ласился, и оба родителя назначили день свадьбы.
Незадолго до назначенного дня Прамадвара играла в лесу со своими подругами, и, резвясь, она не заметила змеи, которая, свернувшись кольцами, спала под деревом, и наступила на нее. Тотчас змея вонзила свои ядовитые зубы в ногу беззаботной Прамадвары, и, ужаленная, она упала на землю без признаков жизни. Но и мертвая, Прамадвара была прекрасна, она была еще прекрасней, чем прежде.
Стхулакеша нашел ее в лесу, неподвижно распростершуюся на земле, подобную сорванному цветку лилии. И другие отшельники и лесные жители пришли туда и горько рыдали над ее остывшим телом; а Руру, не в силах вынести скорби, ушел один в лесную чащу. Он бродил по лесу, гонимый теснящим душу горем, а сердце его оставалось рядом с бездыханной Прамадварой.
«О пресветлые боги, – взмолился Руру, – смерть забрала у меня невесту перед самой свадьбой; погибшая от укуса змеи, лежит она на земле. С юных лет я не уклонялся от стези долга. Неужели не заслужил я награду? Верните мне прекрасную Прамадвару, о всемогущие боги!»
Боги сжалились над горем Руру и послали к нему своего вестника.
«Напрасно ты жалуешься и плачешь, о Руру, – молвил ему небесный вестник. – У смертного лишь одна жизнь, и, если она отлетела, словами не поможешь горю. Но есть одно средство, определенное богами; если ты отважишься к нему прибегнуть, ты вернешь свою Прамадвару. Отдай ей половину своей жизни, и она воскреснет из мертвых!»
«О лучший из вестников неба, – ответил ему Руру, – я с радостью отдаю половину своей жизни Прамадваре. Да вернется она ко мне любящей и прекрасной, как прежде!» И едва он вымолвил эти слова, возлюбленная его поднялась с земли, словно восставшая ото сна, к великой радости ее приемного отца, и Руру, и Прамати, и всех отшельников, и жителей леса. Бог Яма вернул жизнь невесте Руру, но жизнь самого сына Прамати отныне сокращена была наполовину.
В благоприятный день справили свадьбу Руру и Прамадвары, и они еще долго наслаждались жизнью, желая друг другу добра и счастья. Но, вернув себе любимую столь дорогой ценой, Руру с тон поры дал обет истреблять змей. И он убивал их с великой яростью всюду, где только видел.
Однажды он увидел в лесу неядовитого змея дундубха[189] и уже поднял тяжелую палку, чтобы убить его, но змей взмолился о пощаде. «За что ты хочешь умертвить меня, не причиняющего людям вреда? – молвил змей. – Ты не должен убивать безобидных дундубхов только за то, что они по виду и запаху сходны с ядовитыми гадами». И змей рассказал Руру, что некогда он был человеком, благочестивым мудрецом, и жил в лесной обители со своим другом-подвижником. Однажды он вздумал подшутить над другом и сделал змею из травы, чтобы его напугать. И тот так испугался, что лишился сознания, но, придя в себя, в гневе проклял глумливого друга: «Чтобы устрашить меня, ты сделал эту змею, лишенную яда; да превратишься же ты сам в лишенную яда змею!» Но потом, смягчившись, он добавил: «Когда ты встретишь добродетельного отшельника Руру, сына Прамати, ты избавишься от проклятия!»
И когда змей дундубха рассказал об этом Руру, проклятие спало с него, и он снова стал человеком. И он сказал Руру: «Оставь избиение змей, о благочестивый отшельник! Брахман не должен никого убивать; непричинение зла живым существам должно быть для него высшим законом. Послушай меня!» И Руру, убежденный словами мудреца, с того дня прекратил истребление змей.
38. Рождение божественных обезьян[190]
Некогда Брахма восседал в одиночестве на троне в своем чертоге на вершине горы Меру, погруженный в благочестивые размышления. И так глубоко сосредоточен был он в своих божественных думах, что от напряжения слезы выступили у него на глазах. И не успел он смахнуть слезу рукой на землю, как из нее возникла обезьяна. Брахма сказал явившемуся перед ним существу: «Ступай в тот близлежащий лес на вершине Меру, посещаемый небожителями. Живи там, питаясь плодами, листьями и кореньями, плодись и размножайся и будь всегда вблизи меня, дитя мое». И он нарек того прародителя обезьян Рикшараджа.
Рикшараджа поклонился до земли великому Брахме и молвил: «О Творец вселенной, я исполню все твои веления, и я никогда не отступлю от них, верь мне!» И он ушел в указанный ему лес, изобилующий сладкими кореньями и плодами.
Там он прожил многие годы, следуя велениям Брахмы. Только потомства не было у него, лишенного супруги. Но вот однажды, скитаясь по тому лесу, Рикшараджа, томимый жаждой, набрел на озеро, полное чистой, прозрачной воды. Наклонившись, чтобы напиться, Рикшараджа увидел в воде свое отражение. При виде обезьяны, глядящей на него из воды, он пришел в ярость. «Я сокрушу эту тварь, враждебно взирающую на меня!» – вскричал Рикшараджа и прыгнул в озеро.
