Равана сам двинулся тогда навстречу Арджуне, и они сошлись в единоборстве, как два могучих слона, сражающихся из-за слонихи. Они наносили друг другу страшные удары, от грома которых сотрясалась вселенная. Земной царь и царь ракшасов бились жестоко, поражая друг друга палицами и копьями, как дерущиеся быки поражают один другого рогами или слоны – бивнями; и ни один не хотел уступить другому, и оба сражались неутомимо, не ведая страха.
Наконец Арджуна, пылая гневом, нанес Раване сокрушительный удар в грудь своей палицей, и только дар Брахмы спас тогда Десятиглавого от гибели. Покачнувшись, царь ракшасов отступил на несколько шагов; слезы хлынули у него градом из глаз, и он тяжело опустился на землю.
Узрев поражение Раваны, сиддхи и чараны воспели хвалу Арджуне, сыну Критавирьи, и с небес на чело доблестного царя хайхаев низвергся дождь цветов[234]. Арджуна ринулся на ошеломленного Равану, как орел на змею, схватил и сковал его, как некогда Вишну сковал великого асура Бали. И повелитель хайхаев испустил торжествующий рык, словно тигр, вонзивший когти в оленя, и повлек своего пленника с поля боя. Видя своего царя плененным, ракшасы со страшными воплями устремились за Арджуной, словно морские волны на берег во время бури. «Отпусти его! Отпусти его! – кричали они – Остановись!» И они осыпали Арджуну сотнями стрел и копий. Но он отразил все их удары и рассеял войско ракшасов, как ветер рассеивает облака. И, вселив страх в сердца ночных демонов – ракшасов, он вернулся в свою столицу, влача за собою поверженного и связанного Равану.
Услышав о поражении и пленении своего внука, Пуластья поспешно отправился в Махишмати, столицу хайхаев. Когда он пришел в этот город, великолепием своих дворцов и храмов подобный небесному граду Амаравати, царь Арджуна, уведомленный своими слугами о его приближении, вышел ему навстречу из своих чертогов и с великими почестями принял благочестивого сына Брахмы. Склонившись перед божественным мудрецом, Арджуна предложил ему медвяное питье, корову и воду для омовения ног[235] и сказал: «О Владыка созданий, твой приход – великая честь для меня. Скажи, что я могу для тебя сделать! Мое царство, мои сыновья, мои жены и я сам – твои, повелевай нами!» Пуластья воздал хвалу благочестию и доблести царя хайхаев и сказал: «О лучший из царей, ты победил ныне моего внука в великой битве и пленил его и тем умножил свою славу. Отпусти же его теперь на свободу!» Выслушав слова Пуластьи, Арджуна повелел тотчас освободить Равану. Он поклялся перед огнем, что не питает больше вражды к царю ракшасов, предложил Раване свою дружбу и отпустил его домой с богатыми дарами. И успокоенный Пуластья вернулся в свою небесную обитель.
51. Битва раваны с царем Кишкиндхи
Поражение в битве с царем хайхаев и плен не смутили дерзкого внука Пуластьи. Отпущенный великодушным Арджуной на волю, он снова собрал свою рать и продолжал странствовать по свету в поисках новых противников и битв. Неустанно искал он встреч с царями и героями, прославленными силой и отвагой, и навязывал им единоборство ради умножения собственной славы.
Спустя некоторое время Равана пришел в Кишкиндху, город обезьян, расположенный в горной местности в южной стране. Весть о могуществе Валина, царя Кишкиндхи, уже давно достигла его слуха; и он пожелал сразиться с ним и измерить его отвагу. Брат Валина, благородный Сугрива, вышел навстречу Раване и объявил ему, что царя обезьян нет сейчас в Кишкиндхе. «Его нет здесь, единственного, кто может противостоять тебе. А кроме него, нет в обезьяньем царстве для тебя достойного противника, – сказал Сугрива. – Но скоро брат мой вернется из странствия по святым местам, тогда ты сможешь помериться с ним силами. Подожди его здесь, о ракшас. Ты видишь, – продолжал Сугрива, указывая на площадь перед царским дворцом, – там лежат кости тех, кто приходил сюда сразиться с могучим властителем Кишкиндхи. Даже если бы ты испил амриты, о Десятиглавый, ты не избежал бы их участи, встретившись с Валином в бою. Времени тебе хватило бы только бросить взгляд окрест, прежде чем проститься с жизнью. Но если ты торопишься расстаться с нею, о сын Вишраваса, поспеши к Южному океану, там ты узришь царя обезьян, предающегося исполнению благочестивых обетов».
Выслушав эти речи, Равана усмехнулся презрительно и, взойдя на свою чудесную колесницу, направил ее полет к Южному океану. Там, на морском берегу, он нашел Валина, блеском величия своего подобного восходящему солнцу, глубоко погруженного в размышления. Покинув колесницу, владыка ракшасов молча приблизился к нему, намереваясь схватить его прежде, чем он опомнится. Валин, однако, заметил его; но он не пошевелился, взирая на приближение Раваны, невозмутимый, как лев при виде зайца или Гаруда, завидевший приближение змеи. «Пусть подойдет ко мне этот злокозненный ракшас, – думал Валин. – Он изведает силу моих рук!»
