757. В то же время оказалось, что некоторые пользователи были совсем не против использовать устройства GPS, чтобы отслеживать передвижения своих детей758.
Смещение приоритетов с исследования космоса на применение спутников четко отразилось в российском общественном мнении. В опросе, проведенном в апреле 2005 года, наибольшее число респондентов (52%) заявили, что научные исследования и разработка передовых технологий должны быть главным приоритетом российской космической программы, 44% поддержали оборонные приложения, 17% отметили важность космических достижений для международного престижа и только 1–4% назвали приоритетными полеты на Луну и Марс, поиск внеземных цивилизаций и космический туризм759. Амбициозные проекты исследования космоса служат памятным символом, эмблемой «ностальящего» прошлого, но более не доминируют в сегодняшнем культурном процессе.
Чтобы помнить, мы должны создавать свои воспоминания. И мы создаем их на основе мифов и символов нашей культуры. Мифы советской космической истории представляют собой необычную смесь пропагандистских клише и личных воспоминаний участников космической программы. В то время как журналисты творчески интерпретировали официальные отчеты и романтизировали идеологически мотивированные нарративы, рассказы самих участников выражали их личные предпочтения, а по мере передачи этих историй от поколения к поколению они обрастали новыми приукрашенными подробностями. Во время перестройки и в первые постсоветские годы рассказы о космических неудачах, бытовавшие в качестве контрмифов в советский период, превратились в новый главный нарратив. В последние десятилетия спонсируемая государством пропаганда национальной гордости добавила еще один слой лака к личным воспоминаниям. Большинство космонавтов настолько привыкли носить навязанную им маску на публике, что она оставила неизгладимый отпечаток на их лицах. Например, автобиография Терешковой, написанная за нее бойким журналистом еще в 1960-х, была переиздана в 2003 году безо всяких изменений760. Слои символизации постепенно покрывали исходные воспоминания, и в итоге память и мифотворчество плавно слились воедино.
Культурные мифы не следует рассматривать просто как искаженные воспоминания. Именно эти «искажения» – культурная адаптация и апроприация символов – придают различным культурам индивидуальность, уникальный характер и особый угол зрения. Подобно тому как личные воспоминания человека больше говорят о его сегодняшней идентичности, чем о его прошлом, исторические мифы дают ценное представление о культуре, которая их породила. На пересечении истории освоения космоса и истории культуры семиотика памяти космической эры связывает воедино индивидуальную память и коллективный миф, материальность объектов и пластичность символов, подлинность фантазии и обманчивую природу истины.
Истинной памяти быть не может, поскольку каждый акт вспоминания – это воссоздание, реконструкция памяти. Пока россияне вспоминают космическую эру, эта память продолжает меняться, раскрывая новые символические значения и открывая для историков необозримый горизонт для исследований. Сместив акцент с развенчания мифов на изучение их происхождения и созидательной роли в культуре, мы сможем понять роль памяти в качестве двигателя культуры, а не статичного снимка прошлого.