Никого не обнаружив в воде, он вылез обратно на берег; но вылез он из того озера уже другим существом. Он прыгнул в воду самцом, а вышел оттуда самкой – красавицей, чарующей взоры и сердца, со стройным станом, черными бровями и вьющимися локонами, с высокой упругой грудью и широкими округлыми бедрами. Вся окрестность лесная озарилась ее красотою, волнующей душу, и от нее нельзя было отвести глаз.
В ту пору проходил той дорогой Индра, повелитель богов, возвращавшийся в свой чертог после поклонения Брахме. И тем же путем в то же самое время шествовал Сурья, блистательный бог солнца. В один и тот же миг оба узрели красавицу на берегу лесного озера; и в сердцах обоих родилась страсть. Твердость мысли их поколебалась; и они оба устремились к ней.
И от обоих богов она родила тотчас же двоих могучих сыновей, сын Индры родился у нее из волос; и потому он получил имя Валин, волосатый. Сын же Сурьи появился у нее из шеи; и он был назван Сугрива, Прекрасногривый[191].
И как только Индра и Сурья покинули тот лес и вознеслись на небо, Рикшараджа снова обрел свою мужскую природу. А сыновья его, для которых он был и отцом и матерью, выросли и стали могущественными и отважными обезьяньими вождями. Рикшараджа явился с ними к Брахме, и тот, довольный обезьяньим потомством, радушно принял их и обласкал. Он подарил им прекрасный город Кишкиндху, воздвигнутый по его велению в южной стране божественным зодчим Вишвакарманом. В том городе поселились тысячи обезьян; и царем их Брахма поставил Рикшараджу.
39. Детство Ханумана[192]
Одним из вождей обезьяньего племени был Кесари, владевший обширным лесом на горе Меру. Женой его была прекрасная Анджана; некогда она была небесной девой, апсарой, но за некое прегрешение боги прокляли ее, и из апсары она стала знатной обезьяной, супругой обезьяньего вождя.
Она любила гулять по горным склонам, покрытым цветущими рощами, и вот однажды, когда она поднялась на вершину высокой горы, ветер ласково повеял на нее и приподнял край ее одежды. И, узрев то, что скрывалось под ее одеждами, бог ветра Ваю был очарован ее красотой и не в силах был противоборствовать соблазну. Он заключил красавицу в свои объятья; она же вскричала в смятении: «Чья нечестивая страсть оскорбляет меня, жену, верную супружеским обетам?» Тогда Ветер шепнул на ухо Анджане: «Не тревожься, красавица, моя любовь не принесет тебе вреда. Могучего и мудрого сына я дарую тебе, и будет он обладать чудесной способностью прыжком возноситься в небо, стремительный в полете, как его отец; и великой будет его слава в мире». И Анджана уступила богу ветра.
Когда она разрешилась от бремени, она оставила дитя на траве на лесной полянке и удалилась. Было раннее утро, и солнце всходило из-за гор. Новорожденный, проголодавшись, разразился громовым криком; голос его далеко разнесся окрест. Увидев красное солнце, младенец принял его за спелый плод и прянул высоко в небеса, простирая руки, чтобы сорвать его. И небожители пришли в изумление, наблюдая его полет. «Этот сын Ваю поистине летит так же быстро, как ветер, его отец, как мысль или как божественный Гаруда, и даже еще быстрее, – говорили они друг другу. – Если уже младенцем он являет такую прыть, что же будет, когда он вырастет и станет зрелым мужем?» А Ваю видя что его сын уже приближается к солнцу, стал овевать его холодным ветром, чтобы солнечные лучи не обожгли его юное тело. Поддерживаемый могучим ветром, младенец подлетел к Солнцу, оно же, видя рядом с собою проказливое дитя, бережно обошлось с ним и не стало сжигать его своими лучами, зная, что ему предстоит великое будущее.
А в то самое время, когда сын Ветра приближался к Солнцу, на то светило устремился и демон Раху, в очередной раз намереваясь проглотить его. Когда обезьяний детеныш подлетал к вершине солнечной колесницы, он задел в полете Раху, и демон затмений в смятении отступил, видя, что солнцем завладел уже кто-то другой.
Немедля он полетел к Индре, владыке небесного царства, и молвил ему возмущенно: «Искони определены мне в пищу солнце и луна! Почему же теперь ты отдал мою пищу кому-то другому? Когда я хотел сегодня поглотить ясное солнце, я увидел, что уже другой Раху завладел им!»
Хануман
Услышав это, Индра немедля воссел на своего слона Айравату, огромного, как гора Кайласа, и направился к солнцу, а Раху полетел впереди него. И вот снова Раху приблизился к солнцу, но, завидев неведомое ему существо, устрашился и спрятался за Индру и его слона. Но сын Ваю уже заметил демонскую голову – он принял ее за другой спелый плод. Оставив солнце, он прыгнул на Раху, стремясь схватить его; Раху же, перепуганный, кинулся прочь, взывая о помощи к Индре. «Не бойся, сейчас я убью его», – сказал ему Индра.
А обезьяний детеныш уже повернул на лету и бросился на слона Айравату, которого тоже принял за плод. Тогда Тысячеокий гневно взмахнул ваджрой и нанес удар летящему, как ветер, сыну Ваю. Пораженный тем страшным ударом, тот пал с небес на землю. В падении он сломал себе челюсть и жалобно заплакал, распростертый беспомощно на земле.