Мифы Австралии, Новой Зеландии и Полинезии — страница 12 из 30

Испытания, которые должен пройти посвящаемый, носят двоякий смысл. Во-первых, своей стойкостью и терпением он должен подтвердить свое право считаться взрослым. Но главное, он должен повторить путь тотемных предков, умереть, чтобы возродиться в новом качестве. Часто мальчик изолируется в маленьком шалаше или накрывается одеялами, что символизирует материнское лоно, из которого ему предстоит родиться вновь. Участниками разыгрываются эпизоды, символически повторяющие легенды о пожирании героя мифическим чудовищем. Инициация неизбежно включает в себя довольно травмирующие процедуры на теле, такие как обрезание и выбивание переднего зуба.

Мальчик обязан долго стоять неподвижно или лежать у жарко горящего костра, он постоянно испытывает голод. Ему запрещены многие виды пищи, например мясо летучих лисиц, или крыланов. Мы уже знаем, что этот рукокрылый зверек – творение и спутник змея-радуги. Как-то раз, рассказывает миф, мальчиков, готовящихся к инициации, отправили в заросли на поиск летучих лисиц. Они должны были всего лишь сообщить взрослым мужчинам о том, где находятся зверьки, но вместо этого стали убивать их сами. За этим занятием их застал незнакомый старик, который попросил поделиться добычей. Мальчики отказали ему в просьбе, и старик исчез. Но тут же дети заметили на ветке особенно крупную летучую лисицу. Они сбили ее на землю, но зверек внезапно ожил – ведь это был сам змей-радуга. Он схватил обоих мальчиков и унес их на небо.


Воин аборигенов во время культурного шоу в Квинсленде, Австралия


Жирная пища тоже под запретом для мальчиков, проходящих обряд инициации. Им особенно напоминают о том, что запах жира может привлечь злых духов, и тогда им несдобровать! Запреты подкрепляются ночными визитами «демонов» – их изображают мужчины с причудливо раскрашенными лицами, а также рев гуделок. Этот ритуальный музыкальный инструмент представляет собой кусок дерева с отверстием посередине: когда гуделку раскручивают в воздухе за продетую веревочку, она издает звук, похожий на жужжание или рев.

Мальчиков, еще не завершивших обряд полностью, предупреждают: рев гуделок – голос самого великого Байаме, или у других племен – подобного ему божества Дарамулуна, или самого змея-радуги. Впрочем, мальчики еще не знают этих имен – они, как и женщины, слышали только про безымянного Отца, Хозяина или Владыку. О том, что таинственные голоса, которые так пугали их ночами, не зов великого предка, а лишь звук гуделки, новичкам демонстрируют на конечном этапе обряда. В этот же момент им раскрывают подлинные имена божеств и рассказывают то, что положено знать посвященному о церемониях племени. Юношам даже могут показать изображения Байаме или другого великого предка, которые делают из глины и разбивают на мелкие кусочки после окончания обряда, чтобы их не могли даже случайно увидеть женщины или дети.

В заключение проводятся ритуалы, призванные снять с юноши следы пребывания в особом мире. Его могут окурить дымом костра, натереть золой. После этого посвященный получает головную повязку, свидетельствующую о его новом статусе. Его общество теперь – исключительно мужское, даже смотреть на женщин он не имеет права. Старшие члены племени завершают его образование, знакомя с обычаями и законами соседей. Иногда они совершают довольно длительное путешествие, представляя нового мужчину дружественным семейным группам. Терпеливо и достойно прошедшего инициацию юношу ожидают подарки от близких: копье, бумеранг, украшения из перьев.

Так какие же «последние страшные тайны» раскрывали старейшины новичкам в кульминационный момент посвящения? По свидетельству героя книги «Я – абориген», говорили они следующее: «Не гоняйся за женщинами! Не бросай копий в собак! Слушайся старших! Не спорь! Не дерись с товарищами, с сестрами и братьями! Избегай двоюродных сестер! Не теряй самообладания!» Да, похоже, Честертон был не так уж и неправ, и великие тайны инициации действительно сродни десяти заповедям, только в их австралийской версии.


Группа австралийских аборигенов танцует под ритмы музыкального инструмента диджериду. Квинсленд, Австралия


Кроме прямых наставлений, важную роль в посвящении играли хор и танец. В песнях и длительных сложных пантомимах они рассказывали о змее-радуге, сотворившем этот мир, или о том, как великий Байаме впервые провел обряд инициации, в том числе для своих сыновей, и созвал для этого на великое собрание – бора – множество племен. Именно он приказал мужчинам втайне от женщин готовить площадку для церемонии, и именно там люди впервые услышали звук гуделки. Женщины испуганно прижимали к себе малышей, уверенные, что из зарослей раздаются голоса демонов, которых призвали для участия в обряде. По велению Байаме матери попрощались со своими сыновьями, которым предстояло стать мужчинами…

Много мудрых наставлений показал на том бора Байаме, неоднократно продемонстрировал свое могущество. Правда, завершился сбор племен трагической историей, имевшей большие последствия. В стойбище внезапно пришла вдова, которая вместе со своими детьми следовала за теми, кто шел на бора, но, конечно, не могла угнаться. А приходя на очередную стоянку, не находила в источниках воды – ее всю выпивали впереди идущие. Дети вдовы умерли от жажды, а сама она добрела чуть живая с одной целью – отомстить. Какая-то добрая женщина подала ей чистой и прохладной воды, но было уже поздно. Едва сделав глоток, вдова прокляла всех, кто так спешил на бора, и велела им навсегда остаться здесь, сама же упала замертво. Те, что стояли ближе к ней, стали деревьями, а люди, оказавшиеся в дальних рядах, превратились в птиц и животных.

