Мифология советского космоса — страница 24 из 55

Новый советский человек встречается с американским героем

Коммунистический идеал 1960-х годов представлял собой «гармоническое сочетание» технологической утопии, строительства материально-технической базы коммунизма и гуманистической утопии, то есть создание духовно богатого нового советского человека. Напряженные отношения между двумя частями этого проекта – технической и человеческой – можно проследить на протяжении всей советской истории. Ранние идеи большевиков о «машинизации человека» парадоксально сочетают в себе традиционное восприятие техники как орудия эксплуатации с футуристическими образами творческого слияния рабочих и машин341. Схожее поле идеологического напряжения поддерживалось сталинскими лозунгами 1930-х годов: «Техника решает все!» и «Кадры решают все!». Герой-летчик, олицетворявший сталинского нового советского человека, тоже имел расколотое самосознание. Он был и отдельной личностью, и винтиком общего механизма, являлся и хозяином техники, и частью машины.

В космическую эпоху старые противоречия вышли на поверхность в спорах об автоматизации управления космическими аппаратами. Разделение функций между человеком и машиной определяло степень самостоятельности космонавтов в управлении своими полетами и, более широко, одновременно отражало и формировало роль отряда космонавтов в космической программе. Личность космонавта тоже конструировалась как часть устройства системы управления аппаратом.

При попытках использовать космонавта как образец нового советского человека выяснилось, что выбранная модель далека от совершенства. Космонавты сопротивлялись своему превращению в пропагандистские символы точно так же, как они сопротивлялись жесткому встраиванию в техническую систему. Возможно, они нравились простым советским людям именно потому, что были не идеальными воплощениями идеологических конструкций, а живыми людьми с собственными мыслями и сомнениями.

В то время как в СССР конструировали космонавта как прототип нового советского человека, астронавты в США тоже превращались в публичные символы. По наблюдению историка Роджера Лониуса, «и сотрудники НАСА, и сами астронавты тщательно формировали и контролировали свой публичный имидж не менее успешно, чем звезды кино и рок-музыки». Сочетая молодость, энергию, игривость и мощную маскулинность, образ астронавта воплощал американский идеал, образцового американского героя. Астронавты служили «суррогатами для общества, которое они представляли»342. Несмотря на идеологические различия, и американские, и советские пропагандистские журналы демонстрировали очень похожие образы космических путешественников как одновременно «необыкновенных героев и обычных людей». Все эти публикации опирались на «базовую идею, что полет человека в космос приведет к мощным переменам и в конечном счете принесет человечеству мир и прогресс»343.

Советские космические инженеры и космонавты зачастую считали американскую космическую программу образцом человекоориентированного подхода к проектированию космических аппаратов. Один из заместителей Королева, например, отмечал, что американцы «многое возлагали на человека там, где мы устанавливали тяжелые сундуки всяческой троированной автоматики»344. Однако советское представление о том, что американцы отдавали приоритет ручному управлению, во многом было основано на мифе. На деле, когда астронавты летели на Луну и обратно, они не управляли кораблем вручную. Как показал историк Дэвид Минделл, для эффективного управления «Аполлоном» требовалось тесное взаимодействие экипажа и бортового компьютера. Астронавт был «администратором системы, который не только непосредственно управлял собственными действиями, но и координировал другие аспекты системы управления». Работая в тесном контакте с диспетчерами на Земле, астронавты выполняли такие критически важные операции, как стыковка космического аппарата и посадка на Луну при помощи компьютера. Из-за включившегося в последние моменты посадки «Аполлона-11» аварийного сигнала компьютера Нил Армстронг выполнил посадку вручную, и НАСА «рассказало о посадке как о победе искусного человека-оператора над подверженной ошибкам автоматикой – о событии, подчеркивающем героические задачи космической программы»345. На самом же деле, как позднее выяснили инженеры Массачусетского технологического института, экипаж забыл переключить тумблер, что привело к перегрузке компьютера и запуску аварийного сигнала, поставив выполнение задачи полета под угрозу.

