Организация «спонтанного» коллективного выражения энтузиазма была обычной советской практикой. Когда высокопоставленные иностранные визитеры прибывали в Москву, люди выстраивались вдоль улиц, приветствуя их цветами и размахивая флагами. Чтобы обеспечить присутствие достаточного количества восторженных граждан, власти отводили определенные отрезки каждой улицы вдоль маршрута местным промышленным предприятиям и учреждениям, которые отвечали за сбор своих сотрудников на отведенном участке между двумя обозначенными фонарными столбами590. Сотрудники, со своей стороны, часто воспринимали дневную прогулку к знакомым столбам как приятное отвлечение от рутинных рабочих обязанностей. Но встреча первых космонавтов проходила совсем иначе. Не было никакой необходимости сгонять народ на манифестацию; напротив, властям пришлось сдерживать массовый всплеск восторженных эмоций.
14 апреля, когда самолет с Гагариным на борту пролетал над Москвой, космонавт увидел тысячи людей, заполонивших улицы и площади столицы. Как только самолет приземлился, военный духовой оркестр заиграл «Марш авиаторов»: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Эта песня была очень популярна в 1930-х годах как часть сталинской «авиационной культуры»591. Публичная церемония приветствия Гагарина напоминала массовые празднования подвигов советских авиаторов в 1930-х годах. Новый советский герой, космонавт, принял эстафету от кумиров авиации сталинской эпохи и поднял ее на невиданную прежде высоту.
Красная площадь не смогла вместить всех, кто пришел праздновать. Власти планировали демонстрацию численностью 200 тысяч человек и раздали необходимое количество пропусков на площадь. Тем не менее тысячи людей без пропусков столпились на окрестных улицах592. После торжественного митинга Хрущев устроил пышный прием в Кремле для полутора тысяч человек, включая всю иностранную прессу и дипломатический корпус. На приеме Гагарин поблагодарил партию, правительство и народ. Он поднял тост за советский народ, партию Ленина и здоровье Хрущева. Текст тоста был заранее утвержден президиумом Центрального комитета партии593.
После кремлевской церемонии жизнь Гагарина изменилась навсегда. Молодой лейтенант, чье имя было известно лишь небольшой группе инструкторов-космонавтов и космических инженеров, мгновенно превратился в мировую знаменитость. Едва скрывая свое смущение, Гагарин сказал жене: «Понимаешь, Валюша, я даже не предполагал, что будет такая встреча. Думал, ну, слетаю, ну, вернусь… А чтобы вот так…»594 Он еще не до конца осознал масштаб произошедшей трансформации. С этого момента Гагарин стал символом, и, несмотря на его надежды и попытки избежать этого, вся его жизнь теперь была посвящена одной-единственной цели: безукоризненно воплощать собой этот символ.
Активное использование Советским Союзом своих достижений в исследовании космоса в пропагандистских целях хорошо задокументировано в политической и культурной истории того периода. Подготовленные советским политическим руководством служить идеологическими символами коммунизма, космонавты олицетворяли собой публичный образ советского государства. Космонавты объездили весь мир, укрепляя политические связи с социалистическим блоком, агитируя за коммунизм в третьем мире и демонстрируя свои успехи на Западе. Внутри страны космонавты были моделью нового советского человека – преданного сторонника коммунистических ценностей и добросовестного строителя светлого будущего. Космонавты сыграли важную роль в кампаниях за атеизм и научное образование. Они также символизировали превосходство советской ракетной техники, чья «показная ценность» подчеркивала мощь Советского Союза как ядерной сверхдержавы595. Миф о космонавтах был связан не с их действиями на орбите или техническими аспектами космических полетов, а с воплощением идеалов советского государства. Как отметила историк Кэтлин Льюис, «космический полет был просто методом привлечения внимания для обретения всемирной известности»596.
Публичный образ космонавтов был соткан из внутренних противоречий. Их полеты восхвалялись как смелые подвиги, в то время как из официальных отчетов о якобы идеально функционирующей автоматике следовало, что космонавтам не требовалось прилагать больших усилий. Провозглашалась абсолютная надежность советской космической техники, что вроде бы означало, что космические полеты не связаны ни с каким риском. Роль народных героев, чьи свершения отнюдь не выглядели героическими, совершенно не нравилась космонавтам, которые прекрасно знали о реальных опасностях своих полетов, но не могли рассказать о них.
