Вскоре они увидели новую Большую землю, и старший из них сказал остальным: «Внимательно следите за тем, чтобы тюленья кровь не попала на землю; иначе он никогда больше не увидит своего дома». Они подплыли достаточно близко, чтобы слышать происходящее на берегу, и услышали: люди кричали, что, наверное, поймали дельфина; на это спасители отвечали, что просто везут своего старого ангакока. Когда его внесли в дом, там зажгли все лампы. Сначала его положили обнаженным на пол и как следует укрыли; через некоторое время он вновь обрел чувства и начал ходить. Вечером ему подали всевозможные угощения. Во время трапезы он заметил несчастного молодого человека; он был очень болен и лежал на лавке не вставая. Старейший из них сказал: «Очень печальная история с этим парнем; он быстро угасает. Осенью, когда он охотился на оленей, мы все пировали и жили в достатке; он с равным искусством подкарауливал оленей и бил белух; и даже в самый плохой сезон ему всегда сопутствовала удача; может быть, вы посмотрите его сегодня? С ним наверняка что-то не так, что-то мешает его выздоровлению». Он ответил, что с радостью сделает это; но, собираясь приступить к делу, он заметил, что тетя больного (т. е. ее душа или дух, ведь она была колдуньей) приблизилась к нему и хотела до него дотронуться. Увидев это, он сказал: «Дело несложное, и я займусь им завтра». Когда на следующий день вечером он начал вызывать духов, то увидел, что женщина подошла к больному юноше еще ближе. Тогда он сказал: «В искусстве своем я должен говорить правду; больному вредит вон та женщина». Все воскликнули в один голос: «Уберите ее, сейчас же уберите ее прочь». Но Атаитсяк возразил: «Сначала я должен расспросить ее». Тогда подлая женщина объяснила: «Когда бы он ни возвращался с охоты, он всегда снабжал меня в избытке всяческим добром; но в последний раз, когда он выходил на охоту, то не дал мне ни кусочка – и это при том, что он добыл и оленя, и дельфинов, и ожидания у меня были самые радужные. С того дня я решила наложить на него проклятие и иссушить его; если бы не ты, я сейчас дотронулась бы до него». Атаитсяк обернулся к остальным со словами: «Если вы действительно хотите, чтобы этот молодой человек поправился, я должен убить ее; но будьте внимательны и крепко держите гарпунные ремни». Он собирался ударить ее, но, пока она на него смотрела, не мог ее одолеть. Однако, как только она отвернулась к стене, он бросился на нее. Раздался громкий треск; но она, как оказалось, внимательно наблюдала за ним; заметив его движение, она бросилась вниз и ушла под пол, и гарпун вонзился ей всего лишь в ступню. Она продолжала тянуть линь вниз, за собой, и мужчины всей своей силой были не в состоянии остановить ее. Один за другим они отпускали ремень, и в конце концов его удерживал всего один человек, когда, к счастью, на помощь подоспел Атаитсяк. Он схватил кусок кости, прочно привязал к нему ремень и остановил ее. Через некоторое время он сказал: «А теперь идите посмотрите, как дела у его тетушки». Она жила неподалеку в маленьком домике. Они вернулись и рассказали, что она лежит на лавке с кровоточащей ступней. На следующее утро Атаитсяк вернулся домой, нагруженный подарками. Его семья еще не отчаялась увидеть его; все были уверены, что он вернется раньше, чем пройдет три дня.
Однажды, много позже, будучи в море в своих охотничьих угодьях, он заметил вдруг приближение множества каякеров. И первым среди них был тот больной юноша, которому Атаитсяк вернул здоровье. Он привез ангакоку множество даров и одновременно рассказал, что тетя его, старая подлая карга, умерла.
70. Силач с Уманака
На острове Уманак в заливе Изорток (в Южной Гренландии) жил, вместе с множеством других людей, один силач. Он повсюду славился своей необычайной силой, а кроме того, считался первоклассным охотником и искусным ангакоком. Он был не только главным кормильцем семьи, но и ангакоком всего стойбища. Вызывая духов, он обыкновенно сажал своего маленького сына на колено, чтобы учить его своему искусству. В осеннее время обычным людям в селении не везло с охотой у берега; но после зимнего солнцестояния ангакок имел обыкновение выходить в море в полном одиночестве и плавать вокруг. Добыв двух крупных тюленей, он, как правило, клал туши сверху на каяк – одну впереди, другую сзади, вместо того чтобы тянуть их за собой на буксире, – и надежно привязывал гарпунным линем. Солнце в своем путешествии по кругу не успевало еще перейти на запад, а он уже подплывал к берегу со своей добычей; после этого он, не теряя времени, приказывал женщинам приготовить грудинку. Когда еда была готова, мужчины садились за трапезу, и обычно ангакок начинал разговор словами: «Опять меня захватила снежная буря с севера». Это казалось очень странным, ведь на берегу погода стояла ясная и тихая, а далеко в море виднелась лишь крошечная туманная полоска. Будучи сам человеком редких достоинств, он и сына своего, естественно, хотел воспитать по таким же стандартам и тщательно тренировал во всем.
