Выслушав рассказ Ришьяшринги, отец, встревоженный, отвечал ему; «О сын мой, злые бесы бродят по лесам в прекрасном обличье! Они только о том и мечтают, чтобы совратить подвижника с праведного пути! То был ракшас, Ришьяшринга, задумавший нарушить твои обеты; с ракшасами не надо иметь никакого дела, не надо ни смотреть на них, ни вступать с ними в разговоры – не доверяй им! И тебе, отрешившемуся от мира, не подобает украшать себя венками и ожерельями».
Повелев сыну впредь не пускать никого в пределы обители, Вибхиндака отправился в лес искать ракшаса, смутившего покой Ришьяшринги. Три дня он ходил по окрестному лесу, но поиски его были тщетны, и он вернулся в обитель. Но когда в другой раз Вибхиндака ушел в лес собирать плоды и коренья, чудесный гость пришел в обитель снова. И едва Ришьяшринга увидел царевну, он бросился ей навстречу, охваченный радостью, и сказал: «Поспешим скорее в твою обитель, пока отец мой не вернулся из леса!»
Шанта привела Ришьяшрингу к своей плавучей хижине, и они взошли на плот, украшенный ветвями и цветами. И пока они разговаривали, плот отчалил от берега и поплыл к столице Ломапады.
Когда они прибыли туда, радостный царь ангов принял Ришьяшрингу с великим почетом и ввел его во внутренние покои своего дворца. И едва сын Вибхиндаки переступил порог дворца Ломапады, как хлынул дождь, обильный и плодоносный, и напоил земли и наполнил водоемы страны ангов. Царь Ломапада, довольный исполнением своих желаний, пышно отпраздновал свадьбу своей приемной дочери Шанты с Ришьяшрингой. А чтобы Вибхиндака не гневался на него за похищение сына, царь решил богато одарить и своего зятя, и его отца. Своим подданным, пасшим стада по всему пути от лесов, где стояла обитель отшельника, до царской столицы, Ломапада повелел оказывать Вибхиндаке, едва они его увидят, царские почести и говорить ему, что и земли их, и стада, и сами они принадлежат Ришьяшринге.
И все исполнилось так, как предусмотрел Ломапада. Когда Вибхиндака вернулся из леса и не нашел в обители сына, его охватил великий гнев. Он догадался, что Ришьяшрингу увезли в царство Ломапады, и отправился туда, во гневе готовый испепелить властелина рангов и его столицу. Но по дороге в столицу ангов люди на пастбищах и в пастушьих хижинах встречали Вибхиндаку с великим почетом, как знатного владыку. Пастухи, отвечая на его вопросы, говорили, что и скот, и земли, и они сами принадлежат царскому зятю Ришьяшринге. Гнев Вибхиндаки понемногу стихал, и, когда отшельник добрался до столицы и Ломапада с почестями встретил его у городских ворот и щедро одарил его, Вибхиндака примирился с тем, что произошло. Но, покидая столицу ангов, он сказал Ришьяшринге: «О сын мой! Когда ты исполнишь все просьбы Ломапады и у тебя родится сын, возвращайся без промедления в нашу лесную пустынь!»
Ришьяшринга так и поступил. Но впоследствии он склонился на просьбы царя Айодхьи, благочестивого Дашаратхи, родного отца его жены Шанты, и стал у него верховным жрецом. Он совершил жертвоприношение, чтобы у царя появилось мужское потомство, и у Дашаратхи родился могучий сын – великий Рама, победитель ракшасов.
64. Сказание о царе Сомаке и сыне его Джанту[299]
Был в стране панчалов[300] славный царь по имени Сомака, отпрыск Лунного рода. У него было сто жен, и все они были беззаветно преданы государю. Царь очень хотел иметь сыновей, но проходили годы, а жены его оставались бездетными. И вот, когда царь Сомака уже состарился, одна из жен наконец родила ему сына, и давнее желание государя панчалов исполнилось. Царевичу дали имя Джанту, и мальчик рос, нежно любимый всеми женами Сомаки. Они всячески заботились о Джанту, с радостью исполняли каждое его желание, и дни юного царевича протекали в забавах и удовольствиях.
Как-то раз царского сына укусил в бедро муравей, и Джанту громко вскрикнул от боли. Все жены государя взволновались, окружили царевича и запричитали; и великий шум поднялся во дворце. Когда царю Сомаке доложили, что муравей укусил его сына, он в волнении и испуге поспешил со всеми своими советниками в женские покои. Но оказалось, что с Джанту не случилось ничего страшного, и боль у него уже прошла без следа. Тогда Сомака вернулся к делам царского совета, сетуя на горькую судьбу отца, у которого всего один сын.
«Уж лучше бы быть мне совсем бездетным, – сказал Сомака своим советникам. – Когда у тебя всего один сын, тревога о нем постоянно давит на сердце – ведь страшно его потерять. Всю жизнь я стремился иметь много сыновей. Жены мои все здоровы и желают потомства, и все они, кроме одной, остались бездетны. Только одного сына они подарили мне к старости. Печальна судьба государя, вступившего в преклонные годы, но не имеющего многочисленного потомства; а ведь и жены мои становятся с каждым годом все старше. Неужели нет средства избавить меня от этой печали? Я готов на любые испытания ради того, чтобы каждая из моих жен принесла мне по сыну!»
