.
Личные качества, необходимые советскому космонавту, стали предметом серьезных споров. В январе 1959 года ведущие ученые, врачи и конструкторы космических аппаратов собрались в Академии наук, чтобы обсудить критерии отбора космонавтов. С физическими требованиями все было ясно: размер корабля «Восток» был совсем небольшим, поэтому у кандидатов были ограничения по росту (175см) и весу (72кг). Мнения разошлись по поводу профессиональной принадлежности будущих космонавтов. Звучали предложения выбирать космонавтов из числа моряков-подводников, офицеров ракетных войск и даже автогонщиков. Однако Королев доказывал, что летчики-истребители лучше всех подготовлены к космическим полетам: «Летчик-истребитель – это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист. Немаловажно и то, что он – кадровый военный, а значит, обладает еще и такими необходимыми для будущего космонавта качествами, как собранность, дисциплинированность и непреклонное стремление к достижению поставленной цели»268.
Отбор проводили среди летчиков-истребителей в возрасте 25–30 лет с идеальным здоровьем; к навыкам пилотирования никаких требований не было. В результате из 20 отобранных кандидатов у большинства был относительно небольшой летный опыт, к примеру у Гагарина лишь 230 часов. Для сравнения: астронавты первой американской пилотируемой космической программы «Меркурий» должны были иметь минимум 1500 часов налета. 19 из 20 советских космонавтов были летчиками-истребителями без какой-либо подготовки в инженерном деле, в то время как семь астронавтов «Меркурия» были опытными летчиками-испытателями с серьезной инженерной подготовкой. Советские конструкторы считали, что высокая степень автоматизации управления космическим аппаратом позволит им проводить весь полет в автоматическом или полуавтоматическом режиме, что сделает продвинутые летные или инженерные навыки ненужными. Королев объяснял: «На первом этапе советская ракетно-космическая техника не диктует столь высоких требований к профессионально-управленческим обязанностям пилота космического корабля „Восток“, как это имело место на американском корабле „Меркурий“»269.
Задачу подготовки космонавтов передали Военно-воздушным силам, которые в 1960 году создали Центр подготовки космонавтов на закрытой территории в тридцати километрах к северо-востоку от Москвы. Теперь это место известно как Звездный городок. Генерал-лейтенант Николай Каманин был назначен заместителем начальника Главного штаба ВВС, ответственным за отбор и подготовку космонавтов. Это был тот самый Каманин, который получил высшую советскую награду – звание Героя Советского Союза – за участие в спасении экипажа и пассажиров парохода «Челюскин» в 1934 году. Один из самых известных летчиков 1930-х годов, публичный символ сталинского режима, он обладал твердыми убеждениями и властным характером. Он без колебаний вступал в полемику со столь же властным Королевым и влиятельным руководством ВВС и Министерства обороны всякий раз, когда они не соглашались с его бескомпромиссными взглядами на космическую политику.
Представление Каманина о роли космонавтов в космической программе радикально отличалось от позиции Королева. Если последний настаивал на преимуществах автоматизации и гордо утверждал, что на его космических кораблях даже «кролики могут летать»270, то Каманин был убежден, что космонавты должны играть более значительную роль в управлении космическими аппаратами.
При подготовке Гагарина к историческому полету Королев предложил, чтобы космонавт ограничил свои действия во время полета визуальной проверкой бортового оборудования и не трогал пульт управления. Осторожный подход главного конструктора мог объясняться бременем ответственности, возложенной на него политическими властями. На встрече в президиуме Центрального комитета партии 3 апреля 1961 года, всего за несколько дней до полета Гагарина, Хрущев поднял вопрос о работоспособности и психической устойчивости космонавта на орбите. Королев дал ему личные гарантии271. Не вполне полагаясь на дисциплинирующую силу письменных инструкций для космонавта, конструкторы предприняли ряд технических мер, чтобы предотвратить непроизвольный ущерб, который мог бы нанести космонавт, утратив психическое равновесие. С помощью цифрового замка они заблокировали ручную систему ориентации, предназначенную для возвращения на Землю. Разгорелись споры о том, давать ли космонавту код замка или передать по радио в случае чрезвычайной ситуации. В конце концов решили держать секретный код на борту в запечатанном конверте, чтобы в экстренной ситуации космонавт мог его открыть272.