И он повернулся к Раване спиною; спокойный и неподвижный, как горная вершина, он продолжал сидеть на берегу океана, но, как только царь ракшасов подошел к нему вплотную и уже готов был вцепиться в него, Валин внезапно бросился на Десятиглавого и сам схватил его. Он стиснул Равану в своих могучих объятиях так, что ракшас не мог пошевелить ни одним членом, сунул его себе под мышку и взвился вместе с ним в поднебесье. В полете, унося властителя ночных демонов, Валин, непобедимый сын Индры, сжимал врага рукой со всею силой, не давая ему вздохнуть, и безжалостно терзал его своими острыми когтями.
Советники и приближенные Раваны, сопровождавшие его в пути к Южному океану, едва не лишились чувств от изумления и страха, видя, как божественная обезьяна уносит по воздуху их государя. Оправившись от замешательства, они устремились в небо вслед за Валином в надежде выручить своего повелителя из плена; и окруженный ими царь обезьян блистал на небе над Южным океаном, как солнце среди облаков. Но, как бурный ветер разгоняет тучи, так рассеял Валин ракшасов могучими ударами своих рук и ног. Затем он, как Гаруда, уносящий в когтях змею, поднялся в небе еще выше со своею добычей, и даже птицы не могли достигнуть высоты его полета.
От Южного океана Валин полетел к Западному, не выпуская Равану из рук и не переставая читать заклинания и молитвы ради исполнения своих обетов, а оттуда направился на север и тысячи йоджан пролетел над Северным океаном, сосредоточив мысли свои на всем священном и божественном, а потом полетел на Восток и, над Восточным океаном завершив благочестивые обеты свои, возвратился наконец в Кишкиндху. Когда он приземлился вместе со своим пленником в садах Кишкиндхи, он был немало утомлен трудным полетом, но он смеялся весело, глядя на Равану, и все повторял: «Откуда взялся ты, ракшас?» А Равана, сам изумленный случившимся, только мигал глазами и не мог произнести ни слова. Наконец, придя в себя, он назвал себя Валину и сказал: «О владыка обезьян, я привел к Южному океану, чтобы помериться с тобою силами в единоборстве, но ты одолел меня и пленил; как орел ничтожного зверька, ты нес меня над океаном. Кто, кроме тебя, способен был бы совершить подобный подвиг? Только ветер, мысль или Гаруда могли бы состязаться с тобой в скорости полета! Поистине, ты доказал мне свою мощь, и теперь, о царственный вождь обезьян, я хочу заключить с тобою союз, я желаю, чтобы ты стал навсегда моим другом. Да будет отныне все у нас общее – жены и дети, царства и сокровища, удовольствия, пища и одежда. Поклянемся же в вечной дружбе перед священным огнем!»
Тогда оба они, Равана и Валин, обняли друг друга и произнесли клятву перед огнем. И, держась за руки, они вступили в город Кишкиндху, как два могучих льва входят в пещеру. В столице обезьян Равана провел месяц почетным гостем царя Валина, а потом с советниками своими возвратился на Ланку.
Через много лет после гибели Валина был нарушен мир между ракшасами и обезьянами; царь Сугрива и мудрый советник его Хануман привели свои войска на Ланку, чтобы помочь отважному Раме вернуть похищенную владыкой ракшасов прекрасную Ситу. О каре, постигшей наконец нечестивого Равану, и о гибели его от руки Рамы, в ком воплотился бог Вишну, поведал миру в своей «Рамаяне» мудрый Вальмики[236], первый поэт на земле.
52. Сказание о царе Вене и сыне его притху[237]
У царя Анги из рода Дхрувы был единственный сын по имени Вена. А мать Вены – Сунитха – была дочерью Смерти, отдавшей ее царю Анге в жены. С материнской стороны унаследовал Вена дурной нрав и непомерную гордыню. Когда после кончины отца его провозгласили государем, он пошел войной на соседние страны и, покорив их и возвысившись среди других земных властителей, он возгордился еще больше. И он запретил жрецам в своем царстве приносить жертвы богам и объявил повсюду, что отныне никто из его подданных не смеет почитать их, молиться им и восхвалять их в гимнах, и что брахманам не будут больше приноситься дары ни серебром, ни златом.
«Только я достоин, – говорил надменный Вена, – величаний и славословий, только мне подобает принимать дары и жертвы. Боги возвещают свою волю моими, царскими, устами – я на земле их наместник».
И погасли огни на алтарях, на которых приносили жертвы богам, закрылись двери храмов; брахманы впали в нужду в царстве Вены, и не стало в нем прежнего благочестия и порядка.
Однажды брахманы пришли к царскому двору и обратились со смиренной просьбой к Вене, своему государю. «Позволь нам, великий царь, – молвили они, – совершать обряды в честь всемогущего Вишну, позволь нам приносить ему жертвы и принимать в дар от благочестивых людей пищу и одежду; тогда вновь установится порядок в твоем царстве и дни твои будут безмятежны. Повсюду, где чтут всеблагого Вишну, люди живут беззаботно и счастливо и благоденствуют правители этих стран».
Но не смогли они склонить к благочестию высокомерного Вену. «Кто он такой, этот Вишну, которого вы величаете всеблагим и всемогущим? – такими словами отвечал он брахманам. – Я не знаю его. Кто на земле для вас может быть выше вашего государя? Вы должны мне повиноваться, как преданная жена повинуется супругу. Все мои веления священны для вас и должны исполняться безропотно и повсеместно!»