616.
Каманин многое сделал для того, чтобы превратить бывших военных летчиков в медийных персон, прекрасно владеющих речью и политической риторикой. Политическое образование стало частью официальной учебной программы. Первая группа из шести кандидатов в космонавты, включая Гагарина, прошла 46-часовой курс обучения марксизму-ленинизму, что составляло 8% общего времени подготовки617. С подачи Каманина Центр подготовки космонавтов ввел программу общего гуманитарного развития, направленную на повышение эрудиции летчиков-космонавтов. Космонавтов водили на групповые экскурсии по музеям, художественным галереям и памятникам культуры; они ходили в театры, включая Большой театр, посещали концерты исполнителей из Чехословакии, Кубы и Соединенных Штатов. Они слушали лекции о Древней Греции и Риме, о людях эпохи Возрождения, о Петре Великом, знаменитых русских художниках и оперных певцах618. Главнокомандующий ВВС маршал авиации Константин Вершинин, который чувствовал себя неловко на встречах с иностранными высокопоставленными лицами из-за незнания иностранных языков, поручил Каманину позаботиться о том, чтобы все космонавты свободно владели английским619. Космонавтам даже выдали по экземпляру Библии, которые трудно было достать в Советском Союзе, чтобы лучше подготовить их к возможным дискуссиям на религиозные темы во время заграничных турне620.
«Частная» жизнь космонавтов отнюдь не была сугубо частной. Каманин хотел, чтобы в публичном образе космонавта фигурировали также его достоинства примерного семьянина, и настаивал на том, чтобы Гагарин и Титов относились к своим женам с должным уважением. В семейной размолвке между Поповичем и его женой Мариной Каманин встал на сторону космонавта и предложил Марине, летчику-асу, бросить полеты и уделять больше времени мужу и дочери – предложение, которое поставило Поповича в довольно неудобное положение. Каманин проявил особый интерес к семейным планам Николаева, единственного холостяка в первом отряде космонавтов, и даже познакомил его с дочерью министра обороны Родиона Малиновского, намекая, что брак с ней будет «полезен для космонавтики». Когда же Николаев начал оказывать внимание Терешковой, Каманин быстро понял, что «для политики и науки их брак будет полезным», несмотря на сильные сомнения относительно совместимости их характеров. В октябре 1963 года он посоветовал Николаеву поторопиться с предложением, поскольку он уже организовал совместный визит Николаева и Терешковой в Венгрию в декабре, предполагая, что к тому времени они поженятся. Каманин даже предложил назначить день свадьбы на конец октября или начало ноября, чтобы избежать конфликта с графиком их зарубежных поездок. Наконец официальным решением партийного руководства была назначена дата 3 ноября. Каманин считал, что «эту свадьбу нельзя провести по-семейному, так как она интересует весь мир». На банкет, оплаченный за счет государства, были приглашены двести человек. Каманин сам рассылал приглашения. Молодожены провели свой медовый месяц в пропагандистском турне по Индии621.
Возможно, Каманин считал себя вправе оказывать давление на Терешкову, поскольку избрание ее в качестве первой женщины-космонавта, несмотря на наличие более квалифицированных кандидатов, было очевидно продиктовано пропагандистскими целями. Несмотря на то что другие кандидаты, по словам Каманина, были лучше подготовлены к полету, чем Терешкова, «ни одна из них никогда не сможет сравниться с ней в умении влиять на толпы людей, в способности вызывать к себе горячие симпатии народа, в подготовленности хорошо выступить перед любой аудиторией. Эти качества Терешковой и определили выбор первой женщины-космонавта»622. Умение Терешковой олицетворять образ новой советской женщины оказалось важнее ее профессиональных навыков. Советские педагоги успешно использовали пример Терешковой, чтобы поощрять интерес советских девочек к науке и технике, хотя эффект и оказался недолговечным623.
Неустанно репетируя с космонавтами их речи, редактируя их мемуары, контролируя их личную жизнь и руководя их карьерой, Каманин больше, чем кто-либо другой, отвечал за формирование личности космонавтов и их публичного имиджа. Поэтому вполне обоснованно выглядит его признание в дневнике: «Терешкову – как самую известную женщину мира – создал я»624.
