Мифология советского космоса — страница 38 из 55

524. Экипажам пришлось вернуться на Землю, не выполнив задание525.

В конструкции «Союза» приоритет отдавался бортовой автоматике и наземному управлению; возможности экипажа использовать ручное управление были строго ограничены. Экипажам не хватало технических средств для получения важной информации, необходимой для оперативного принятия решений и эффективного ручного управления в случае отказа системы автоматического сближения. По словам Шаталова, конструкция космического корабля сильно осложняла задачу пилота при маневрировании для сближения и стыковки:

Смотреть можно было только в перископ, плюс-минус 7 градусов, поэтому надо было этот корабль потерять, развернуться боковым иллюминатором, снова найти, притормозить, а потом снова на него разворачиваться. …сближение было настолько сложным, с большими угловыми скоростями, а возможность взаимного ориентирования была настолько примитивной… Мы вынуждены были ниточки оторвать от бортжурнала, которыми прикреплялся карандаш, нашли кусочки пластыря и на большом иллюминаторе обозначили линию, по которой я надеялся потом развернуть корабль относительно этой точки, чтобы она шла вдоль вот этой веревочки, чтобы можно было включить двигатель и притормозить. …Мы даже не предусматривали тренировок для такого варианта сближения. Мне приходилось уже самому думать в корабле… направить Елисеева в орбитальный отсек, там виднее все, самому сидеть здесь. Он мне команды подавал, крути сюда, крути туда, а я вслепую крутил. Это было сложно. …технически это было невыполнимо в тот момент526.

Позже Каманин с горечью написал в своем дневнике: «Все [на „Союзе“] строится на предположении безукоризненной работы автоматики, и при ее отказе космонавты остаются без надежных средств управления»527. Однако ответственность за невыполненное задание была возложена на космонавтов528. Впоследствии Черток признал вину конструкторов, которые переоценили человеческие возможности и не обеспечили адекватную наземную подготовку к ситуации отказа системы автоматического сближения529.

Роль наземного управления

Нормы, регулирующие деятельность космонавта, включают в себя не только технический протокол взаимодействия с бортовым оборудованием, но и социальный протокол подчинения руководству на Земле. Трудности взаимодействия не ограничивались отношениями человека и машины. Реальная проблема заключалась не столько в разделении функций между человеком и машиной, сколько в разделении власти между человеком на борту и человеком на Земле.

Черток признавал, что, по мере того как усложняется космическая техника, роль человека-оператора должна возрастать, но полагал, что речь при этом идет не об одном пилоте, а обо всех участниках процесса: «И здесь на помощь приходит человек, причем не один, а целые коллективы людей»530, включая диспетчеров полета и специалистов наземного центра управления. Реальное управление полетом оставалось в руках инженеров: либо через разработанные ими автоматические системы, либо через регламентацию деятельности космонавтов.

Управление полетами было организовано довольно сложно. Наземное управление первыми пилотируемыми полетами осуществлялось членами специальной Государственной комиссии, заседавшей на космодроме Байконур. Они получали информацию из военных командных центров в Москве, которые, в свою очередь, собирали ее через сеть военных станций слежения. В 1966 году на базе одной из таких станций, расположенной в Крыму, в Евпатории, был создан Центр управления космическими полетами, выполнявший эту функцию до 1975 года. Деятельность Центра координировалось базирующейся в Евпатории Главной оперативной группой управления (ГОГУ), куда входили представители военных, конструкторских бюро и заводов, а также члены Академии наук СССР. Группа руководила тремя сменами диспетчеров полетов и несколькими группами технических специалистов. Государственная комиссия, которая назначалась советским правительством отдельно для каждого полета, сохраняла за собой общий контроль, но теперь она полагалась в своих решениях на рекомендации Главной оперативной группы531.

Центр в Евпатории имел мощные антенны, но примитивное наземное оборудование для связи. «Мы управляли космическим полетом, сидя на скрипучих стульях перед стеной, увешанной плакатами, хватались за разные телефонные трубки…» – вспоминал Черток. В апреле 1968 года, когда его коллеги увидели описания и фотографии американского Центра управления полетами в Хьюстоне, они были потрясены: «По насыщенности электронной вычислительной техникой, средствами автоматической обработки и отображения информации они оторвались от нас так, что мы про свой центр управления в Евпатории говорили: „Каменный век, а мы – пещерные люди, любующиеся наскальными рисунками“». «Тем не менее принимали верные решения»,– утверждал Черток532. Однако то, что казалось верным с Земли, порой совсем иначе выглядело с орбиты.