Каманин, со своей стороны, предлагал дать Гагарину более широкий набор заданий, включая проверку оборудования перед пуском, запись наблюдений и показаний приборов в бортовой журнал и их передачу по радио273. Врачи поддержали его и заявили, что, если занять космонавта каким-то делом, это отвлечет его внимание от возможных негативных эмоций во время перегрузок и невесомости274. В этом споре Каманин одержал победу, и Гагарин с успехом справился с функциями наблюдения и проверки, в то время как полет прошел в автоматическом режиме.
Каманин тщательно контролировал официальные отчеты космонавтов после их полетов. Например, готовя Андрияна Николаева и Павла Поповича к отчету перед Государственной комиссией об их полетах на «Востоке-3» и «Востоке-4», он проинструктировал их, чтобы они заявили, что при длительном полете в космос человек сможет поддерживать хорошую работоспособность, что оборудование для наблюдения следует усовершенствовать, а число пилотируемых полетов – резко увеличить. Следуя указаниям своего руководителя, космонавты настаивали, что именно экипаж, а не автоматика играет главную роль на борту, и просили расширить диапазон функций ручного управления275.
В представлении Каманина, космонавт должен был стать настоящим пилотом космического корабля, полностью контролирующим свой аппарат и свой полет. Королев, напротив, считал космонавта частью сложной технической системы – частью, которая должна подчиняться логике работы системы так же неукоснительно, как и любая другая часть. Несмотря на то что их представления о роли космонавта противоречили друг другу, они обычно достигали соглашения по поводу методики подготовки космонавтов, хотя и выделяли разные аспекты. Королев делал упор на способности космонавта встроиться в машину и выполнить точно определенные действия276. Каманин же требовал строгой военной дисциплины и политической лояльности. Если конструкторы стандартизировали тела космонавтов, то военные стремились упорядочить их мысли. Королев и Каманин вместе пытались сконструировать советского космонавта как живое воплощение нового советского человека. В этом проекте им помогали специалисты по инженерной психологии.
Инженерная психология и конструирование космонавта
Инженерная психология возникла в СССР в начале 1960-х годов. Это исследовательское направление развивалось под эгидой кибернетики, и его также часто называли «кибернетической психологией»277. Научный совет по кибернетике Академии наук СССР создал секцию психологии, в которую входил Комитет по инженерной психологии, координировавший исследования в этой области в масштабах всей страны. Советские инженерные психологи определяли свою дисциплину как «изучение человека как звена системы управления» и относили к сфере своих интересов прикладную и экспериментальную психологию, биомеханику, психоакустику, эргономику, исследование операций и изучение человеко-машинных систем278. Пользуясь кибернетическим концептуальным подходом, они рассматривали и человека, и машину как кибернетические системы, управляемые одним и тем же механизмом обратной связи. Размывая границу между человеком и машиной, кибернетика придавала легитимность идее инженерно-психологического конструирования личности.
Научный совет по кибернетике координировал изучение человеческого восприятия, обработки информации и влияния эмоциональных состояний на функции управления. Эти исследования велись в нескольких университетах и исследовательских институтах, включая Научно-исследовательский испытательный институт авиационной и космической медицины под эгидой советских Военно-воздушных сил. В этом институте было создано подразделение космических тренажеров, ответственное за приспособление бортового оборудования к психологическим и физиологическим характеристикам космонавтов и за разработку спецификаций для наземных тренажеров279. К началу 1967 года институт провел несколько сотен полетных экспериментов и более тысячи испытаний на тренажерах, чтобы найти оптимальное разделение функций между человеком и машиной280. В Московском и Ленинградском университетах тоже проводились исследования деятельности человека-оператора на борту космического аппарата. В них изучались статистические характеристики и эффективность работы операторов, взаимодействие между ними и процедуры отбора и подготовки сотрудников281.
Опираясь на кибернетическую психологию, советские специалисты по инженерной психологии рассматривали систему управления космического аппарата как «кибернетическую систему „человек – машина“»282