чисто инженерных вопросов включала в себя организационные. Достичь консенсуса между главными конструкторами было критически важно не только для разрешения внутренних споров, но и чтобы выступить единым фронтом для лоббирования своих интересов в высших эшелонах власти.
Члены Совета играли уникальную роль: при помощи личных контактов и заключения альянсов с различными властными структурами в партии и правительственном аппарате они лоббировали свои проекты, добивались официального одобрения этих проектов и исполнения тех правительственных распоряжений, которые чиновники часто проваливали. Как метко высказался о Королеве его первый заместитель Василий Мишин, «он был функционально встроен в космонавтику, как двигатель в ракету, и настолько соответствовал существовавшей тогда социально-политической системе, что мог… противостоять ей»185. Ведущий конструктор космических аппаратов Константин Феоктистов подтверждал, что «глобальные решения принимались не в ЦК КПСС и не в правительстве, а Устиновым и Королевым (а часто и одним Королевым), и уже позже, не мытьем, так катаньем, они добивались оформления этого решения постановлениями „компетентных органов“»186.
Вместо иерархического принятия решений в Совете практиковались переговоры ради достижения консенсуса. Если главным конструкторам не удавалось достичь согласия по сложному вопросу, Совет создавал рабочую группу, чтобы добиться компромисса. Как вспоминал инженер из бюро Королева, главный конструктор был «арбитром споров»187. Однако он вовсе не хотел до бесконечности откладывать решение; если Совет в итоге не мог прийти к консенсусу, решение принимал сам Королев188.
В 1960-х годах Совет главных конструкторов – неофициальный орган, решения которого не имели юридически обязывающей силы,– фактически стал руководящим органом советской ракетно-космической программы. На сессии Совета часто приглашалась большая группа управленцев из оборонной промышленности, военных и ученых. На этих неофициальных встречах Королев и другие главные конструкторы могли откровенно и без бумажной бюрократии обсуждать ключевые технические и организационные проблемы. Например, в сентябре 1960 года во встрече Совета участвовали 87 специалистов; они обсуждали конструкцию тяжелой ракеты-носителя Н-1 и ее потенциальное военное применение. В январе 1961 года Совет собрался еще раз, чтобы обсудить выбор топлива для Н-1, принимая во внимание эффективность, токсичность и затратность разных вариантов. В июне 1964 года на встрече было принято важное решение: выбрать жидкий кислород как основное топливо этой ракеты и сделать ее ракетой-носителем программы посадки на Луну189. Это решение было официально принято в августе 1964 года совместным постановлением Центрального комитета партии и советским правительством, которые тем самым дали «зеленый свет» советской лунной программе190. Ключевым фактором проигрыша СССР в лунной гонке часто считают распад сети личных связей Королева после его смерти в начале 1966 года.
Другим механизмом из сталинской эпохи, приспособленным Королевым к условиям 1960-х годов, была личная ответственность главных конструкторов за безотказную работу их систем. В сентябре 1960 года, когда строился космический аппарат «Восток» для первого полета человека в космос, конструкторское бюро Королева подготовило «Основные положения для разработки и подготовки объекта 3КА» (3КА было кодовым названием «Востока»). Они понимали, что надежность этого аппарата имела первостепенную важность, но масштаб и сложность проекта делали эффективный контроль качества чрезвычайно трудным. В конструировании ракеты-носителя и аппарата «Восток» участвовали в общей сложности 123 организации из разных министерств и структур, в том числе 36 заводов, подчиненные 13 разным региональным совнархозам. В ракетных двигателях было 33 камеры, а космический аппарат нес на борту 241 электронную лампу, более 600 транзисторов, 56 электродвигателей, около 800 электрических реле и переключателей, соединенных электрическими проводами длиной около 15 километров с 880 штепсельными разъемами