В январе 1969 года во время полета на корабле «Союз-4» Шаталов упустил прекрасную возможность досрочно состыковаться с кораблем «Союз-5», поскольку у него не было полномочий для принятия самостоятельных решений. Он должен был следовать строгой последовательности запланированных действий или ждать команд с Земли, даже если ситуация предоставляла благоприятные возможности. Он вспоминал:

После выполнения идеальных расчетов наших баллистиков и после идеального выполнения мной запланированных ими маневров наши корабли сошлись еще до того, как надо было включить автоматику для сближения. Я увидел другой корабль сначала как звездочку и удивился, что она такая большая. Увидел эту звездочку, потом смотрю – все остальное не движется, а она все движется; тогда я понял, что это корабль. Когда все выполнил, надо было сидеть и ждать время включения системы, которая должна была начать искать друг друга. Потом по мере сближения этот корабль подошел очень близко, а мне запрещено было что-то включать до определенного времени. Я через иллюминатор вижу, что он уже подходит и почти вот-вот столкнемся, настолько идеально сошлись наши корабли. Потом я в другой иллюминатор посмотрел, что корабль проходит рядом, метров 70, и заглушки все практически видны, все заклепки на корабле. Поскольку это на другой стороне Земли было, не там, где запланировано, пришлось разойтись, корабль ушел куда-то на три километра. Только после этого по заданному времени я включил систему взаимного поиска, она начала искать, нашла друг друга и снова начала сводить, и дальше я выполнял эту стыковку533.

Совместный полет кораблей «Союз-4» и «Союз-5» в итоге увенчался успехом. Однако в другом случае отсутствие у экипажа полномочий на принятие решений привело к провалу полетного задания. 26 августа 1974 года советский космический корабль «Союз-15» приближался к военной орбитальной станции «Алмаз», официально объявленной как гражданская станция «Салют-3». Сближение и стыковка должны были произойти в автоматическом режиме, и экипаж, состоявший из командира корабля Геннадия Сарафанова и бортинженера Льва Демина, просто следил за работой бортовых систем. Внезапно на расстоянии 350 метров от станции автоматическая система сближения «Игла» на корабле «Союз» вышла из строя. Она неправильно оценила расстояние и вместо того, чтобы замедлить космический корабль, дала команду на ускорение. «Союз» летел к станции на большой скорости и едва избежал фатального столкновения. Шаталову, сменившему к тому времени Каманина на посту начальника Центра подготовки космонавтов, с большим трудом удалось убедить Государственную комиссию согласиться на ручную стыковку. Однако инженеры, управлявшие полетом, все же отказались передать управление экипажу:

Я зашел в этот кабинет, там сидел Черток (он меня потом выручил), Мнацаканян (руководитель фирмы, которая делает систему сближения), Елисеев (который был руководителем полета). Я им говорю: «По решению Государственной комиссии переходите на ручное управление!» Они: «Да сейчас, сейчас, да что ты…» Мнацаканян: «Нам надо посмотреть, что же там делается». Я говорю: «Переходите, уже 800, 700, 600 метров!» Они: «Да тебе только ручное управление подавай! Фанатик ручного управления…» Я говорю: «Переходите, дальше все будет нормально, экипаж справится». Они: «Да подожди, все будет нормально». И вот опять выходят на эту дальность, где-то 400 метров, и опять мощный движок, ему даже команд никаких не давали, гонит их опять мимо, и хорошо, что не столкнулись, иначе бы там столько брызг полетело… Опять пронеслись мимо. Тогда они убедились, что я был прав534.

Космонавты, вынужденные мириться и с неисправной техникой, и с нежеланием наземного управления идти на какой-либо риск, считали, что они «оценивали ситуацию куда точнее, чем те, кто находился на Земле», но так и не получили разрешения перейти на ручное управление. По их мнению, «экипажу не в чем было себя упрекнуть». Они рассказывали: «Можно было рискнуть, и мы готовы были к этому риску, доказывали, что все обойдется. Но „Земля“ решила иначе»535. Выйдя из зоны связи, космонавты предприняли третью попытку сближения, которая тоже не удалась. Из-за низкого уровня оставшегося топлива экипажу было приказано вернуться на Землю, не выполнив задание. Два из трех запланированных полетов на «Салют-3» пришлось отменить; станция начала терять высоту, и вскоре ее пришлось свести с орбиты и уничтожить