На эти слова царский жрец, мудрый брахман, искушенный в науке обрядов, отвечал Сомаке, что средство такое существует. «Но оно жестоко и потребует от тебя великой силы духа и твердости, государь», – сказал жрец. Царь Сомака, согласный на все ради обретения потомства, повелел брахману открыть ему это средство.
Тогда брахман сказал: «О государь, ты должен принести в жертву Джанту, твоего первого и пока единственного сына, и если ты сделаешь это, жены принесут тебе спустя некоторое время сто других сыновей, прекрасных и отважных. В тот час, когда пламя жертвенного костра охватит тело Джанту и жены твои вдохнут дым жертвоприношения, они почувствуют тяжесть в теле; и каждая из них родит тебе по сыну. А первенец твой Джанту обретет новое рождение в чреве своей матери; ты узнаешь его по золотой родинке на спине».
Так велико было желание царя Сомаки иметь многочисленное потомство, что он дал согласие принести Джанту в жертву. Верховный жрец приказал брахманам развести огонь на алтаре и приготовить утварь для жертвенного обряда. Потом он отправился на женскую половину дворца за Джанту.
Когда жены царя узнали о готовящемся жертвоприношении, скорбь, ужас и жалость охватили их; они толпой окружили Джанту, не хотели отдавать его суровому жрецу. Но тот силой вырвал царевича из рук рыдающих женщин, привел его к алтарю и принес в жертву, творя заклинания.
И, как предсказал жрец, когда жены царя Сомаки вдохнули дым жертвенного костра, они почувствовали в теле неведомую им раньше тяжесть; и через десять месяцев каждая из них родила царю по сыну. И Джанту снова родился у своей матери, как было предсказано, и он почитался среди сыновей Сомаки самым старшим, и жены государя любили его, как и прежнего Джанту.
Спустя некоторое время жрец, принесший в жертву юного Джанту, умер. А вскоре после того расстался с жизнью и престарелый царь Сомака. После смерти царь, направляясь в небесное царство Индры, проходил через страшные владения Ямы. Там он увидел своего верховного жреца, который горел в пламени неугасимого костра и корчился в нестерпимых муках. Царь Сомака узнал от него, что он терпит эту кару за то, что принес в жертву царевича Джанту. Тогда Сомака пожелал разделить с ним его муки, ибо почел несправедливым, чтобы за общую их вину расплачивался один брахман. И царь и брахман оба горели в пламени костра в обители Ямы, пока не очистились от прегрешений. Тогда Царь справедливости отпустил их обоих в небесные пределы.
65. Сказание о царе Ушинаре[301]
В давние времена жил на земле могучий царь Ушинара из рода Ану. Слава о его благочестии разносилась повсюду, и люди говорили, что могуществом праведности своей он превосходит самого владыку небес Индру. И вот однажды боги Индра и Агни решили убедиться сами, правду ли рассказывают о царе Ушинаре. Индра обернулся соколом, Агни – голубем, и в птичьем облике оба появились перед царским дворцом. Голубь, будто спасаясь от сокола, бросился в ноги царю Ушинаре и просил его о защите. Сокол же обратился к Ушинаре с такими словами: «Все на земле считают тебя справедливым и праведным, государь. Рассуди же нас по закону. Меня давно мучит голод. Ведь не станешь же ты отнимать у меня пищу, предназначенную мне от века самим Творцом вселенной? Неужели из жалости к голубю ты обречешь меня на голодную смерть? Или ты станешь спасать эту птицу ради славы добросердного и сострадательного государя?»
Ушинара ответил ему: «Эта малая птица вся дрожит от страха перед твоими острыми когтями и твоим алчным клювом. Она пришла ко мне за защитой и спасением, и мой долг оградить ее от тебя и сохранить ей жизнь».
Тогда сокол сказал Ушинаре: «О великий царь, разве не ведомо тебе, что только пища поддерживает и сохраняет нам жизнь? Даже человек не может сохранить себе жизнь, если у него не будет пищи. Всякое живое существо без пищи гибнет. И если ты лишишь меня моей законной пищи, ты отнимешь у меня жизнь. Голубя ты спасешь, но меня ты погубишь. Если тебя, государь, лишить твоей пищи, жизнь покинет тебя и ты не сможешь защитить от гибели ни своих подданных, ни эту трусливую птицу. А если я погибну, лишенный моей добычи, вслед за мной погибнут от голода и моя жена, и мои малые дети. И все мы умрем ради одного этого голубя. Тогда на праведную душу твою ляжет великий грех. Так всегда бывает в мире – то, что для одного становится благом, другому приносит несчастье и оборачивается неправедным и греховным поступком. Чтобы не ошибиться, следует хорошо поразмыслить, какое деяние принесет больше блага. Что лучше – спасти многих, принеся одного в жертву, или спасти жизнь одному и обречь на погибель многих?»
Удивленный этой разумной речью птицы, Ушинара сказал: «О мудрый сокол! Ты рассуждаешь так умно, словно ты Гаруда, царь пернатых. И я не посмею сказать, что тебе не ведомы пути закона. Но ты можешь утолить голод, поискав себе другую пищу и не требуя, чтобы я выдал птицу, которая в страхе за свою жизнь ищет у меня защиты. Я наделю тебя пищей лучшей, чем этот маленький голубь. Хочешь, я прикажу дать тебе мяса буйвола, кабана или оленя?» Сокол ответил Ушинаре: «Нет, великий государь, мне не нужно ни кабана, пи буйвола, ни оленя. Отдай мне голубя. Само небо послало его сегодня мне и моим детям. Голуби – пища, определенная нам от века».