680.
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/84/Памятник_космонавту_А.А.Леонову_на_ул.Весенней.jpg
Рис. 6. Бюст Алексея Леонова в Кемерово. Скульптор Л. Е. Кербель, 1975, бронза.
Большинство космонавтов предпочитали готовиться к новым полетам, вместо того чтобы выступать на публике. Гагарин, потеряв терпение, однажды отказался встретиться со съемочной группой телевидения из Восточной Германии и получил выговор от Каманина. Терешкова тоже сопротивлялась попыткам Каманина сделать из нее профессионального политика. Она даже поступила в Военно-воздушную инженерную академию, надеясь сохранить свою квалификацию на уровне для следующего космического полета. Однако Каманин был убежден, что «Терешкова как руководитель женской общественной организации СССР и международных женских организаций сделает для страны, для нашей партии в тысячу раз больше, чем она в состоянии сделать в космосе»681. В конце концов он одержал верх. Терешкова покинула отряд космонавтов и более двадцати лет возглавляла Комитет советских женщин.
Постепенно космонавты обрели свой независимый голос. Они начали с критики жесткого дисциплинарного режима в Центре подготовки космонавтов. В феврале 1963 года, по словам Каманина, они устроили «бунт» против недавно назначенного руководителя центра генерал-лейтенанта Михаила Одинцова. Группа космонавтов во главе с Гагариным организовала партийное собрание, на котором они пожаловались на перегрузку на работе и деспотичный стиль руководства Одинцова682. В конце концов Каманин встал на сторону космонавтов, и, так как Одинцов продолжал игнорировать критику со стороны космонавтов, заменил его.
Вскоре космонавты перешли к более амбициозным попыткам повлиять на космическую политику на правительственном уровне. Общаясь с политической элитой на приемах высокого уровня, космонавты пользовались уникальной возможностью прямого общения с советскими лидерами, которой не было даже у их военного начальства. В августе 1965 года, после успешного завершения впечатляющего восьмидневного полета американских астронавтов на «Джемини-5», Каманин решил обратиться к советскому руководству с просьбой о коренном изменении организации космической программы, чтобы догнать американцев. Он полагал, что у этого предложения будет больше шансов, если оно будет исходить не от него, а от известных космонавтов, слетавших в космос. Он убедил Гагарина и пятерых других космонавтов подписать письмо, которое Гагарин затем передал помощнику Леонида Брежнева в обход своего военного руководства, тем самым явно нарушая правила субординации683. В письме говорилось, что Советский Союз «теряет ведущее положение» в космосе из-за множества «недостатков в планировании, организации и руководстве» космической программой, таких как отсутствие планирования пилотируемых полетов; отсутствие центрального агентства, ответственного за космические проекты, «раздробленность усилий и средств на освоение космоса» и преобладание политических решений, на которых «часто отражается ведомственный подход к делу». Письмо открыто обвиняло руководство Ракетных войск стратегического назначения и даже самого министра обороны в недостаточной поддержке космической программы. Письмо завершалось предложением объединить все военно-космические вопросы под командованием Военно-воздушных сил, что позволило бы обеспечить основу для «продуманного планирования космических исследований»684.
Хотя популярность космонавтов давала им множество привилегий, она не всегда превращалась в реальное политическое влияние. Их письмо попало в руки высшего руководства Министерства обороны – тех самых людей, на чье безразличие к космическим проектам жаловались космонавты. В ноябре 1965 года Военно-инженерная комиссия Министерства обороны обсудила вопросы, поднятые в письме космонавтов. Из всех космонавтов только Гагарину было разрешено присутствовать на встрече, но и ему не дали возможности высказаться. Каманин подозревал, что военное руководство испугалось откровенных и авторитетных заявлений космонавтов. В результате Каманин и космонавты потерпели «сокрушительное поражение». Космонавты так и не получили официального ответа на свое письмо от партийных властей685.
Возмущенные бездействием по поднятым в письме вопросам, космонавты решили просить о личной встрече с советским политическим руководством. Каманин посоветовал им «не горячиться» и очень тщательно спланировать следующий шаг686. Но космонавты проигнорировали его предупреждение и обратились к руководителю КГБ Владимиру Семичастному, чтобы тот организовал для них встречу с Брежневым. В то время как КГБ тайно следил за деятельностью космонавтов и представлял отчеты партийным органам, Семичастный поддерживал дружеские отношения с космонавтами, и они были уверены, что он отнесется к их просьбе с пониманием и не доложит о них военному начальству. Но их план провалился после того, как Семичастный утратил расположение властей, потеряв и должность, и влияние687.