Когда сын вырос и стал взрослым, он тоже начал в любую погоду уходить на каяке далеко в море и возвращаться домой с крупными тюленями. С этого времени отец перестал беспокоиться о нем и иногда даже оставался дома, хотя был крепок здоровьем. Однажды в середине лета, когда стояли длинные дни, сын вышел в море один, а вечером отец напрасно дожидался его возвращения. На следующее утро с рассветом он пустился на поиски. Он был уже так далеко от берега, что южные острова казались туманной дымкой на горизонте, и вдруг услышал, как какой-то голос произнес: «Ээк!» Услышав этот странный голос – а он быстро понял, что он не принадлежит человеку, – он поспешно поплыл на юг, держа курс на солнце. Вскоре он услышал, как тот же голос прокричал: «Где?» – и остановился. Еще немного, и он заметил невдалеке громадный каяк; он подплыл ближе и обнаружил, что это каяриак (сказочный каякер). У великана каякера весло было всего с одной лопастью, и он энергично переносил его с одной стороны каяка на другую. Ангакок подплыл к нему сзади и обнаружил подвешенную с этой стороны руку сына. При виде этого зрелища он впал в такую ярость, что тут же метнул гарпун и убил великана каякера. После этого он вытащил гарпун, наконечник которого был длиной с полруки, и поплыл дальше, пока не услышал снова тот же странный оклик. Он ответил и поплыл дальше и вскоре встретил еще одного каякера; на корме его каяка висела вторая рука его сына. Он убил и его тоже, а затем уплыл так далеко в море, что самые высокие горы его земли почти пропали из вида. Там он снова услышал низкий грубый голос – принадлежал он еще одному великану каякеру, отцу первых двоих, уже убитых им. Погода стояла спокойная, с юго-запада накатывали крупные волны, поэтому он убрал свое весло в каяк, закрепил его накрепко ремнем и поплыл дальше, управляя только руками. Подплыв таким образом к великану, он обнаружил, что позади него на каяке лежит тело сына. Он не стал бросать в него гарпун; вместо этого он подплыл прямо к нему и зацепился веслом за крепежный ремень великана, удерживая таким образом свой каяк рядом с ним. Тот был несколько удивлен таким поведением; слышно было, как он воскликнул: «Где же те, кого я ищу?»; ангакок догадался, о ком идет речь. Они повернули к берегу и вскоре встретили один из каяков, плавающий кверху дном. Тогда ангакок спросил: «А ты не можешь оживить его?» – на что каяриак ответил: «Ну да, могу». Он поднял раненого и просто дотронулся до него – и снова вернул его к жизни. Затем они добрались до второго, и отец проделал с ним то же самое. Теперь их стало четверо, и ангакок продолжал: «Может быть, вы сделаете одолжение и вернете к жизни человека, тело которого лежит у вас здесь на каяке?» Остальные ответили: «Это можно сделать, если найти подходящее место, такое, где можно все правильно проделать». Они подплыли к большой льдине и высадились на нее; каяриак соединил отрезанные члены и оживил убитого. Тогда отец сказал: «Что же делать дальше? У него нет каяка. Нельзя ли одолжить у вас один из этих каяков?» – «Ну хорошо, возьмите каяк, но не забудьте сразу же вернуть его; кроме того, когда высадитесь на берег, не позволяйте никому смотреть на него».
После этого ангакок вернулся с сыном к берегу; каяк каяриака оказался так велик, что сын ушел в него до самых подмышек. Добравшись до берега, ангакок крикнул, что никто не должен заглядывать в большой каяк. Но один недоверчивый среди их соседей по стойбищу все же заглянул, и в результате у сына ангакока, который воспользовался этим каяком, отнялись ноги. Недоверчивого тоже отыскали неподалеку мертвым – он до смерти испугался чего-то, что увидел внутри большого каяка. Тем временем ангакок вернул каяк обратно великану, который стоял на льдине и дожидался его. Оба сына его сели в каяки, но отец остался ненадолго на льдине. Сначала он осмотрел внимательно весь горизонт, затем достал небольшую дудку, спрятанную в его каяке, и подул по очереди на все четыре стороны горизонта; только после этого уселся он в свой каяк. Когда ангакок покинул великанов, погода стояла ясная и тихая, но он едва успел отплыть, как поднялись тучи, небо затянулось и внезапно началась сильная буря. Ветер налетал со всех сторон, и ему еле удалось добраться до берега. Однако он неустрашимо греб вперед; и каяк у него был первоклассный, обшитый шкурами, соединенными вдоль. Когда буря утихла и в небе снова засияли звезды, впереди показалась возвышенная земля – он узнал Акилинек, берег напротив его собственного. На него снова обрушилась буря, но затем и она стихла. Он высадился на берег в самой южной точке нашей земли (мыс Фарвель) и в конце концов добрался до своего дома, где семья давно считала его мертвым.
71. Кигутикак, которого увезли китобои
(Эта занятная история, судя по всему, основана на реальном событии – одном из многочисленных актов насилия, совершенных первыми европейскими посетителями Гренландии. Если мы хотим правильно оценить эти отголоски реального рассказа Кигутикака по возвращении домой, мы должны принять во внимание несколько моментов. Во-первых, то, что европейцы-похитители относились к нему, скорее всего, как к любопытной диковинке и объекту шуток; во-вторых, как трудно было ему описать свои переживания и приключения соотечественникам, не видевшим в жизни ничего, кроме Гренландии; и, наконец, бесконечные поправки с целью локализации или адаптации текста, которые вносили в него позднейшие рассказчики. В конце концов история сделалась понятна всем в Гренландии просто как занятная сказка и уже не требовала дополнительных пояснений. С этой точки зрения рассказ является интересным и поучительным, поскольку знакомит не только с представлениями местных жителей, но и дает возможность проследить процесс развития и изменения сказаний.)