Космонавтам все труднее становилось совмещать свою профессиональную идентичность с идеализированным публичным имиджем, который им навязывался. Будучи по образованию военными пилотами или инженерами, космонавты часто были не готовы исполнять предписанные им общественные роли. Они хотели готовиться к новым космическим полетам, а не тратить время на изнурительные агитационные поездки. Их публичный образ имел мало общего с их профессиональными навыками.
В этой главе рассмотрена непростая связь между пропагандистским образом космонавта и профессиональной культурой советской космонавтики. Вместо того чтобы служить показательным примером достижений советского общества, миф о космонавтах отразил глубокие внутренние противоречия в советской политике и культуре. Попытки встроить космонавта в автоматическую систему управления космическим аппаратом спровоцировали горячие споры о профессиональной роли космонавта597. Аналогичная полемика была вызвана попытками встроить космонавта в машину советской пропаганды598.
Создание живого символа
В первой половине 1960-х годов советская космическая программа была окружена ореолом славы, демонстрируя один впечатляющий успех за другим: первый полет человека в космос, первый групповой полет, первый однодневный полет, первый полет женщины, первый полет в многоместном корабле и первый выход в открытый космос. Имена и лица первых одиннадцати космонавтов были знакомы любому советскому гражданину, который читал газеты, слушал радио или ходил в кинотеатры. Миф о космонавте – истинном герое, покоряющем космическое пространство с помощью безупречной техники, был связан с более масштабным политическим мифом о Советском Союзе как могучей сверхдержаве, которая воспитывала идеальных героев и создавала сверхнадежные технологии.
Для многих людей во всем мире космонавты – молодые, красивые и энергичные профессионалы, владеющие передовыми технологиями, – олицетворяли собой прогресс и светлое будущее. Но советское партийное руководство хотело большего: они стремились превратить космонавтов в символ воплощения коммунистической мечты. Всего через несколько месяцев после исторических полетов Гагарина и Титова оба космонавта должны были появиться на XXII съезде партии в Москве, чтобы выступить наглядным примером нового советского человека, которому должна подражать советская молодежь. В августе 1962 года Хрущев публично заявил:
Герои-космонавты – это люди, которые уже сегодня воплощают в себе прекрасные черты человека коммунистического общества – высокую интеллектуальную культуру, нравственную чистоту и физическое совершенство, их поступками движут любовь к Родине, чувство общественного долга, благородные идеалы коммунизма599.
У всех космонавтов первого отряда, состоявшего из двадцати молодых военных летчиков, были схожие биографии и профессиональное образование. За редким исключением все они родились между 1933 и 1935 годами, были свидетелями ужасов Второй мировой войны, но, будучи детьми, не участвовали в ней. Некоторые, как Гагарин, проживали на территории, оккупированной нацистами. Многие, как Гагарин, происходили из крестьянских семей и не имели высшего образования. Большинство из них поступили в военное авиационное училище сразу после окончания средней школы. К концу 1959 года, когда их отобрали в отряд космонавтов, большинство из этих молодых людей прослужили военными летчиками всего два-три года и имели звание старшего лейтенанта. Только двое окончили академии ВВС; только один прошел обучение как инженер-испытатель. Большинство начинающих космонавтов имели небольшой летный опыт. Гагарин, например, набрал всего 230 часов налета. Шестнадцать из двадцати были этническими русскими. После того как украинец Владимир Бондаренко погиб в результате несчастного случая, а татарин Марс Рафиков был исключен из отряда за недостойное поведение, в группе остались только двое нерусских600. Генерал-майор Леонид Горегляд, участвовавший в отборе космонавтов, отметил, что у всех космонавтов история жизни была одинаковой601.
Чтобы из группы молодых пилотов, не имевших опыта общения с прессой, сделать профессиональных агитаторов за коммунизм, нужно было приложить немало усилий. Как позже признался второй в истории космонавт Герман Титов, он «очень боялся журналистов. Все-таки нас учат летать в космос, а не выступать на разных официальных и импровизированных пресс-конференциях»602. Генерал-лейтенант Николай Каманин до мельчайших деталей прописывал сценарии поведения космонавтов на публичных мероприятиях. В частности, Каманин тщательно подготовил первое публичное выступление Гагарина перед советским руководством в аэропорту «Внуково». Он сам написал текст рапорта Гагарина Хрущеву, и они потратили полчаса, репетируя речь всего в 66 слов. Каманин остался доволен репетицией, удовлетворенно отметив, что еще до полета разглядел в Гагарине ораторский потенциал