Угасание интереса к мифу о космонавтах
Космонавтам – профессиональным военным летчикам – пришлось переделывать себя, чтобы стать общественными деятелями, популяризаторами науки и политическими агитаторами. Они должны были перевоплотиться в новом амплуа и освоить риторику публичной речи, хрущевский вариант «большевистского языка» сталинской эпохи688. Подобно аферистам 1930-х годов, им приходилось притворяться кем-то другим, поскольку их профессиональные навыки не имели отношения к их общественной роли. Противоречие между их профессиональной идентичностью как пилотов и их публичным имиджем делало внезапно обрушившееся на них бремя славы еще тяжелее. Строгая дисциплина, введенная в отряде космонавтов, не соответствовала элитному образу жизни, к которому они привыкли как всемирные знаменитости. Роль космонавтов как символа технического прогресса и светлого будущего принесла им популярность, но эта популярность породила соблазны, которые серьезно подорвали их способность олицетворять нравственные идеалы. Более того, их общественные обязанности часто мешали их подготовке к будущим полетам. Чем лучше космонавты выполняли свои символические функции, тем труднее им было оставаться действующими профессионалами.
Герои советской авиации сталинской эпохи не были «пассивными символами в пантеоне сталинской пропаганды», но приложили немало усилий, чтобы создать собственную нишу в сталинской культуре689. Космонавты аналогичным образом пытались выйти за рамки отведенной им роли и использовать свой статус знаменитостей для активного участия в обсуждении космической политики. Эти попытки оказались тщетными – не только потому, что их слава не давала реальной власти, но и потому, что расцвет советской космической эры был уже позади и их популярность начала угасать.
Во второй половине 1960-х годов череда космических успехов сменилась полосой неудач и трагедий. В начале 1966 года Сергей Королев – легендарный анонимный главный конструктор, энергичный и харизматичный руководитель советской космической программы – скоропостижно скончался. Его личность была наконец раскрыта, и его вклад публично признан. Центр внимания космического мифотворчества начал смещаться с героев-космонавтов к инженерным гениям, создававшим невероятные ракеты и космические аппараты690. Но миф о безупречной технике тоже просуществовал недолго. В апреле 1967 года парашютная система нового пилотируемого космического корабля «Союз-1» вышла из строя, и полет закончился огненной катастрофой и гибелью космонавта Владимира Комарова. Ранее советские власти сумели скрыть первую фатальную аварию в космической программе – случайную смерть кандидата в космонавты Владимира Бондаренко во время тренировки в 1961 году. Но судьбу Комарова скрыть было невозможно. Гибель Комарова – одного из героев полета на «Восходе» 1964 года – развеяла миф об абсолютной надежности советской космической техники. В марте 1968 года народ был потрясен гибелью своего любимого героя Юрия Гагарина, когда его самолет разбился во время тренировочного полета. Печальные церемонии государственных похорон заняли место прежних массовых празднований космических триумфов691.
Тем временем советская секретная пилотируемая лунная программа тоже буксовала, поскольку гигантская новая ракета Н1 терпела неудачу за неудачей при пробных запусках. Эти провалы остались засекреченными, но трудно было замолчать новости об успехах американской лунной программы – полете вокруг Луны в 1968 году и высадке на Луну в 1969-м. Попытки противопоставить американским лунным успехам советские орбитальные полеты оказались тщетными. В октябре 1968 года космонавт Георгий Береговой неправильно истолковал сигнальные огни и не смог выполнить стыковку с беспилотным аппаратом «Союз-2» во время своего полета на корабле «Союз-3». Хотя возвращение Берегового было встречено с обычной помпой, смысл его полета так и остался загадкой для общественности. Успешная стыковка кораблей «Союз-4» и «Союз-5» в январе 1969 года также не принесла ожидаемых пропагандистских дивидендов. Экипажи проявили огромное мужество и мастерство: Владимир Шаталов выполнил первую ручную стыковку двух пилотируемых космических аппаратов, а Евгений Хрунов и Алексей Елисеев совершили рискованный выход в открытый космос при переходе с одного космического корабля в другой. И все же полет мог закончиться трагически: технический сбой привел к опасному перегреву во время баллистического спуска и к жесткой посадке «Союза-5», в результате чего космонавт Борис Волынов едва не погиб. Хотя полет был объявлен успешным, а неполадки, как обычно, скрыты, слухи распространились очень быстро. Получил широкое распространение шуточный каламбур, использующий фамилии четырех космонавтов: «Пошатались, поволынили, ни хруна не сделали, еле сели»