од Ипром английские солдаты, столкнувшиеся с первой в истории газовой атакой, делали респираторы из подручных средств. И на уроках начальной военной подготовки нас, советских школьников, этому вообще-то учили. Да, способ, конечно, не слишком привлекательный, но раз уж выбирать не из чего…
Кстати, позднее, когда в районе Припяти была развернута группировка ВВС, которая с высоты 120–150 метров бомбила энергоблок мешками с песком, летчики получали большие дозы излучения. Гамма- и нейтронный поток шел снизу, и, чтобы в какой-то мере защититься от него, достаточно было положить под сиденье свинцовый лист. До этой идеи, которая также восходит к 1916 году… Немецкие летчики-наблюдатели, летавшие на разведку французских батарей на Маасе, получали ранения в ноги и ягодицы при обстреле самолетов из винтовок снизу. Чтобы как-то защитить себя, пилоты начали подкладывать под сиденья листы стали или того же свинца. Потери резко снизились, а качество разведывательных данных возросло. Так вот, наши додумались до этого, только когда первые 27 экипажей уже выбыли из строя. Пилоты в 1986 сражение под Верденом не изучали. Но неужели в штабе воздушной армии не нашлось ни одного офицера, элементарно знакомого с историей собственного рода войск?
Мы опять сваливаемся в развилку поколений. Подтянувшийся до нас математик, любитель военной истории, формировал свою картину мира во время, когда было важно "знать" и "понимать"; ощущать и потреблять было менее интересно.
Докладчик (генетик, 48 лет):
— Кстати, сотрудники станции, похоже, не имели представления о стадиях лучевой болезни, хотя это также входило в школьный курс военной подготовки. Иначе им было бы известно, что рвота означает поражение слизистых оболочек и дозу порядка 300–400 бэр, близкую к смертельной. То есть даже без дозиметров можно было построить вполне адекватное представление о ситуации и, наверное, спасти нескольких человек, вовремя отправив их вон со станции.
Реплика (юрист, 28 лет):
— Заметим, коллеги, рассчитывая "форсированный оптимальный вариант", мы нигде не пользовались апостериорной информацией, в отличие от вашего Г. Медведева, который всегда неявно исходит из "конечного результата". Например, слова М. Петросьянца "наука требует жертв" он называет "кощунственными". Между тем, находясь на месте М. Петросьянца и владея только той информацией, которую в тот момент, 6 мая, имел председатель Госкомитета по использованию атомной энергии, практически любой функционер произнес бы нечто подобное. Кстати, наука и в самом деле затребовала и унесла много жертв, хотя сразу после Чернобыля об этом, может быть, не стоило говорить вслух с высокой трибуны…
Ведущий (физик, 45 лет):
— Подведем итоги. За множеством "вопросительных знаков", поставленных Г. Медведевым к вполне разумным действиям и решениям самых разных лиц, теряется представление о реальных промахах и просчетах, которые нужно учесть в качестве урока на будущее. Причем, говоря об уроке на будущее, я имею в виду отнюдь не аварию на АЭС. Подобно армии, которая всегда готовится к предыдущей войне, страновая безопасность готовится к предыдущей катастрофе…
Реплика (юрист, 28 лет):
— Ты называешь разумным уровень представлений, бытовавших ДО взрыва?
Ведущий (физик, 45 лет):
— Да, конечно… Что касается фундаментальных ошибок, то, в сущности, она одна, и повторяется на всех уровнях — от Политбюро и Совета Министров до операторов 4-го энергоблока: отсутствие заранее заготовленного, организационно прописанного алгоритма действий на случай принципиально непредвиденной ситуации — того самого "лесного пожара", про который говорил наш докладчик. Можно, конечно, принимать правильные решения и без такого "заранее составленного и утвержденного" плана, но чтобы действовать безошибочно в условиях сильнейшего стресса и острого информационного голода, нужны психологические практики "из будущего" и антропологические типы оттуда же. Предварительное планирование намного проще и почти настолько же эффективно.
Реплика (журналист, 23 года):
— Господин Медведев много говорит о роли "системы" в Чернобыльской катастрофе, понимая под "системой" и "эпоху застоя", то есть социальные институты развитого социализма, и структуру Минатома, и советскую организацию НИР/НИОКР. Я согласен с тем, что события 26 апреля 1986 года носили системный характер, но, думаю, социализм тут был совершенно ни при чем. В конце концов, Тримайл Айленд мог закончиться взрывом, сравнимым с Чернобыльским. Это ведь просто огромное везение, что водород, скопившийся в американском реакторе, не взорвался. Мог и рвануть. Обязан был рвануть…
Ведущий (физик, 45 лет):
— Опыт показывает, что технологические катастрофы слабо зависят от социальных условий… Если, конечно, совпадают фазы развития. То есть с Ираном пока равняться в катастрофах не будем.