Вспоминая эти истории, возможно, на том самом месте первой стоянки Байаме, где когда-то над заводью склонились печальные деревья, совсем недавно бывшие людьми, аборигены вновь ощущали единство с предками, коллективно проживали время сновидений. Поэтому инициация была не только важным этапом в жизни мальчика, становившегося мужчиной, но и для всего племени, которое обращалось к истокам, чтобы утвердить законы своего сегодняшнего бытия.

Не просто камешек

После завершения инициации посвященному давали новое имя, которое использовалось строго среди мужчин, и знакомили его со священными предметами рода. Старшие сопровождали новичка по тайной тропе к хранилищу святынь, например пещере или большому дереву, по пути рассказывая историю происхождения этого места и имен предков, связанных с ней. Приближаясь к святилищу, мужчины понижали голос, потом переходили на благоговейный шепот, а потом и вовсе общались знаками. И наконец молодой мужчина впервые мог увидеть главное и единственное сокровище своего племени – чуринги.

Чуринга может быть как обычным продолговатым камнем, так и овальным куском дерева, на котором начертаны орнаменты и символы. Для аборигенов чуринга – неважно, естественного происхождения или рукотворная – тело тотемного предка.

Да, обычно мифы о предках заканчивались рассказом о том, как они возносились на небо и становились светилами и созвездиями, либо уходили под землю, либо скрывались на дне водоемов. Предки, завершившие свой активный творческий путь на земле, превращались в скалы, холмы, реки, водопады. Они же продолжались в тотемных животных и в душах детей своего племени, и тем не менее их вечной обителью становился и овальный камешек с высеченным на нем узором. Миф, как мы помним, не огорчается из-за таких мнимых противоречий. Предки ушли, но они с нами. Сразу несколько элементов ландшафта на тропах племени могли быть телом предка, и оно же в виде чуринг могло храниться в нескольких священных пещерах.

К тому же предки оставляли частичку себя в чурингах еще при жизни. Так, миф рассказывает о первопредке, вышедшем из пещеры с сумкой, в которой были спрятаны шесть чуринг. Это были его сыновья. Когда старик чувствовал голод, он доставал чуринги из сумки, смазывал их жиром, и они превращались во взрослых мужчин, которые отправлялись на охоту. Встречая на своем пути других людей, старик предлагал девушкам выйти замуж за его сыновей. Наутро после свадебного обряда он тихонько собирал чуринги, которые молодые мужья втыкали в свои курчавые волосы, убирал их в сумку и шел дальше, заселяя землю своими потомками.

Такие же сумки с чурингами размещали в разных точках своих странствий праматери Джунгкова, речь о которых шла чуть выше. Один из первопредков народа аранда, Нумбакулла, «рожденный из ничего», сотворил во время своего странствия по земле и растения, и животных, и горные хребты, и реки. А еще он создавал «зародыши» детей прямо из собственного тела. Наконец он нашел укромную пещеру, где сделал множество чуринг, в которые и поместил своих будущих детей.

С чурингой обращались не просто как со священным предметом, а как с близким родственником после долгой разлуки. Вот старейшина достает связку чуринг и раздает их кругу мужчин. По очереди они берут чуринги в руки, прижимают их к телу, поглаживают, словно любимого человека после долгой разлуки. Когда чуринга переходит к новичку, старшие объясняют значение нанесенных на нее рисунков, рассказывают связанное с ней сновидение. Затем чуринги смазывают жиром или охрой, как это делали первопредки, чтобы «оживить» ее. Завершив общение с чурингами, мужчины вновь убирают их в сумку и прячут на прежнем месте.

Сам посвященный тоже получает свою чурингу. Ему говорят о том, что это – его собственное тело, такое же, как у всех ушедших и живых сородичей. Вместе с чурингой он получает свое собственное сновидение – фактически свою «генеалогию», сплетенную из клановых и личных тотемов. При этом чуринга – это не индивидуальный амулет. Скорее, это еще одна судьба, вплетенная в историю рода. И принадлежит чуринга не лично человеку, а всему клану – как, собственно, и жизнь этого человека не имеет смысла без связи с предками и ныне живущими соплеменниками. К тому же чуринга наполняется духом своего обладателя не сразу: сначала юноша имеет право лишь смотреть на свою чурингу и выслушивать рассказы о связи ее с другими. По мере того как он узнает больше священных песен и ритуалов, он приобретает право держать свою чурингу в руках, принимать активное участие в церемониях племени.