Среди общественных обязанностей, возложенных на первых космонавтов после их широко освещавшихся полетов, была деятельность в качестве членов Верховного Совета СССР или региональных законодательных органов, обычно представлявших их родной город и прилегающую область625. Хотя избрание космонавтов главным образом служило легитимизации этих номинальных квазипарламентских органов, исправно штамповавших решения партии и Совета министров, для самих космонавтов это не было чисто формальной обязанностью. Они получали сотни жалоб от граждан и вынуждены были блуждать по запутанным коридорам советской бюрократии, пытаясь помочь своим избирателям. Даже если сами они вели привилегированный образ жизни, покупая продукты и одежду в спецраспределителях и регулярно выезжая за границу, они не были полностью изолированы от проблем обычных граждан. Это повлияло на их мировоззрение и усилило противоречие между их пропагандистской миссией и пониманием советской действительности.
Членство в Верховном Совете, однако, приносило космонавтам не только новые заботы, но и некоторые льготы и ощутимые рычаги влияния. Оно открывало перед ними двери высших советских чиновников и давало космонавтам, военным офицерам довольно низкого ранга, формальное подтверждение привилегированного статуса. Став частью правящего класса, космонавты смогли использовать свою известность для приобретения реальных властных рычагов, хотя и в весьма ограниченных пределах, как мы в дальнейшем увидим.
Войдя в состав политической элиты благодаря своим достижениям в космосе, космонавты по-прежнему зависели от своего военного начальства для сохранения этого статуса. Как общественные деятели, космонавты могли заседать в парламенте и решать государственные вопросы, но как члены отряда космонавтов они строго подчинялись своему начальству из ВВС. Даже после того, как космонавты были избраны членами Верховного совета, Каманин продолжал контролировать их жизнь, решая, когда и с кем им будет разрешено встречаться и какие мероприятия посещать. Он использовал членство в Верховном Совете в качестве пряника, который он мог дать или отнять в зависимости от поведения космонавта. В 1964 году, когда избалованный славой Титов решил, что ему все дозволено, и оказался виновником ряда тяжелых аварий из-за вождения в нетрезвом виде и нескольких стычек с милицией, Каманин сделал ему строгий выговор, пригрозив лишить его членства в партии и Верховном Совете, а также отменить другие льготы. Тогда Титову удалось сохранить свой пост в парламенте, но Каманин запретил ему выступать на публике и посещать приемы. В 1970 году, окончательно потеряв терпение из-за выходок Титова, Каманин отменил его переизбрание и записал в своем дневнике, что «депутатом он больше никогда не будет»626. Действительно, Титов больше не занимал никакой выборной должности вплоть до распада Советского Союза. Профессиональный статус космонавтов явно значил больше, чем их медийный облик; им разрешалось выступать в качестве общественных деятелей только до тех пор, пока они сохраняли свою репутацию как профессиональные космонавты.
Космонавты не могли свободно высказываться от своего имени: Каманин писал их речи, а журналисты сочиняли им статьи и мемуары. Космонавтам приходилось озвучивать чужие мысли и переписывать чужие тексты от руки, прежде чем отправлять их на публикацию,– чтобы сохранить видимость авторства. Как-то раз Терешкова пожаловалась Каманину, что в написанной за нее автобиографии автор рассказывает о ее давних мечтах о космосе, в то время как на самом деле идея стать космонавтом не приходила ей в голову до тех пор, как ее не пригласили принять участие в отборе. Каманин признал, что журналист следовал стереотипам и допустил много расхождений с реальностью, но вносить правки было слишком поздно, поскольку книга должна была выйти к третьей годовщине полета Гагарина627.
Старания Каманина сделать жизнь космонавтов общественным достоянием вызывали недовольство его военного начальства и органов идеологического надзора, которые в результате такой популяризаторской деятельности теряли контроль над космической пропагандой. В 1963 году КГБ и Генштаб выразили беспокойство возможным разглашением государственной тайны, в частности методов подготовки космонавтов. Каманину пришлось запретить доступ в Центр подготовки космонавтов журналистам, фотографам и кинопродюсерам и передать подготовку публицистических материалов сотрудникам центра628.
Советская пресса, которую с одной стороны подталкивали нужды пропаганды, а с другой тормозили ограничения секретности, выходила из этого затруднительного положения путем тиражирования шаблонных историй о космосе: непогрешимые космонавты безукоризненно выполняли сложные задания, пользуясь безотказной техникой. Медийная репрезентация космического полета состояла из противоречивых элементов: автоматика работала безупречно, но при этом полет был героическим и опасным. Идеализированный публичный образ космонавтов тоже оказался двойственным. С одной стороны, космонавты изображались как выдающиеся деятели, прославившие Родину своими героическими подвигами. С другой стороны, СМИ подчеркивали, что космонавты были обыкновенными людьми – происхо