В некотором смысле катастрофа — сама по себе система, и именно поэтому я отказываюсь верить в абсолютно безопасные атомные станции. Я говорю это безотносительно к культуре конструирования, производства и управления… Люди придумали технические решения, зачастую впечатляюще красивые и оригинальные, которые призваны обеспечить физическую невозможность "положительного останова" и радиоактивного загрязнения среды. Например, в реакторах со свинцовым охлаждением физически невозможно прийти к кризису теплоотдачи. Кроме того, активная зона "зашита" в шестидесятиметровый слой свинца, и, если с реактором все-таки что-то случается, автоматически происходит захоронение с надежным экранированием расщепляющихся материалов.
Но я-то солидарен с булгаковским Мастером: "Да что я, других стихов не читал, что ли?"
Реплика (генетик, 48 лет):
— А я и с профессором Малькольмом из "Парка юрского периода" М. Крайтона: "Чтобы заключить, что ваша система безопасности ненадежна и не может во всех случаях обеспечить изоляции) полигона от окружающей среды, мне вовсе не обязательно знать, как именно она устроена". Поэтому, когда зеленые настаивают на опасности АЭС, я, как и уважаемый Ведущий, с ними соглашаюсь. "Бывают в жизни ситуации, когда недружелюбный человек говорит неприятные вещи в невежливой форме, а по существу он прав". Другой вопрос, что атомные электростанции более безопасны, нежели энергоблоки, работающие на газе или мазуте, не говоря уже об угле или энергии рек, "но это у же совсем другая история".
На том мы разошлись. Вечерней семинарской смены не хватило, и доклад о "Профилях катастрофы" мы перенесли на завтра.
Странное ощущение, чем больше мы хотим закрыть тему, описав ее вдоль и поперек со всеми суждениями и воспоминаниями, с текущими, исчезающими и возникающими реалиями, тем она становится шире, и мы так и стоим на берегу вместе с древним философом, сказавшим когда-то: "Я знаю только то, что ничего не знаю".
Семинар 8ЧЕРНОБЫЛЬ. ПРОФИЛИ КАТАСТРОФЫ
Пришло очень много людей. Как они включатся? Все клянутся, что читали Медведева и кто-то даже получил расшифровки предыдущих семинаров. Странно, конечно, мы их еще сами не сделали…
Ведущий, он же Главком, тихо сказал: "Продолжим работу". И умолк… Что, интересно, с ним происходит? Опять, наверное, "динамят" его любимый ВВЭР-супер… Не иначе. Он же физик, а прогностик, так, по необходимости…
Докладчик (математик, 38 лет):
— Занимаясь исследованиями в области авиационной безопасности, я использовал понятие "профиль катастрофы". Выбиралась техническая система — в данном случае определенный тип самолета — и строилась столбчатая диаграмма распределения катастроф по вызвавшим их основным причинам. Таких причин рассматривалось пять. Они будут понятны даже тем, кто вообще не понял, о чем речь на сегодняшнем семинаре. Итак: человеческая ошибка. Преднамеренное убийство. Непреодолимые силы природы. Техническое состояние самолета (сюда же и конструкционные ошибки, в том числе — сбои во взаимодействии человека с технической системой). Неизвестные причины.
Так вот, у самолетов, принадлежащих к одному поколению, "профили катастроф" похожи. Разница между "советскими" и "американскими" моделями намного меньше, чем между "удачными" конструкциями и "неудачными", а существенное изменение профилей происходит только при смене поколений.
Реплика (ведущий, физик, 45 лет):
— Ты, видимо, имел в виду под "сбоями взаимодействия" аварии, когда действия экипажа сами по себе вполне разумны и все системы самолета работают исправно, но "плюс" на "плюс" совершенно неожиданно дает "минус". Такое было совершенно невозможно в машинах 1950 — начала 1970-х годов, которые "по определению" подчинялись воле пилота. Но с появлением различной автоматики безопасности, призванной уберечь машину от возможных грубых ошибок человека, с удивительным постоянством стали возникать ситуации, которые пилот и автоматическая система оценивали по-разному. В результате часть команд летчика блокировалось автоматикой — с вполне однозначным результатом. Например, автоматика А-320 не распознала касания земли при посадке самолета в Варшавском аэропорту и отказалась выпустить спойлеры и включить реверс двигателя.
Докладчик (математик, 38 лет):
— Именно так. Но главное, что я хочу сказать: многие "системные" факторы, отмеченные Г. Медведевым и другими исследователями, или не имеют отношения к делу, или социально инвариантны.
Опять студенты не поняли… Но молчат, авось спросят в перерыве. Поиск истины и обучение — это разные базовые процессы… В СССР они как-то сливались в один. Технология утрачена…
Докладчик (математик, 38 лет):
— Например, Г. Медведев постоянно указывает на практику замалчивания "атомных аварий", действительно существовавшую в Советском Союзе, как на одну из основных причин Чернобыльской катастрофы. Но это вовсе не так! "Дочернобыльские" аварии имели принципиально другой характер, их профиль совершенно отличался от "чернобыльского". Поэтому самая полная информация о всех предшествующих авариях на всех советских и зарубежных АЭС ничем не помогла бы Акимову и Топтунову в ночь на 26 апреля 1986 года. Как опыт "Титаника", отрефлектированный всеми возможными способа