Когда Тарквиний узнал об этих событиях, он понял, что вернуться в Рим и восстановить там свою власть он сможет только при помощи извне. В его жилах текла и этрусская кровь, поэтому он обратился к этрускам с просьбой о поддержке. Не все этруски согласились. Но два города — Вейи и Тарквинии — решили поддержать изгнанного царя. Вейи уже давно соперничали и не раз воевали с Римом, а жителей Тарквиний бывший римский царь убедил напоминанием, что его дед происходил из этого города, поэтому, воюя с римлянами, тарквинийцы помогут своему родственнику.[178]
И вот соединенное этрусское войско вместе с римскими изгнанниками двинулось на Рим. Ему навстречу выступила римская армия во главе с обоими консулами. Валерий командовал основной частью воинов, бывших пехотинцами, а Брут возглавлял конный авангард. Впереди этрусского войска тоже двигалась конница во главе с Аррунтом, сыном Тарквиния. Когда конные отряды врагов сблизились, Аррунт увидел Брута и загорелся гневом, с полным основанием считая его главным виновником своего изгнания. И Брут, увидев сына тирана, вспыхнул яростью. Оба всадника налетели друг на друга, и так велика была их взаимная ненависть, что они одновременно вонзили друг в друга копья, пробившие щиты. Пораженные копьями, они замертво упали у ног своих коней. После их поединка завязалась жестокая битва. Вейенты были разбиты и начали разбегаться, но тарквинийцы, наоборот, стали теснить римлян. Только наступившая ночь положила конец яростному сражению. Оба войска отошли, оставив на поле тысячи трупов. Внезапно из ближайшего леса раздался громовый голос лесного бога Сильвана. Он возвещал, что этрусков погибло на одного человека больше, чем римлян, и поэтому римлян надо считать победителями. Пораженные страхом, этруски отступили. А римское войско во главе с Валерием победоносно вернулось в город.
После возвращения победившей армии Валерий организовал пышные похороны павшего Брута. Матери семейств, почитая в Бруте всеобщего отца, отмечали траур целый год, как по своим мужьям и отцам. А о Валерии стали распространять нехорошие слухи. Говорили, что Брут после отречения Коллатина сразу же организовал выборы нового коллеги, а Валерий, воспользовавшись гибелью Брута, остался один во главе государства. В вину ему ставили и то, что его пышный дом превосходил размерами даже разрушенный царский дворец и, что самое главное, этот дом находится на вершине Велии и нависает над форумом, как бы господствуя над ним, так что в случае чего этот дом можно превратить в неприступную крепость. Поговаривали, что в дом консула с трудом можно добраться, что сам Валерий спускается в город окруженный пышной свитой, совсем как царь.
Узнав о подобных разговорах, Валерий не стал противопоставлять себя народу. Чтобы доказать ложность подозрений, будто он стремится к царской власти, да и вообще ставит себя над народом, он приказал разрушить дом на Велии и построить новый у самого подножия холма. А пока новый дом возводили, он жил в скромном жилище своих друзей. Сопровождавшим его ликторам он приказал вынуть из связок топоры в знак того, что он не собирается никого казнить, а во время движения по городу склонять связки перед народом. Все его решения народ принял весьма благосклонно. Валерий же этим не ограничился. Он провел несколько законов в пользу народа. По одному из них любой гражданин мог обратиться к народу с жалобой на консулов и других должностных лиц. По другому закону к смерти и конфискации имущества должен был приговариваться любой человек, пытающийся восстановить царскую власть в Риме. Им были проведены и другие законы, которые очень понравились толпе. В результате не только прекратились всякие слухи, порочащие Валерия, но и его самого в народе прозвали Публиколой (или Попликолой), что означало «Заботящийся о народе».[179] С тех пор это имя закрепилось за всеми его потомками. Проведя законы в жизнь, Валерий организовал выборы коллеги. Новым консулом был избран Спурий Лукреций, отец несчастной Лукреции. Но он вскоре умер, а на его место народ избрал Марка Горация Пульвилла.