Подобно космонавтам, астронавты работали в рамках сложной технический системы, а их действия строго регламентировались и контролировались с Земли. И американские, и советские инженеры решили полагаться на автоматику, хотя средства автоматизации в случае американцев (бортовой компьютер) оказались более изощренными и гибкими. Кибернетическая идея слияния человека и машины породила понятие «киборга», которое впервые сформулировали американские космические психологи и над которым также размышляли советские врачи346. Специалисты по инженерной психологии не прибегали к киберорганическим модификациям человеческого тела, но тоже играли активную роль в перестройке личности космического исследователя. Твердая дисциплина и способность функционировать как часть системы управления были одинаково важны и для космонавтов, и для астронавтов. В разных политических контекстах одни и те же профессиональные качества переинтерпретировались под противоположные идеологические конструкции, будь то американский «парень что надо» (right stuff) или новый советский человек.

Идеологические декларации соперников в холодной войне были различны, но фигуры, которые они выбрали для воплощения этих деклараций, оказались удивительно похожи. Обе стороны рассматривали космическую гонку как одно из сражений холодной войны и персонифицировали технологическую конкуренцию в образе человека – исследователя космоса. «По большому счету наши конструкторы, по-видимому, правы в своем стремлении создавать полностью автоматизированные пилотируемые корабли,– нехотя признавал в дневнике Каманин.– Возможно, что в будущем, когда на всей планете победит коммунизм, люди будут летать в космос именно на таких кораблях. Но в наше время нельзя забывать об ожесточенной борьбе двух противостоящих идеологий»347. И в США, и в СССР основные причины конструирования пилотируемых кораблей были политическими, а не техническими или научными. Использование космонавтов и астронавтов в качестве публичных символов иллюстрировало отнюдь не разницу идеологий, а скорее сходную зависимость обеих супердержав от мышления времен холодной войны.

Глава 4. Человек в руках техники: полет Гагарина в документах и свидетельствах

Первые космические корабли создавались не для испытаний и доводки их в космическом полете, а для гарантированного успешного полета человека в космическом пространстве. Техника должна была «принять в свои руки» человека, а не человек – технику348.

В Советском союзе существовала только одна официальная версия истории освоения космоса, которая без конца воспроизводилась в мемуарах, фильмах и художественной литературе. В этой версии все работало идеально и Гагарин не переставал улыбаться начиная с момента старта и до своего триумфального появления на Красной площади. Однако в кулуарах среди инженеров и космонавтов циркулировали разнообразные истории, которые постепенно обрастали правдоподобными деталями и приобретали характер легенды. Во время перестройки и особенно после отмены цензуры в первые постсоветские годы появились многочисленные версии истории гагаринского полета. Космонавты, инженеры, военнослужащие, врачи, математики, техники и другие свидетели запуска начали выступать с рассказами об этом событии. К тому времени их воспоминания уже поблекли и стали пополняться мифами, сложившимися за прошедшие десятилетия. Вместо одного официального мифа появилась целая плеяда разнообразных мифологий, зачастую выстроенных вокруг конкретных людей и профессий.

С начала 1990-х годов, когда исследователи получили доступ к важным первоисточникам (ранее засекреченным официальным документам, аудиозаписям полетов, дневникам космонавтов и техническим отчетам инженеров), появилась возможность восстановить более объективную картину первого полета человека в космос. В этой главе, однако, мы не станем излагать единственную упорядоченную версию событий, а попытаемся представить многоголосие рассказчиков этой истории и показать изумительную сложность позиций и мнений, продемонстрированную (а иногда и сокрытую) множеством участников и комментаторов событий.

Историческое событие – это больше чем голый факт; его значимость заключается в пережитом опыте всех причастных к нему людей, от главного героя до случайного свидетеля. История полета Гагарина не ограничивается перечнем действий космонавта, технических успехов и неудач. Каждая деталь, каждый неожиданный поворот событий глубоко затронул многих участников – от ведущих конструкторов космических кораблей до военного начальства и высокопоставленных партийных чиновников. Все они были лично заинтересованы в успехе гагаринского полета, но их мнения о том, как следовало осуществлять этот полет, нередко различались. Полет Гагарина вскрыл глубокие противоречия в советской пилотируемой космической программе, лежащие в основе разных представлений о цели космических полетов, споров о распределении функций между человеком и машиной, дебатов о риске и ответственности и обсуждений баланса между открытостью и секретностью информации о полете. Все эти дискуссии отозвались в событиях гагаринского полета.