К этому времени римляне, наконец, закончили строительство храма Юпитера Капитолийского, начатое еще Тарквинием Древним, остановленное Сервием Туллием и почти полностью завершенное Тарквинием Гордым. Консулы бросили жребий, кому надлежит освятить возведенный храм, а кому отправиться на очередную войну. Согласно жребию Валерий встал во главе армии, а Гораций, оставшись дома, двинулся к храму для его освящения. Валерий втайне негодовал, так как ему казалось более почетным освящать храм, чем воевать, ибо в войне он уже прославился. Сам он ничего не мог поделать, однако его брат Марк решил помочь Валерию. Когда Гораций, совершив все необходимые обряды, уже прикоснулся к двери и был готов произнести слова освящения, Марк, стоявший рядом, быстро сказал, что сын Горация умер в военном лагере. Смерть кого-либо из близких была знаком божественного неудовольствия, и такой человек не мог освящать храм. Но Гораций то ли не поверил Марку, то ли считал освящение главного храма города более важным, чем смерть собственного сына, невозмутимо заявил, чтобы труп бросили куда угодно, а печали сейчас нет места в его душе. Вскоре выяснилось, что известие о смерти молодого Горация было ложным. Храм в Капитолии был торжественно освящен.[180]
Война с Порсеной. Доблесть Горация Коклеса
После того как даже с помощью вейентов и тарквинийцев Тарквиний Гордый не сумел вернуться в Рим, он ушел в этрусский город Клузий. Царем Клузия был в то время Ларс Порсена, считавшийся тогда самым могущественным из этрусских владык. Порсена решил помочь Тарквинию и повел свою армию на Рим. При известии об этом Рим охватила паника. Консулы и сенаторы боялись, как бы в страхе перед могущественным этрусским царем низы городского населения не предпочли отказаться от свободы и выбрали рабство, только бы был мир. Чтобы успокоить людей, сенат и консулы организовали закупку хлеба, а дабы никто не стал спекулировать солью, всю соляную торговлю объявили делом государства. Кроме того, бедняков освободили от налогов и пошлин. Укрепив таким образом внутренний мир, консулы Публий Валерий Публикола и Тит Лукреций отправились на войну.
Война оказалась для римлян слишком тяжелой. Разбить своих врагов римляне не смогли. Более того, этрусские войска неуклонно продвигались к самому Риму. Они захватили Яникул на правом берегу Тибра. Теперь их отделяла от города только река, через которую был переброшен мост на сваях. Оба консула вышли с войсками навстречу врагу. В ожесточенной битве около моста и Валерий, и Лукреций были ранены, их с трудом вынесли из боя. Римляне совсем пали духом. Римские воины бросились бежать по мосту, спасая собственную жизнь. Казалось, еще немного, и этруски тоже перейдут через мост и ворвутся в город.
Среди римских воинов находился Гораций Коклес, племянник бывшего консула Горация. Коклесом, т. е. Одноглазым, он был прозван потому, что на одной из войн потерял глаз. Некоторые же утверждали, что у Горация оба глаза были целы, но нос был столь мал, что между глазами почти не оставалось промежутка, а брови так срослись, что казалось, будто у этого мужа всего один глаз. Гораций уже прославился силой и мужеством. Он принялся стыдить бегущих сограждан, уговаривая их остановиться. Когда это ему не удалось, Гораций стал заклинать их разрушить мост, ибо иначе враги тотчас ворвутся на Палатин и Капитолий, и римляне превратятся в рабов этрусков. Но бегущие с поля боя не слушали его. Только два знатных воина — Спурий Ларций и Тит Герминий — услышали отчаянный призыв Горация и встали рядом с ним. Когда стало ясно, что им одним не остановить натиск врага, Гораций приказал своим товарищам оставить его одного у начала моста, а самим немедленно начать разрушать его. Ларций и Герминий так и поступили.
Гораций смело вышел навстречу этрускам. Потрясая щитом, он призывал их, рабов, не думающих о своей свободе и пришедших отнять свободу у других, выйти на бой. Некоторое время этруски стояли неподвижно, пораженные доблестью отважного Горация. Но оцепенение быстро прошло, и в стоявшего Горация полетели копья. Тот умело отражал их своим щитом. Потом этруски двинулись на него толпой, и Гораций смело вступил в бой. Он уже изнемогал в неравном сражении, когда услышал за спиной треск и грохот рушащегося моста. Тогда Гораций обратился с молитвой к богу реки Тибра Тиберину и в полном вооружении бросился в реку. Вдогонку ему полетели копья и стрелы. О дальнейшей судьбе отважного воина рассказывают по-разному. Одни говорят, что Гораций был убит, другие — что ранен и остался после этого хромым, а третьи — что он целым и невредимым выплыл и присоединился к своим соратникам.
Римляне по достоинству оценили доблесть Горация. Ему была поставлена почетная статуя, напоминающая о героизме отважного воина. А те писатели, которые утверждали, что Гораций остался невредимым, прибавляли, что государство выделило ему участок земли такого размера, какой он мог опахать за один день, да и частные лица, отделив от своих земель, кто сколько мог, передали ее доблестному герою.
Подвиг Муция Сцеволы
Доблесть Горация на сей раз спасла Рим от захвата врагами. Но Порсена все еще стоял под стенами города. Не сумев захватить Рим штурмом, он приступил к осаде. Порсена выставил стражу на Яникуле и разбил свой лагерь на берегу Тибра. На самой реке он собрал суда, чтобы воспрепятствовать подвозу по ней продовольствия в город, а все окрестности наполнил своими воинами, которые так устрашающе действовали на население, что никто не решался ни прийти в Рим или привезти туда что-либо, ни выйти из города. Занимались этруски и грабежом римских окрестностей. Правда, когда грабежи стали уж слишком наглыми, Публикола, став вновь консулом, вместе со своим коллегой вывел войска из города и уничтожил большое число грабителей. Но осада Рима продолжалась и становилась все более жестокой.